Сбежавших нет, собаки гарантируют. Они же находят и следы дикарей по пути от их стойбища. Теперь — туда, откуда они пришли. У этих австралийских дикарей принят принцип коллективной ответственности. Если чужаки убили своего, ищут не обязательно самого убийцу, а убивают первого же попавшегося из его общины. Личность значения не имеет, важна община, голова за голову, и не важно, чья. Вот вся их община и в ответе за своих браконьеров. Кто головой, кто свободой — это уж у кого какая личная судьба...
29 год до нашей эры, Рим.
— В честь Гая Юлия Цезаря и Марка Випсания Агриппы, спасителей отечества и кандидатов в консулы Республики на будущий год! — выкрикивал своей лужёной глоткой глашатай, шедший по арене впереди процессии, после чего воздух сотрясали трубачи.
Имя формального устроителя Игр, кандидата в курульные эдилы, тоже звучало, но кто его запоминал? Понятно же, что не он ведь на самом деле это представление даёт, а просто скромничают настоящие устроители, соблюдая букву закона. А отдувается за них в лектике позади глашатая и трубачей вот это подставное лицо. Чего его сейчас запоминать, когда перед выборами эдилов напомнят и будут настоятельно его рекомендовать, и будет он избран без обмана, поскольку порекомендуют — истинные устроители Игр и раздатчики хлеба для римского народа, пренебрегающих рекомендациями которых народ уж точно не поймёт и не одобрит. И неприятности обидчиков народных благодетелей ждут серьёзные, а кому они нужны? Так что не зря старается кандидат в эдилы, пускай и не запоминают его сейчас, но вспомнят в нужный момент.
— Аве, консулы! Идущие на смерть приветствуют вас! — да, приветствуют здесь, как положено, двух присутствующих на Играх текущих высших магистратов Республики, консула Секста Аппулея и консула-суффекта Потита Валерия Мессалу, сменившего Гая Юлия Цезаря на консульской должности до конца года.
И недосуг было Цезарю из-за египетской кампании, и поскромничал он, решив, что слишком уж зачастил он с ежегодными консульствами. Он же не диктатор, верно?
Сообразил, правда, не сразу, что пятое консульство и третье подряд — перебор, но ведь сообразил же? Вот и сложил с себя полномочия как скромный и честный человек, попросив избрать на его место консула-суффекта. А ему для войны с Антонием, а точнее — с Клеопатрой, поскольку формально война ей объявлена, а не коллеге-триумвиру, хватит и проконсульского империума. Ну и ведь хватило же? А теперь, завершив гражданские войны и войну с Египтом, наведя порядок в провинциях и отпраздновав один за другим три триумфа, став спасителем и отцом отечества, почему бы и не избраться с хорошим и заслуженным в недавних войнах человеком консулами на будущий год? Честно и законно, безо всякого давления на избирателей и уж точно без их подкупа. Вот, даже Игры не они дают с Агриппой, а кандидат в курульные эдилы. Формально-то он тем самым подкупает избирателей, но мелкой сошке это на первый раз простить можно. Закончились же войны? Ну так и к чему свирепствовать? Мягче надо быть и добрее к людям.
Бывший внучатый племянник Гая Юлия Цезаря Того Самого по линии матери, Гай Октавий Фурин, а ныне Гай Юлий Цезарь Октавиан, усыновлённый им по завещанию, вовсе не диктатор и не тиран. Ставящую его фактически над всеми законами государства священную неприкосновенность плебейского трибуна — пока без прав и полномочий этой должности — ему даровал сенат ещё за победу над Секстом Помпеем и избавление Рима от постоянной угрозы голода. Ведь до пятидесяти сестерциев за каждый модий пшеничного зерна цены в Риме доходили! Из года в год мятежник и пират не только своё сицилийское зерно придерживал, но и африканское перехватывал, пользуясь полным господством на море, и как тут прокормишь римский народ, когда этот грабитель дерёт за свой хлеб такие цены? И где деньги на выкуп земли для солдат у её владельцев взять, когда все они уходят в уплату за зерно для римской бедноты на Сицилию к Сексту Помпею? И разве Антоний спас Рим от этой напасти? Он спас, Цезарь-сын. И что такое для него, бывшего триумвмра с диктаторской властью, полномочия плебейского трибуна? Да, на уши ими Республику поставить можно, как показали прежние трибуны-демагоги, но он-то ведь не демагог? А империум проконсульский — сложил он его с себя после триумфов, и новый консульский получит только после избрания в будущем году. Какие уж тут диктатура и тирания?
— Октавиан — прямо сама скромность! — усмехнулась Мелисса, щёлкнув пару кадров компактным плёночным фотоаппаратом с обычной ложи под навесом, такой же, как и у них, где располагались оба кандидата с семьями, — И даже на приветствия толпы больше его Ливия Друзилла отвечает, чем он сам!
— Потише ты! — предостерёг жену Ларс, — Имена на всех языках звучат похоже, а Цезарь-сын очень не любит напоминаний о том, что он не родной сын, а приёмный. Он же у нас скромен, как и его приёмный отец, и вовсе не требует называть его ни Гаем Юлием Цезарем, ни даже Гаем Юлием. Ему достаточно просто Цезаря, — чета рассмеялась, — Даже привык и не обижается уже, когда его приёмного отца мы называем Цезарем Тем Самым, но вот его самого Цезарем Не Тем называть тоже не надо. Лучше или просто Цезарь, или Цезарь-сын, — они снова рассмеялись.
— Ну да, поскольку Цезарь Тот Самый официально признан богом, быть сыном бога тоже очень неплохо. Это уж точно не всякому дано. Тут его папаше мало было быть просто эпилептиком и повадиться на кинжалы падать двадцать три раза подряд. Тут ещё к пролёту кометы время своих падений надо было точно подгадать.
— Возможно, и сейчас ещё был бы жив и дееспособен, если бы тогда падать на кинжалы не повадился.
— И тогда всё сложилось бы иначе?
— Ну, не всё. Наследник на тот момент уже был выбран и в завещании упомянут. Старик постепенно провёл бы его через cursus honorum и где-то к этому времени вывел бы его в фактические соправители. Чтобы на Востоке дотопать до Индии, самого Александра догнав и переплюнув, это мне как-то сомнительно, но того конфуза Антония наверняка не случилось бы. Наверное, отжали бы у парфян всю Армению и выдавили бы контрибуцию. Царства-клиенты на Востоке там, где это возможно — это политика Цезаря, и Антоний тут ничего нового не придумал. Другое дело, что в их числе остался бы и Египет.
— И на троне фараонов Птолемей Цезарион? Вот мне интересно, как бы с этим Окт... тьфу, Цезарь-сын примирился?
— Как-то примирился бы. Цезарион не был бы объявлен царём царей, и острота проблемы была бы намного ниже. Собственная стервозная мамаша с этими её дурацкими монаршими амбициями на всю Лужу и дурь покорного ей полупьяного Антония обрекли парня на его незавидную судьбу.
— Лучше бы в самом деле в Индию смылся. Ведь мог же?
— Опять же, царские амбиции. Не дурак, но амбициозную натуру унаследовал по обеим линиям. Из самодержавных фараонов — в изгнанники-приживалы при каком-нибудь мелком индийском радже? Он предпочёл рискнуть в попытке сохранить египетский трон и закономерно погорел на этом. Опасно быть родным сыном бога в клиентах у приёмного.
— Да, особенно при этой театральщине с намёком на божественную генеалогию.
По арене как раз передвигался макет морского судна, а по бокам от него люди, колыхавшие над головами изображавшую морские волны ткань соответствующего цвета. Впереди девки в того же цвета одеяниях, в цветочных венках и с бубнами божественных нереид изображают, и на палубе что-то тоже явно сакральное и наверняка изображающее морское путешествие из Трои в Италию самого Энея, сына Венеры и родоначальника всех Юлиев-патрициев. И не беда, что макет — современной корбиты, а не судов тех троянских времён. Кто там из римских гегемонов разбирается в эволюции античного судостроения?
Никакой сюжетной связи, естественно, и с предстоящей травлей зверей, но тут уж деваться некуда, как и с шествием официального устроителя, как бы себя подающего перед избирателями, а теперь — прозрачный намёк на истинного устроителя, скромного и явно себя не афиширующего, так что намёк нужен такой, чтобы дошло и до самых тупых. А судя по слегка затянувшемуся путешествию макета и его сопровождения, там накладка какая-то у распорядителя Игр вышла, а перед публикой заминки недопустимы — на арене каждую минуту должно происходить что-то зрелищное и увлекательное для толпы. Явно по сигналу массовка под сине-зелёной тканью заколыхала её энергичнее, девки-нереиды в свои бубны заколотили чаще и сильнее, на палубе запели что-то героическое, и только под ней скрытые внутри тяжёлого корпуса бурлаки могли только катить его на скрытых в нём же колёсах, но не могли раскачать на матерчатых волнах, как раскачивалось бы настоящее морское судно при настоящем морском шторме. Но античный зритель приучен к театру и неизбежной для него условности, да и какая разница, если по сюжету мифа Эней так или иначе благополучно добрался до Италии, и кораблекрушение изображать не нужно?
Но вот наконец заминка у распорядителя Игр рассосалась, и по его знаку шторм на матерчатом море утих, а макет корбиты, закончив кружок по арене, покатился вместе со всем своим сопровождением к воротам на выходе. А во входные тем временем начали входить бестиарии. В узком смысле — не бойцы со зверями, которые венаторами, то бишь охотниками дразнятся, а дрессировщики с их помощниками. По программе представления первыми явно намечались схватки зверей между собой. Двое, судя по их начальственному виду, высококвалифицированные спецы, человека четыре на подхвате. Глашатай — не тот, который во главе шествия об устроителях горлопанил, а другой, цирковой — объявил бой редкого и особо страшного африканского буйвола со слоном. Гегемоны со средних рядов презрительно засвистели, но умолкли, когда на арену был выведен не привычный уже по прежним травлям североафриканский — бурый, размером с обычного домашнего быка и не очень большими рогами, а почти чёрный матёрый самец заметно крупнее с невиданным до сих пор в Риме размером рогов. Если слон не индийский, о чём уж наверняка было бы объявлено, а просто слон, то бишь обычный для Рима небольшой североафриканский, то и бой предстоял интересный, с возможностью разных вариантов исхода. Устроитель надежд публики не обманул — слон на арену был выведен обычный, лесной из Нумидии.
— Буйвол наш, капский? — сообразила Мелисса, пока обоих зверей проводили по кругу арены, дабы зрители могли разглядеть их и оценить их стати по достоинству.
— Да, из наших полудомашних стад в Керне, — ответил Ларс, — В этом году трёх в Мавританию пригнали и римлянам продали. Ну и сразу предупредили, что новые теперь будут только на следующий год и вряд ли больше пяти.
— Чтобы они прониклись и осознали, какой редкий эксклюзив им предлагается по смешной цене всего в три обычных буйвола?
— В три с половиной. Типа, сами себе представьте, в каких далях такие водятся, и каково их таких ловить и доставлять живыми и трезвыми за тридевять земель. Поэтому одного они сейчас жертвуют, а двух берегут до следующих Игр ближе к выборам. А ведь примелькаются же со временем, гегемоны привыкнут и обычных мелкорогих, которых им Карфаген и Египет поставляют, вообще будут освистывать как третьесортную подмену, а всерьёз будут воспринимать только наших. Ну так они у нас к тому времени размножатся до нормальных оптовых партий. Тогда будем и оптовую скидку делать до двойной цены.
Тем временем начался наконец и сам бой. Ни слон, ни буйвол вовсе не горели желанием драться, но их сковали вместе одной цепью, так что разойтись они не могли, а когда их начали подгонять горящими факелами и подкалывать копьями, пришли в ярость. Первым, как и следовало ожидать, рассвирепел буйвол. Начал он, конечно, не со слона, а с двуногих мучителей, и только натянувшаяся цепь спасла одного из них от верной гибели. Рывок цепи не понравился слону, и он дёрнул её на себя, буйвол в погоне за уколовшим его человеком описал полукруг, упустил его и в раздражении боднул слона рогом в ляжку, тот лягнул его, и буйвол полетел вверх тормашками, вызвав хохот половины зрителей, но затем поднялся на ноги и атаковал слона уже целенаправленно. Слон поднял хобот вверх, дабы не повредить его, и на пути буйвола оказались его бивни, тот притормозил и сделал попытку обойти сбоку, но цепь не позволила ему отойти на безопасное расстояние.
— Ошибка ценой в жизнь, — прокомментировала Мелисса, когда рассерженный слон атаковал сам, всадив оба бивня в бок буйволу и резко поддёрнув вверх так, что обе передние ноги буйвола оторвались от песка арены, — Вроде бы, матёрый и опытный.
— Он никогда не имел дела с лесными слонами, — пояснил муж, — Саванновый-то сначала пугает, надеясь на свои устрашающие размеры, а когда дело доходит уже до боя, бивни у него обычно стёртые и притупленные, а у молодого ещё и неполной длины. А тут, считай, размером с молодого, но бивни матёрого, длинные и острые. Вместо не опасной раны с неплохими шансами зайти сбоку и поквитаться за неё с лихвой, смертельную на своём манёвре схлопотал. А был бы сам полегче или слонопотам массивнее, так ещё же и взлетел бы в воздух всей тушей. Хотя, он и так, конечно, располосован достаточно, чтобы долго не мучиться понапрасну.
Слон, видимо, был того же мнения. Стряхнув с бивней то, что буквально только что было матёрым капским буйволом, дотаптывать уже поленился. А чего топтать, когда оно и так уже при последнем издыхании? Правда, навалить кучу — не на труп, а так, куда попало — не поленился. Судя по звуку, отскоку одного из помощников бестиариев сзади и хохоту зрителей-сенаторов из первого ряда, ещё и пёрднул от всей своей слоновьей души. В общем, пришёл в мирный настрой, подчинился своему бестиарию, дал снять с себя цепь и увести себя с арены. Труп буйвола уволакивали затем за ту же цепь все помощники с его бестиарием вместе. Это для слона капский буйвол не особо тяжёл, а для людей — если и не тонна весом, то уж всяко ближе к ней, чем к полутонне. Один так напрягся, под ноги себе не глядя, что в говно слоновое вступил — то-то опять смеху зрительского было.
— Не додумались, что ли, слоном же этим и вытащить, а потом уж только его от туши отцепить? — изумилась Мелисса, глядя на их потуги.
— Устроителям не нужно, чтобы рабы быстрее и легче вытащили с арены тушу, — пояснил ей Ларс, — Им нужно, чтобы зрители ещё раз оценили, насколько тяжёл, крепок и страшен по сравнению с обычными был при жизни именно этот буйвол. Впечатление на избирателей произведено? Значит, не на ветер деньги выброшены.
— Ими самими — уж точно не на ветер, а кое у кого и не выброшены. Ты только посмотри, из каких чаш они сами мороженым освежаются, а из какой — Ливия Друзилла! — жена протянула ему трубу.
— Ага, у мужиков обычные чаши из страусовых яиц, ну так им и нужно больше, а у неё — покомпактнее, чтобы скромнее выглядеть. Ведь заметь, могла бы прихватить и ту вазу из яйца эпиорниса, как на его египетском триумфе? Видимо, Цезарь-сын объяснил ей тогда, что так не делается в то время, как он сам борется с показушной роскошью нобилей и всадничества. Поэтому сейчас и бижутерией роскошной не так увешана, и чаша у неё не такого размера, а всего лишь из яйца австралийского эму, — они рассмеялись.
