— Шанг, ваш закон не то, чтобы плох, но он — несовершенен. Мааш не попался бы на своих пьянках, если бы боялся суровой кары за сам факт распития вина, и тогда мы бы вообще не знали об этом его пристрастии. Мы знаем о нём именно потому, что он не слишком боится спалиться на этом и не бережётся от палева очень уж тщательно.
— Так что же хорошего в том, что пьяница пьёт смело и не боится попасться на глаза окружающим в столь непотребном состоянии?
— Именно это и хорошо, Шанг. О нём окружающие знают, и его неустойчивость к выпивке, как и неспособность преодолеть соблазн, всем прекрасно известны. Вот ты сам захотел бы породниться с такой семейкой, в которой имеется такое вечно пьяное чудо?
— Конечно нет, почтенный! Этого мне ещё только не хватало!
— А как ты убережёшься от такой беды, если не будешь знать обо всей алкашне и в своей общине, и во всех соседних? Мы знаем всю нашу пьянь, и умные люди с такими не роднятся, а вы выявляете только самых невезучих из них, кто попадается, невзирая на все свои меры предосторожности. А кто не попался, у вас об его пьянстве никто не знает, и он у вас считается нормальным полноценным человеком. Вот породнишься ты с таким, не зная об его тайном пьянстве, а потом будешь допытываться у своего сельского жреца, за что боги могли покарать тебя пьющими внуками. А вот за то, что не знал, с кем стоит родниться, а с кем не стоит. А почему не знал? А вот как раз поэтому. Ну, тебе я этого не желаю, и дайте боги, чтобы и тебя мимо такой беды пронесло, и твоих друзей с хорошими знакомыми, и просто всех хороших людей. Но с вашими законами от этого, получается, не застрахован никто, хоть вы и боретесь с пьянством дружно все.
— То есть, за само опьянение вы не наказываете?
— Мы наказываем за преступления, если они совершены. Или за невыполнение обязанностей по работе и службе. Пьяный работник не может работать, пьяный солдат — нести службу. Мааш будет высечен не за то, что выпил, а за то, что напился до негодного к службе состояния. Если он напьётся так ещё раз, я буду ставить перед префектом вопрос об его увольнении со службы. Кто его после этого возьмёт на работу с такой репутацией, хрен его знает. Кто захочет породниться с его семейкой — тем более хрен его знает. И так у нас уже больше полутора столетий. Алкаши ещё есть, но уже очень мало, поскольку им у нас не так-то легко оставить после себя потомство.
— В доле от добычи ты Мааша будешь наказывать?
— Посмотрим по его дальнейшему поведению. Да и какая там добыча-то? Золото как твой народ не ценит и не собирает, так и эти. У сапотеков разве только начали ценить, но и для них главное сокровище — всё ещё нефрит. А здешние добывали золото только для торговли с нами, так что всё оно и так давно уже у наших.
— А вы нефрит не цените?
— Ну, если только в виде высокохудожественных ювелирных украшений. Но мы и инструменты имеем такие, что для наших ювелиров это вовсе не такой тяжкий труд, как для ваших. А сам материал — для вас он драгоценен из-за его дефицитности, поскольку он доставляется издалека, и носильщики тащат его на своём горбу. Но ты же представляешь, насколько дороже готовые изделия из него? Мы знаем о богатых месторождениях к югу от Юкатана, но нам даже завоёвывать их не нужно. В обмен на маленькие безделушки из трофеев мы получим оттуда много хорошего камня, из которого наделаем изделий легче и быстрее ваших мастеров. А точнее, ваши же их нам и наделают, получив инструменты от нас и научившись ими работать. А на них в устье тамошней реки выменяем такие глыбы, которых ваши и здешние и не видели никогда, поскольку их невозможно доставить к вам на спинах носильщиков. Ты представляешь, что можно будет наделать уже из них?
— И тогда вы просто скупите все окрестные страны безо всякой войны?
— Мы так и собирались. Если бы не эти недавние военные инциденты, мы бы и сюда с войной не пришли, а продвинулись бы к югу от вас до того моря, а к юго-востоку от Юкатана к устью той реки, а там уже и вышли бы к тем месторождениям. Нам-то что их вес, когда у нас есть и вьючные ишаки, и телеги? Пусть не сейчас, но лет через десять или двадцать скупили бы всю эту долину абсолютно мирным путём. Ты думаешь, среди верховных вождей и жрецов мало таких, кто за хорошую цену продаст и родину? А мы — купили бы. Зачем завоёвывать, когда есть на что честно купить, да ещё и не так уж дорого для нас? Нам это обошлось бы дешевле этого военного похода, а продавцы сберегли бы и свои сокровища, и полученные от нас. Или остались бы при своём, если бы сидели тихо в своих границах. Но дурачьё решило быкануть и теперь потеряет всё, поскольку теперь уж нам придётся завоёвывать всю эту долину. Если у сапотеков хватит ума не влазить в эту заваруху и не повторять ошибки этих, с ними ещё есть надежда провернуть дело так, как мы хотели здесь. Золото мы у них и выторговать можем за тот же трофейный нефрит, да и не столько его у них, чтобы из-за этого воевать.
— А майя?
— Юкатанские ещё беднее. Если сами не вздумают быковать против ваших или покорившихся нам прибрежных соплеменников, то долго ещё не будут нам интересны. У нас из-за этой войны продвижение к южному морю отложено через Теуантепек, которое для нас важнее. С этими разделаемся — к той задаче вернёмся, если сапотеки или майя в дурь не попрут и на себя не отвлекут. За морем на севере есть долина большой реки, где у нас тоже есть дела поважнее. А далеко на юге есть страна, где золота во много раз больше, чем у сапотеков, но куда распыляться, когда и здесь-то ещё стоим враскоряку?
9 год до нашей эры, Испания, Новый Тартесс.
— Так, Максимов, приподними-ка свой листок! Странно. Привстань-ка! Ничего не понимаю. Ну-ка, обе ладони покажи! — физичка обернулась к классу, — Вижу ведь, что списывает! Причём ведь — нагло, прямо на глазах! И ведь каждый экспресс-контроль одно и то же! Сама списывала и в школе, и в Корпусе, если честно, и не хуже вас знаю все ваши ученические уловки. Никто ещё до сих пор не мог списать на занятиях у меня. Максимов — первый за всё время моей работы в школе. Но откуда и как?! — на экспресс-контроль она вызывала к себе за стол с листком бумаги и карандашом, и все старшие классы знали, что у физички Астурды Кеменовой со шпор хрен спишешь.
— Не пойман — не вор, почтенная! — загалдел в ответ класс, кто улыбаясь, кто не менее её озадаченно, но столь же решительно вступаясь за своего.
— Я и не рассчитывала, что вы мне его сдадите, — усмехнулась училка, — Сама не стучала и стукачей никогда не любила. Но мне просто интересно! Вот как ты списываешь, Максимов? Зачёт — ставлю, на экзамене даже билет брать не будешь, четыре балла ставлю, на пять — поспрашиваю на своё усмотрение, но если не отвечаешь, свои четыре получишь всё равно. Все слыхали? Даю слово. Всё равно ведь списал бы. Теперь — колись.
— Турмс, ты же всё равно спишешь, а нам же всем ещё и на следующий год эти экспресс-контроли ей сдавать! — напомнил ему один из пацанов.
— Точно, Турмс, нас лучше всех научи! — попросила одна из девок.
— Да нет, не прокатит, — сокрушённо хмыкнул Турмс, — Если бы другой предмет, другое было бы дело, а физик — рано или поздно сообразит. Только они ведь тоже правы, почтенная. Нам ещё и Серговой на следующий год такие же экспресс-контроли сдавать по алгебре, и нам бы не надо, чтобы этот способ получил огласку среди учителей.
— Хорошо, даю слово, что никто из моих коллег по школе и Корпусу не узнает, только я сама. У меня просто профессиональный интерес, что тут ещё можно придумать.
— Так, давайте-ка все сюда поближе! — Турмс изобразил приглашающий жест обеими руками, — Суть приёма — в двойном листке и в законах оптики.
— Которую я вам буду читать только на следующий год? Но — да, тоже физика, а не паранормальщина, которую я уже было заподозрила. Думала, телепатией тебе кто-то из класса подсказывает, но это я уловила бы, да и не передаются так физические формулы. И как тут тебе помогает оптика?
— Так элементарно же, почтенная, — Турмс перевернул страницу листка и указал ей формулы в нижней части третьей страницы, — Вот она, моя шпора, — обступивший стол класс рассмеялся.
— Так-так! — Астурда пододвинула листок к себе, покачала головой, закрыла его, всмотрелась, — Но ведь всё равно же не видно, хоть я и не жалуюсь на зрение.
— А прижать? — Турмс снова пододвинул листок к себе, — Я же, когда пишу эту формулу, которую ты у меня спрашиваешь, то прижимаю верхнюю страницу к нижней, и если я это сделаю в том месте, где она у меня написана на нижней, то мне — просвечивает. Шпора — моя, писал — сам и недавно, и где у меня на ней что — помню хорошо.
— У тебя настолько острое зрение?
— Да не в этом дело, почтенная. Ты хоть и рядом со мной сидишь, но листок-то передо мной. Ты под пологим углом смотришь, я — почти под прямым, поэтому тебе и не видно, а мне — видно.
— Ну-ка, — физичка снова пододвинула к себе и начала надавливать на верхнюю страницу, прижимая поплотнее к нижней, — Ну да, вот так — просвечивает, но не настолько же чётко, чтобы безошибочно переписать, не зная ничего. Получается, что-то надо знать?
— Естественно. Это не для тех, кто не знал, да ещё и забыл, — класс рассмеялся, — Ну, второй закон Ньютона — формула короткая и простая, и чего там в ней не запомнишь? А вот, допустим, закон Кулона — букв хватает, да ещё и в два этажа, и некоторые из них такие кракозябры, что нигде больше и не встретишь, — класс снова рассмеялся, — Основные буквы я в нём помню, а вот где какая из них — допустим, подзабыл. Материала много, всё идеально не запомнишь. Вот с этим моя шпора поможет. Основные буквы я распознаю и напишу, где надо, а где что-то неразборчивое просвечивает, то чему же это и быть кроме тех греческих кракозябр?
— Ну, Максимов! — училка расхохоталась, — Мой муж учился на одном потоке с твоим отцом в Корпусе. Диталкон тоже, он говорил, был неистощим на выдумки, но вот о таком фокусе муж не рассказывал. Это ты сам придумал?
— Не совсем, почтенная. Дед говорил мне, что наш предок из отцов-основателей в той ещё прежней жизни пользовался этим приёмом, но сам ли предок его придумал или кто-то его ему научил, дед не знает. Но говорил, что именно поэтому предок долго бился над хорошей тонкой бумагой для ученических тетрадей. Ему и отцу это не понадобилось, не проводились при них такие экспресс-контроли.
— Да, это недавнее нововведение. А у твоего предка, значит, было в его прежней жизни, и он поэтому, получается, предвидел и подготовил для вас эту лазейку заранее?
— У нас в семье именно так и считают, хоть давно уже никто и не знает точно.
— Ну, что я могу сказать? Строго говоря, в таком применении это даже не совсем шпаргалка, — Астурда призадумалась, — Как минимум — на хорошую твёрдую тройку знать мой предмет для этого надо. Если мне с моего места просвечивать не будет, пользуйтесь у меня и на следующий год. Мужу — расскажу, но возьму с него слово о молчании об этом. Максимова благодарите с его предками за их изобретательность, предусмотрительность и хорошую родовую память. Ну и семейка! — она снова расхохоталась.
Всю перемену их класс переглядывался и посмеивался, с трудом удерживаясь от хвастовства перед параллельными и старшими классами — в конце урока договорились всем классом о том, что с этим обождут, дабы не позорить этим физичку, не разгадавшую суть нового приёма списывания, основанную на её же предмете. А следующим уроком у них была история отечества, которую в их элитной школе традиционно читал либо сам царь, как и бывало всегда на вводных уроках, либо его наследник и будущий царь, как это бывало в основном. Вот и сейчас урок вёл "сияющий" Ретоген, старший сын и наследник царствующего ныне Аргантония Третьего.
— Как вы знаете, ребята и девчата, наше государство всегда старалось по целому ряду причин быть не слишком заметным в греко-римском мире и не высовываться особо, дабы не привлекать к себе излишнего внимания без необходимости. Само его основание прошло для Рима как малозначительное событие даже по сравнению с провинциальными. Вот что пишет римский историк Тит Ливий в первой главе своей тридцать пятой книги о военной операции Сципиона Назики: "...(10) Преследуя беглецов, победители перебили до двенадцати тысяч человек, а пятьсот сорок, почти что одних только конников, взяли в плен. Было захвачено сто тридцать четыре знамени. Римское войско недосчиталось семидесяти трех человек. (11) Битва произошла близ города Илипы; туда и отвел Публий Корнелий победоносное войско, нагруженное добычей. Вся она была разложена перед городом, (12) чтобы каждый хозяин мог опознать свое имущество. Невостребованное отдали квестору для продажи, а вырученные деньги были распределены между воинами." И численность убитых лузитан завышена римлянами в разы, и потери римских союзников не упомянуты, а ведь они-то и понесли основные потери.
— А какие именно из союзников, сияющий? — спросил один из пацанов, — Наши испанские или италийские?
— Перехватила лузитан лёгкая конница турдетан и бастетан, но сражения с ними не завязала, а задержала их до подхода своей лёгкой пехоты, а затем уж и линейных войск самого Назики. Были, конечно, стычки при их первых попытках прорваться, но основную тяжесть сражения вынесли латинские и прочие италийские союзники Рима. И конечно, ни единого слова не сказано ни о причине необычного маршрута лузитанского набега в обход нашей линии укреплений на границе, ни о том, что дальнейший путь уходящим лузитанам преградили наши. Даже если бы лузитаны и прорвались у Илипы, далеко бы не ушли.
— Часть ведь ушла, и её отразили уже наши. Это Тит Ливий тоже скрывает?
— Было дело, Тордулов, и в нём твой предок отметился. Но сокрытие — не вина Тита Ливия. Он-то как раз известных ему событий не скрывает, даже если какие-то из них и не делают чести римлянам. Скрыли, скорее всего, его источники, а наши не настаивали на широком обнародовании. Кому полагалось знать, те знали, а важнее для наших было не это, а дальнейшие события. Вот что о них у Ливия: "(13) Вскоре же после той битвы с лузитанцами Миликон, предводитель союзных Риму турдетан Тинтоса, напал со своим войском на их страну и завоевал её сопредельную с нашей Дальней Испанией часть. (14) Сципион одобрил этот захват, а позднее сенат и народ Рима признали Миликона царём захваченной им страны и даровали ему союз и дружбу. (15) В то время турдетаны этого царства ещё не называли себя тартессийцами, как ныне, поскольку не был ещё построен ими новый Тартесс в устье Анаса, а свою столицу Миликон учредил в пунийском городке Оссонобе." О самом событии, как видите, совсем мало, а гораздо больше пояснений для современных римских читателей его труда, что речь о нашем государстве, ради чего Тит Ливий даже забежал немного вперёд. Позднее в сорок седьмой книге у него больше места уделено разбору в сенате просьб нашего посольства о флоте, чем нашей военной операции по захвату низовий Тага и Олисипо, а о наших предшествующих походах туда, которые и подготовили её успех, не упомянуто вовсе.
