— Ну, прохвост, это я тебе припомню! Фехтовать завтра со МНОЙ будешь! Все слыхали? Завтра Максимов фехтует со мной!— это было уже серьёзно. Центурион-инструктор Куик Тархов, прозванный ими Клещом — не просто язвительный трепач, а отменнейший фехтовальщик, против которого из всей их учебной центурии один только Гервас Бенатов и мог более-менее достойно выстоять. Ну, если сражаться честно, без биоэнергетических приёмов. Младший сын того самого гладиатора Тарха, что гонял на фехтовальной площадке самого деда Максима! Вот это вляпался! Судя по сочувственным взглядам остальных, их мнение было тем же...
— Так точно, центурион Куик! — раздался вдруг знакомый голос, — Завтра Максимов славненько тряхнёт стариной и разомнётся аж с самим тобой!
— Турмс?! Всё-таки успел! — Велтур опасался, что старший брат задержится с отплытием из Оссонобы из-за неожиданного для этого времени шторма, но Турмс есть Турмс — изыскал способ прибыть в срок.
— Ещё один Максимов! — прокомментировал центурион, — Замаксимили нам тут всю учебку! — полцентурии сложилось пополам от хохота, поскольку в параллельной центурии обучались ещё два Максимова — двоюродные братья, а в центуриях младшего курса — ещё один родной брат, хоть и неполнородный, и двоюродная сестра. Так это ведь только носители фамилии, а были же ещё и родственники по другим линиям!
— Это ещё не замаксимили, — отбрил его Турмс, — Это наши предки пока только примерились, а замаксимим уже мы! Я правильно говорю, Навия?
— Ну, уж постараемся! — ответила братова супружница, усмехаясь.
— Навия! Миликонова! Какими судьбами? — тут же окликнули её из бабьей центурии, и юнкера-парни прыснули в кулаки, увидев, как подобрался их грозный центурион, когда услыхал фамилию названной. Здесь не было просто однофамильцев, да и быть не могло, многие из весьма непростых семей, а Миликоновы — семейка особенно непростая...
— Привет, Астурда! — отзвалась Навия, — Только я уже год, как Максимова!
Тут уж юнкера грохнули со смеху открыто — уж очень ошарашен был их инструктор.
— Вольно! Разойдись! — рявкнул тот, опомнившись, и центурия с удовольствием расселась по скамьям, закуривая сигариллы, а несколько человек, у которых имелись складные подзорные трубы, достали их. Ведь зрелище предстояло занимательное — бабы вышли на огневой рубеж. Ещё интереснее было бы, конечно, понаблюдать за их борьбой, которую девки, как поговаривали, устраивали зачастую вообще голышом — то ли подобно спартанкам, то ли типа такие аккуратистки, чтоб одёжки не пачкать. Но такие тренировки здесь, в отличие от Спарты, проводились раздельно, так чтогубы юнкерам-парням пришлось закатать, довольствуясь лишь шутками на данную тему. Тем более, что и пытавшихся подглядывать эти бабьи турниры нещадно гоняли, и многие даже и не знали точно, правду ли вообще говорят об этих тренировках в "спартанском" стиле.
— Кстати, это хоть правда или выдумывают? — поинтересовался Велтур.
— Бывает, но не всегда, — ухмыльнулся Турмс, подмигивая Навии.
— Только когда жарко или очень пыльно, — пояснила та, улыбаясь, — Или когда с женихом тайком договоришься, чтоб показаться ему в лучшем виде...
— А разве пускают? Наших всех, кто пытался подглядеть, гоняли взашей.
— Так то ж — сблизи, из-за самых дверей. Труба на что? У меня же отличная труба. Помнишь, Навия, как мы с тобой встречались и договаривались? Ох и показала же ты мне тогда класс! С кем ты тогда так лихо за городом боролась? Не с Ликутовой? Нет, у неё, вроде, ляжки не такие мясистые...
— Так ты на кого тогда пялился — на меня или на неё?
— На обеих, естественно! Так кто это за такая роскошная блондинка была?
— Которая именно? Там две были, и я с обеими боролась...
— Ну эта, которая всё подножку тебе сделать пыталась, а ты ловко вывернулась и её опрокинула, да так, что она вверх тормашками, а груди так колыхнулись...
— Турмс, не учи подрастающее поколение разврату, хи-хи!
— Да разве ж это разврат? Развратом мы с тобой позже — уже в Оссонобе — занялись, когда я отучился, а ты на каникулы домой прибыла. А это — настоящий культурный досуг — ага, для страдающего сухостоем юнкера, гы-гы! Наводишь трубу и наблюдаешь это изумительнейшее зрелище — клянусь ляжками Венеры! Классные девчонки в костюме этой самой Венеры, но формами добрую половину тех хвалёных греческих венер превосходящие...
— Римских. У греков она — Афродита. Хотя — тебе, сластолюбцу, без разницы...
— Точно! Главное — формы и прочие натуральные достоинства, — подтвердил брат, усаживая жену на колени и хорошенько облапливая, — Короче, Велтур, делаешь так — договариваешься с зазнобой, занимаешь отдалённую, но удобную для обзора позицию и пялишься на её прекрасные формы и движения в хорошую подзорную трубу.
— Так я ж свою раскокал, — сокрушённо признался младший.
— Ну, это ты зря.
— Так я ж разве нарочно? Думаешь, ты один додумался, а другие нет? Сижу я, значится, поздно вечером на дереве напротив бабского корпуса. Навожу трубу на их купальню, и тут — редкостная удача! Прикинь, Тинка Пеликарова купаться пришла!
— Кто такая?
— Да гуанчка эта с Канар. Хоть и с младшего курса, но рослая, фигуристая — всё при ней. Раздевается, значит, в бассейн лезет, моется — ну, я поудобнее на суку устраиваюсь, а там — гвоздь! Прикинь, задницей на него напоролся — больно, млять! Чуть не звезданулся оттуда! Ну, сам-то на антиграве выровнялся, а вот трубу уронил, ну и раскокал. Вот какая сволочь этот грёбаный гвоздь туда вколотила?
— Пятый сук снизу, с хорошей такой развилкой? — самым невинным тоном поинтересовалась Навия.
— Ага, он самый — самое удобное место было, пока какая-то паскуда его не испохабила!
— Да это мы с Адорой Нируловой, хи-хи! Один урод, которого она перед тем отшила, её оттуда подглядел, а потом всей своей центурии рассказывал, какие у неё трусики — типа как доказательство, что был с ней близок. Ну, мы и позаботились, чтоб больше такого не происходило...
Дальше увлекательную беседу пришлось прервать, поскольку бабы открыли огонь. Их револьверы — того же типа, что и у парней — были у большинства из них покороткоствольнее, да ещё и с дульными тормозами, так что грохотали похлеще мужских. Да и зрелище, хоть и не борьба в спартанском стиле, стоило всё-же того, чтоб на него отвлечься. Бабы стреляли с обеих рук и с предварительным взводом курка, что не мешало многим мазать, и каждый промах сопровождался зачастую не только раздосадованным возгласом, но и притопыванием, а то и подпрыгиванием. Если учесть, что вся бабья центурия была в коротеньких эксомидах греческого стиля, то и тут было на что посмотреть! То подол у какой-нибудь одной задерётся, когда она отпрыгнет при выстреле соседки, то другая со смеху наклонится так, что и зад аппетитно выпятит, и верхние выпуклости наружу вывалятся, и судя по понимающим усмешкам Турмса и Навии, минимум половина делала это нарочно. Восторженный гвалт и свист со скамей, где сидели парни, иной раз заглушал даже грохот выстрелов. Результаты же их подавляющее большинство зрителей совершенно не интересовали.
— Нет, ну я понимаю, конечно, что мало приятного в боковой струе газов из дульного тормоза, но не до такой же степени! — прикололся Велтур, когда одна эффектная блондинка лузитанка при очередном выстреле отпрянула и дёрнулась так, что у неё съехала фибула с правого плеча, она наклонилась влево, и тогда съехала и левая, обнажив её достоинства и вызвав одобрительный гогот со скамей.
— Эта — явно нарочно, — хмыкнул Турмс, — Ликутова-младшая, кажется?
— Она самая, — подтвердила Навия, — Смазлива, этого не отнять, но что за манеры! Деревенщина деревенщиной!
— Ты, помнится, в своё время исполнила этот трюк куда тоньше и естественнее.
— Так ты разгадал?
— И даже помог тебе телекинезом, а то ты как-то не шибко...
— Охальник, хи-хи! — и молодая супружеская пара обнялась, отвлёкшись от окружающей обстановки.
— Ликутова снова "танец осы" исполняет, да ещё и в нашу сторону грудями трясёт, — сообщил им Велтур, — И Вагурова туда же — вон та гойкомитичка с Кубы.
— Эта — вообще обезьяна обезьяной, — охарактеризовала её Навия, имея в виду, конечно, поведение, — Этологию ведь все вместе изучают, знает ведь прекрасно, что известны парням все эти ужимки, всё на уроках разбирали — и всё равно, стоит только включиться инстинкту — всё изученное из обезьяньих мозгов вылетает напрочь...
— И перед кем это они, интересно, рисуются?
— Да перед такой же обезьяной, как и они сами. Кто ж ещё на такое клюнет?
— Ну, спасибо, сестрёнка, хе-хе! — донеслось сзади, — И в какие обезьяны ты меня зачислила? В макаки или в павианы?
— А, вот и наш царёныш наконец глаза продрал! — обернулся к нему Турмс, — Горазд ты дрыхнуть!
— Ну так это ж у тебя тут важные дела, а я — так, отдохнуть и покуролесить вдали от неусыпного отцовского надзора, — хохотнул Аргантоний, — Ведь останешься в Оссонобе — так отец обязательно к государственным делам припашет, а мне они все уже заранее надоели!
— Это он от женитьбы сбежал, — сдала его с потрохами Навия, — Отец его на Имельде Фабрициевой женить собрался, а он — с нами в Нетонис...
— Сбежишь тут! — возразил её брат, — Вернусь — опять за жабры возьмут! Нет, Имельда-то мне нравится, но я ещё не нагулялся!
При этой фразе две сопровождавших его сестру рабыни опасливо спрятались за хозяйку, особенно старшая, эффектная финикиянка.
— Не бойся, Элисса, у Аргантония достаточно наложниц, и с собой он привёз целых двух.
— Правильно, здесь — не взятый нами с боя Карфаген, хе-хе! — подтвердил тот, — Верно, Турмс? Это там мы были изголодавшейся по женскому телу солдатнёй, а тут — такие крали прямо сами на шею вешаются!
— Ещё бы, хи-хи! Целый царёныш!
— Навия, млять! Не будь ты уже замужней бабой — отвесил бы тебе сейчас, как в детстве, хорошего подзатыльника!
— За царёныша?
— По-твоему, этого мало? Нас слышат посторонние. Турмс вправе так со мной шутить — он, по крайней мере, был со мной на войне, а ты могла бы и помнить о достоинстве своей прежней семьи.
— Скажи ещё — о величии. Ты часом не перепутал Нетонис с Оссонобой?
— А велика ли разница?
— Точно, я и забыла — и на материке нашей великой семье мало что принадлежит кроме собственно дворца.
— Ага, поиздевайся мне ещё! Я не одобряю той авантюры дяди Рузира и всё понимаю, но и его чисто по человечески тоже могу понять. Царь называется — ничем в своём царстве не распоряжающийся! Нужно иметь терпение моего отца, чтобы спокойно довольствоваться подобным царствованием!
— Миликон Второй, во всяком случае, уверенно и благополучно царствует и имеет все шансы не только процарствовать все отпущенные ему судьбой годы, но и беспрепятственно передать свой трон по наследству некоему Аргантонию номер один, — утешил его Турмс.
— Да знаю я, знаю! Вместе ведь спецкурс тайной истории изучали! И про цезарей римских помню, и про Ивана этого вашего, который Страшный — всё помню. И про конституционную монархию всё понимаю и со всем согласен, но — довольно об этом! Мы тут в отпуске или нахрена? Давайте-ка лучше развлекаться! — отстрелявшиеся бабы как раз получили отмашку разойтись, и блондинистая лузитанка направилась прямо к ним, эффектно покачивая верхними и нижними выпуклостями одновременно.
Ещё на подходе она тщательно и методично обстреляла царёныша глазами и подкорректировала траекторию так, чтобы как бы невзначай, но наверняка задеть его бедром. Максимовы едва сдержали смех, когда блондинка при этом ещё и споткнулась — как раз так, чтобы Аргантонию пришлось её подхватить. Тот, естественно, сделал это с несколькими перехватами, дабы при этом "заодно" ощупать и её соблазнительные выпуклости...
— Ликутова! Зря стараешься — он уже просватан и помолвлен! — заложила брата Навия, — И невеста — из рода Тарквиниев.
— Ну, спасибо, сестрёнка! — буркнул Аргантоний, когда раздосадованная срывом радужных мечтаний лузитанка как-то сразу вдруг "вспомнила" о приличиях, — Родная кровь называется! Нет бы помочь родному брату и ветерану Третьей Пунической — пока ещё даже холостому, кстати — поразвлечься в этом цветнике, так ты ещё и палки в колёса вставляешь! Мало я тебе подзатыльников отвесил в детстве!
При упоминании Третьей Пунической старшая из рабынь — финикиянка Элисса, как раз из Карфагена и привезённая — фыркнула и поморщилась, а младшая, тоже смуглая брюнетка, но больше похожая на гречанку, ещё и недобро сверкнула глазами.
— Такую интрижку мне сорвала! — продолжал бушевать наследник тартесского престола, — Ведь она же САМА хотела! Где твоя совесть?!
— Это тебе за те подзатыльники! И за то, что беспутную Арсиною Турмсу сватал! А меня кому отдать собирались? Дикарю какому-нибудь для вас полезному?
— Я сватал? Это отец тогда так решил, и ты прекрасно об этом знаешь!
— А ты не помогал в переговорах?
— Попробовал бы я отказаться! Что ты, отца нашего не знаешь? И Арсиноя мне — родная сестра — полнородная, кстати. Как было не помогать в устройстве её судьбы?
— В ущерб интересам второсортной сестры? Вот за эту дискриминацию!
— Уймись, Навия, — урезонил её муж, — Всё ведь давно разрулилось. Да и не с Аргантония и даже не с твоего отца тогда началось — мой отец её мне сватал ещё задолго до моего совершеннолетия, а ты тогда вообще мелкая ещё была, и никто не знал, что из тебя вырастет. Но ведь переиграли же, когда я попросил — сам дед Максим ходил тогда к Миликону уговаривать его переменить уже принятое решение...
— Вот именно. Так это хорошо ещё, что у тебя такой авторитетный дед. А не было бы его?
— Есть ещё Тарквинии, которые всегда поддержат нас, как и мы их. Думаешь, твой отец отказал бы самому Ремду Фабрициеву?
— Точно! Откажешь вам с ними! Самая настоящая мафия! — вставил её брат.
— А у нас в семье не принято устраивать браки детей против их воли — и готовься к тому, что и наши с тобой дети будут сами выбирать себе пару. Вот, начиная с него, — и Турмс указал на живот жены, пока ещё практически незаметный.
— Вот, вот! Я и не сообразил как-то, а ведь всё как раз из-за этого! — хмыкнул Аргантоний, — Всё с тобой ясно!
— И что же это тебе ясно?
— Ну, ты ведь скоро уже не сможешь — ну, спать с Турмсом, и он будет спать с Элиссой, хе-хе!
— Ты слыхала, Элисса? Он на полном серьёзе полагает, что я ревную к тебе мужа! — и хозяйка с рабыней расхохотались, — С чего ты взял, Аргантоний?
— Ну, он же и её запросто обрюхатить может. Она ведь — огого! Зря мы с ним, что ли, в Карфагене из-за неё едва не повздорили? Я на его месте такую уж точно обрюхатил бы! Досталась бы тогда мне — уже бы моего карапуза нянчила!
— Успеет ещё! — усмехнулась его сестра, подавая одновременно успокаивающий знак финикиянке, — Только не от тебя, а от Турмса. Очереди только своей дождётся, как принято в роду.
— Это как?
— Первой рожаю я, законная жена, затем могут и наложницы. Второй, скорее всего, будет Суэла — её Турмсу на совершеннолетие отец подарил. А третьей — Элисса будет.
