— Уменьшить их количество, что мы и делаем. Например, когда пятнадцать лет назад в греческих городах на Востоке начались конфликты из-за уклонения греков-иудеев от выполнения общепринятых в их полисах военных и религиозных повинностей граждан, а Октавиан по наущению Ирода, Агриппы и Ливии принял их сторону, нам пришлось там кое с кем в сенате потолковать. К сожалению, тогда не удалось переубедить императора, а нашей метрополии была ещё и навязана небольшая еврейская община.

— От неё был какой-то вред?

— Вреда не было, не будем возводить напраслину, но на перспективу проблемы были возможны. Десять лет назад испанский филиал наших спецслужб провёл небольшую провокацию, на которую община повелась и дала повод депортировать её за неуважение к законам и религии страны проживания. Год операции был выбран не просто так. Сам же Ирод в том году вызвал неудовольствие Октавиана войной с Набатейским царством, тоже имперским клиентом, и тогда нашим совместными усилиями с греками удалось продавить справедливость. Иудеи-греки теперь не в чести, и их проповедь веры малоэффективна.

— То есть, был остановлен рост их численности?

— Ну, не совсем уж остановлен. Какой-то очень незначительный продолжается, но только среди метеков-маргиналов, которым не светит гражданство полисов. Гражданам пришлось выбирать между иудаизмом и гражданством, все уверовавшие в Яхве и твёрдые в вере перешли в метеки, и это, естественно, не способствовало популярности их веры. И так-то для образованных греков давно уже предпочтительно наше пантеистическое учение об Абсолюте, перерождениях и карме, вполне совместимое с традиционными религиями, а теперь же ещё и гражданства лишишься, если в эти сказки иудейские уверуешь. Кому из граждан это нужно? Так что теперь у этих греков-иудеев не будет ни респектабельных для их городов представителей, ни образованных и умеющих убеждать греков проповедников. Это решает главную проблему. Учение хоть Распятого, хоть любого другого пророка — ну, за всё хорошее против всего плохого — может быть симпатично само по себе, но иудаизм в нагрузку к нему никому не нужен. И если нового божка принимает к себе и традиционный пантеон, то зачем тогда маленькому простому человечку иудейский Яхве, когда ему вовсе не он, а вот этот новый добрый божок симпатичен и интересен?

— Сияющий, а что там этот Ирод десять лет назад такого отчебучил, что милость Октавиана потерял? — поинтересовался ещё один юнкер.

— Да собственно, ничего и не отчебучил, просто его подставили. Тамошние дела, без участия наших, мы просто знали и воспользовались удобным моментом. Там случился мятеж против Ирода в Трахонее, и мятежников поддержал Силлай, главный военачальник и фактический правитель Набатейского царства. Считается, что в отместку за отказ ему в женитьбе на Саломее, сестре Ирода. На самом деле Ирод ему не отказывал, но требовал от него принятия иудаизма, и это была его обычная политика, но Силлаю это не подходило, он в этом случае терял свою власть над арабами Набатеи, и свадьба расстроилась. Самое интересное, что той Саломее уже и тогда было за пятьдесят — ага, хорошо сохранилась, — весь зал грохнул от хохота, — В общем, в ней дело было или нет, но набатейские войска поддержали мятежников. Ирод тогда заручился поддержкой римских властей в Сирии и предъявил Силлаю претензии и за это, и за старый долг, а Силлай, не выполнив ничего из этих требований, отбыл хлопотать в Рим. Санккцию на силовую операцию Ирод получил от наместника Сирии, но формально это было нарушением порядка, поскольку Набатея — такое же царство-клиент, как и Иудея, и конфликт нужно было улаживать в Риме перед патроном, то бишь императором. Вот, собственно, и всё, что он учинил. Но в Риме против Ирода интриговал не только Силлай, но и сторонники лишённых им прав наследования опальных сыновей — вся придворная иудейская оппозиция, включая и эту молодящуюся старушку Саломею. Потом-то Октавиан разобрался, Ирода оправдал и свою милость ему вернул, но пока суд, да дело, отношения у них были натянутые, чем мы тогда с греками и воспользовались, сами вовремя подсуетившись и их подсуетив. Поразмялмсь мы тогда.

— Ты тоже, говорят, участвовал, сияющий?

— Ну, не основняком, а на подхвате. Что вы хотите от простого центуриона, ещё молодого и неопытного? Выпуститесь — сами такими же будете, — юнкера рассмеялись, — А так — да, пару человек там скончать скоропостижно пришлось, на пару десятков шантажом надавить, так что весь сенат в результате дружно просил своего принцепса восстановить справедливость и не вмешиваться во внутреннюю политику греческих полисов. Разве они не такие же государства-клиенты, как и Иудея с Набатеей? Ну и как бы он выступил явно против абсолютно справедливых ходатайств? Как его друг Ирод волен управлять Иудеей по своему усмотрению, так и греки своими полисами. Претензии нашей метрополии там прошли вообще как бы заодно с греческими и были улажены вместе с ними до кучи.

— А там что было, сияющий?

— Это, ребята и девчата, уже не ко мне. Раздваиваться я не умею и в тартесских событиях не участвовал, а специально не интересовался, своих дел было выше крыши, так что знаю о них только официоз. Сейчас центурионы Турмс Максимов и Малх Гисконов в городе, они школотой те события застали и знают о них подробнее меня. Вроде бы, даже в чём-то там поучаствовали, хоть и тоже, конечно, не основняками. Но если кому интересно узнать подробности, то кое-что они расскажут. А пока, ребята и девчата, нам с вами надо просто понимать, что если события на востоке Лужи и не затрагивают всех наших стран за океанами непосредственно, то через нашу испанскую метрополию на материке касаются и наших интересов. Через неё идёт важная для нас торговля с Лужей, да и вообще, это тоже одна из наших стран, хоть и на особом положении из-за соседства с Империей. Благодарю за внимание. На этом по случаю праздника весны наш с вами сегодняшний учебный день окончен. Получайте у ваших центурионов-инструкторов увольнительные и наслаждайтесь вместе с гражданским населением Нетониса отдыхом.

На море "гречанки" из выпускного потока школы гетер Нетониса заканчивали разминку, так что как раз к началу их выступления с дельфинами юнкера успели. Сперва выступающие просто выпрыгивали из воды вместе с дельфинами, затем самые искусные начали выпрыгивать на них верхом и продолжать плавание, в качестве эдакого морского аналога конной верховой езды, и пока зеваки-дилетанты наслаждались красотой зрелища, знатоки оценивали искусство наездниц, удерживающихся на скользкой дельфиньей коже без сёдел и сбруи. И когда зеваки смеялись над упавшими, знатоки переглядывались меж собой и понимающе кивали. "Гречанка", конечно, не сделает на дельфине всего того, что сделает боевой пловец морского спецназа, но и не всякий боевой пловец переплюнул бы её вот в этих показушных номерах без привычного снаряжения и вот на этих дельфинах.

— Мама, я тоже хочу на дельфине как эта тётя!

— Куда тебе, Минур? Свалишься же. Так, как эта тётя, и я не смогу.

— А почему? Ты же говорила, что плавала и на дельфине.

— Плавала, но не так. Вот как та тётя плывёт рядом, я плавала, и выпрыгнуть из воды вот так, как та, тоже смогу, а вот так верхом — только если медленно выплывать, а не выпрыгивать. Каталась, но при таких прыжках всегда сваливалась.

— Папа, а ты сможешь?

— Нет, Минур, я тоже вряд ли смогу. Эти тёти специально тренируются, да и то, видишь же сам, вон у той не получилось. Это кажется, что легко, а на самом деле трудно, и этому надо специально учиться. На спецназовском боевом дельфине с седлом и сбруей — ну, если потренируюсь и восстановлю навыки, то смогу, а вот так, как эти тёти, совсем без ничего — даже пробовать не стану. Зачем я буду зря позориться и расстраиваться?

— Слыхала, Изема, что дядя Турмс говорит Минуру? — втолковывал рядом своей мелкой шмакодявке Малх, — Вот поэтому и я тоже так не смогу, и мама не сможет, а ты и не проси даже. Сначала сама научись плавать, как дельфин, — его супружница рассмеялась.

— Ну папа, ну я же в другом Нетонисе на крокодиле каталась! — тут уж от смеха сложились пополам и её родители, и минуровские, и сам Минур.

— Это что, правда? — спросил свою мать пацан постарше.

— Таки сочиняет девка, — отмахнулась та, — Ты разве сам не помнишь, что ни разу тот крокодил не живой, а таки чучело?

— Да нет, Сарра, у почтенных там, я слыхал, и живой есть, — поправил её муж, — Только он у них там, говорили, поменьше и не кусачий. Правда ведь, почтенные?

— Правда, Тордул, — подтвердил Малх, — Крокодил — одно название. И мелкий, тяжесть детворы в лагуне едва выдерживает, и пасть завязана, и хозяин с сыновьями там за лапы и за хвост его держат, чтобы не баловал. Детский аттракцион, короче. Дороговато просто, иначе сделали бы и для вас.

— Один раз интересно, дядя Тордул, — подтвердил Минур, — Как-никак, а живой крокодил. Но на нём же разве поплаваешь как на лодке? Вот на слонах кататься намного интереснее. По лагуне мы только на них не плавали, а папа, говорят, плавал.

— Минур, это же сипаи наши любят преувеличивать, — вмешался Турмс, — Вот дяде Тордулу, как и всем нашим пехотинцам, пришлось тогда ту речушку переплывать, как и коннице, а наши слоны вброд её перешли.

— И хорошо причесали пандийцев из пулемётов, — ухмыльнулся ветеран, — Мы вообще без помех переправились. Только почтенный, мы ведь ту войну уже заканчивали, а с чего там вообще всё началось?

— Да очень давно — с прошлых ещё войн. Лет сорок назад Пулахатта из сыновей пандийского царька воспользовался тогдашним междуцарствием в Анурадхапуре, чтобы возвести на престол родственничка малолетнего из наследников, Харлатту Тиссу, ну и устроил там резню прочих наследников.

— Так а наши-то что?

— А наши заняты тогда были в Индонезии и на юге Китая, и на Тапробане сил в нашей части было немного. Пандийцы на это и рассчитывали — типа, пока наши подтянут силы, один только этот Харлатта и останется из синхальской законной династии. Но наши по воздуху десант перебросили и немножко им игру спутали, так что царьком там уселся с помощью наших Ланья Нага, который от ракшаски, а Харлатту с Пулахаттой вытурили и Пандью за хулиганство немножко наказали. Лет тридцать назад уже Датика подросшего Харлатту снова привёз, когда тот Ланья помер, но это ожидалось, наши были в курсе, так что попытку ликвидировали в зародыше, но новый царёк, Муташива Четвёртый, осерчал на Пандью так, что решил её завоевать. Ну, не всю, но сопредельную половину оттяпал с нашей помощью, а нашим юг острова за это пожаловал.

— Помню, почтенный, говорили нам об этом. А в эту войну пандийские тамилы, значит, вернуть своё пытались?

— Да, хорошая была попытка. Но синхалы героически отразили это вероломное нападение подлых тамильских захватчиков — ага, на их же собственной территории, — вся компания рассмеялась, — Просто своих героев маловато оказалось, поэтому и мы там тоже немножко потоптались и обозначили поддержку правого синхальского дела.

— Таки да, нам в городе в натуре так всё и объяснили! — припомнила солдатская жена, когда отхохоталась, — Разве может быть неправым такой хороший царь, который так щедро жалует нашим земли на острове? Разве жалко для него хоть раз тамильских земель? Да и разве это меня волновало? Что вы хотите от бывшей добропоорядочной еврейки? Я и в Тартессе таки просто в ужасе была! Ладно пляж, он закрытый женский, если не считать любопытных до женского тела мальчишек, которые повсюду пролезут. Но ваш храм Иуны с его школой "гречанок" — это же таки что-то с чем-то! Как по-вашему такое бесстыдство должна была воспринимать благовоспитанная еврейская девушка? Но — таки ладно, это у вас храм, а не на улицах среди бела дня. Но что творится в Индии! Да по сравнению с ней даже ваши "гречанки" — просто пай-девочки! А эти индуски ходят себе полуголыми прямо по улице на глазах у всех, и как так и надо! — вся компания снова расхохоталась.

— Уж кто бы попрекал их этим, — ухмыльнулся Тордул, — Тебя саму в каком виде к "гречанкам" в Тартессе привели?

— Ну, во-первых, я таки не виновата, что кое-кто, не будем тыкать пальцами при детях, любил ровный загар. Во-вторых, я таки в укромном месте раздевалась, а не вот так прямо на людях, и если ты не веришь моему честному слову, у меня даже свидетели этому есть. Два из них — почтенные люди и не какие-нибудь штафирки, а такие же ветераны этой Пандийской войны, как и ты сам.

— Да знаю я, Сарра, знаю. Но только всему городу об этом знать не обязательно.

— Хорошо, Тордул, всему городу мы об этом сообщать не будем. Но я надеюсь, ты таки понял, что я голыми титьками прямо посреди городских улиц не трясла? И этому тоже есть достойные уважения свидетели. Не то, что эти бесстыжие индуски, которых ты и сам наблюдал в таком виде таки каждый день.

— Ну мама, ну там же жарко! — напомнила ей её мелкая шмакодявка.

— И что с того? Вы, дети, таки ни разу не жили в нашей еврейской общине. Там есть правила приличия, и никого не интересует, жарко тебе или нет. И в Тартессе летом тоже жарко. Ну и что? Это не оправдание бесстыдства. Я тогда была просто в ужасе, едва только представила себе, что будет, когда вся наша община узнает, в каком виде я была на том турдетанском женском пляже! Такого ведь даже у римлян нет!

— Мама, у римлян и термы-то появились только когда им Агриппа их построил, — напомнил её сын.

— Вот в том-то и дело, дети, что вы-то живёте таки в совсем другом мире, и вам даже представить себе трудно, в каком росла и воспитывалась ваша мать. И тут вдруг таки целый скандал. Сначала этот пляж, на котором добропорядочной еврейке и одетой делать нечего, потом храм Иуны с его бесстыжими нравами под стать самой демонице Астарте, затем вот эта турдетанская Атлантида, которую наш еврейский Господь уж точно создать не мог. Слыханное ли дело — на пузыре китоподобном по небесам летать? А уж Индия эта с её бесстыжими индусками и такими же храмами — это же просто какой-то кошмар! Иуна ваша вместе с демоницей Астартой по сравнению с этими апсарами бесстыжими — просто образец целомудрия! Я за дружбу с "гречанками" соплеменниками проклята, и нет мне от них прощения, а для вас и эта бесстыжая Индия — прямо как так и надо!

— Помнится, Сарра, тебя проклятие это волновало намного сильнее бесстыдства тех индусок, — заметила жена Турмса.

— А что же ты хотела, Митурда? Я ведь таки еврейка! Ваши образованные люди говорят одно, наши раввины совсем другое, и как простой глупой женщине разобраться во всём этом? Ваш мир велик, и в нём множество таких чудес, о которых ни единого слова не говорили наши раввины. Хотелось бы верить, чтобы правы оказались таки ваши мудрецы, поскольку гореть в пекле нашего Господа мне не хочется ни разу. Но ведь именно там я и окажусь вместе со всеми вами, если правы окажутся наши. А с другой стороны — ну зачем мне наш еврейский рай, если в нём не будет ни моего мужа, ни моих детей, ни всех наших друзей и хороших знакомых? Я так и не уверена окончательно, кто прав, а кто нет, но ваш турдетанский мир — интереснее нашего. Если вы и ошибаетесь, то интереснее — ошибаться вместе с вами, и если за это даже и придётся потом гореть в пекле, вместе с вами это будет таки и веселее, и интереснее наших райских кущ со скучными ангелами.