— Ну а если правы окажутся не ваши раввины, а наши жрецы и философы, то не будет ни того, ни другого, а будет новая земная жизнь, как учат и в Индии, — напомнил ей Малх, — Только у индусов тень на плетень наведена с их учением о карме, а на самом деле всё проще — не надо ни угодничать перед вышестоящими, ни связывать себя дурацкими запретами, которые придумал в древности какой-нибудь больной на голову пророк, а надо просто жить справедливо и по совести, насколько это возможно, и чем меньше проблем с совестью и больше хороших дел, которыми гордишься, тем лучше и для кармы. Особенно, если при этом улучшается и сам мир, в котором мы и потомство после себя оставляем, и сами после смерти для новой жизни родиться собираемся. Делай мир таким, чтобы в нём хотелось и потомство оставить, и самому заново переродиться, и этим ты надёжнее всего улучшишь свою карму.
— Так я-то ведь, выходит, свою карму таки ухудшила? А карму детей?
— С чего ты взяла, Сарра? — возразила жена Малха, — У детей своя карма. Она от твоей зависит только в плане быта и того, как ты их воспитываешь. А твоя собственная — а что ты такого натворить могла, чтобы её ухудшить?
— Ну, из-за меня же наших евреев из Тартесса таки изгнали?
— Да брось ты ерунду выдумывать! — урезонил её муж, — Вашу общину выслали бы в любом случае, и не подвернись тогда повод с тобой, так скоро нашёлся бы и другой. Если надо, то — надо, и тогда это делается. А подставили они себя сами этими идиотскими законами и обычаями. Ну, спалили тебя тогда голой на пляже, дальше-то что? Если бы ты не боялась после этого вернуться в вашу факторию, то не ушла бы с перепугу и с нашими "гречанками", и ваши не отправились бы всей толпой к храму Иуны и не начали бы возле него буянить. Поводом для депортации вашей общины стало вот это, но возможным это оказалось только из-за ваших дурацких обычаев, за которые ваша община и была для нас неприемлема. Вон, взгляни, — Тордул указал жене на общий городской пляж, на котором большинство были вообще нагишом, — Заметь, общий для всех, и здесь это нормально. Ты разве на таком была? Ты была на закрытом женском, где спалившей тебя пацанве быть не полагалось. Ни по законам Тартесса, ни по его обычаям ты ничего предосудительного не сделала. Так твоя ли вина в том, что спалившись, ты боялась вернуться домой?
— Таки да, это всё из-за наших строгих нравов, — согласилась бывшая еврейка, — У нас, если женщину даже случайно увидят голой посторонние мужчины или дети, то это такой позор, что долго ещё поминать будут, а если ещё и не замужем, то и замужество под большим вопросом окажется. Вы таки представляете, что меня ждало дома? Ну, камнями меня только за это, я думаю, не забили бы, но съели бы таки живьём.
— Ну так то-то и оно. Я ведь сперва вообще что сделать-то хотел? В старину и у нас девок часто выдавали замуж не по их согласию, но был у них и другой выход на такой случай. Так, дети, заткните-ка ухи, вы сейчас ничего не слышите.
— Да помню я, Тордул, помню. Забудешь тут такое! Вот тогда меня точно забили бы таки камнями как блудницу! Ты же нашу веру принимать таки ни разу не собирался?
— В том-то и дело. Мне так же объяснили и те наши, кто об обычаях ваших знал, что это у тебя не пустые страхи, а так и будет, если я сам ваш иудаизм не приму. А мне он зачем? Ты-то мне испанкой была нужна для своей испанской семьи, а не вашей еврейской. Вот и пришлось поэтому действовать так, как умные и почтенные люди посоветовали.
— В общем, твоей вины, Сарра, тут нет никакой и ни в чём, — подытожил Турмс, — Ну, смирилась бы ты, допустим, с той участью, которую тебе готовили. Вашу общину всё равно выслали бы. Не за этот дебош возле храма Иуны, так за что-нибудь другое — нашли бы за что, можешь даже не сомневаться. И уехала бы ты тогда вместе со всеми вашими, но только ещё и несчастной из-за нежеланного замужества. И кому от этого стало бы лучше? Или, допустим, Тордул тебя похищает, и вы с ним бежите из Тартесса в Оссонобу. То же самое, считай, что и было, только тайком и без пляжа с храмом Иуны. От ваших жалоба в тартесскую службу охраны порядка поступает, та объявляет тебя в розыск по всей стране и честно ищет, но не находит, поскольку вас с Тордулом в стране уже нет. А поскольку и ваша еврейская община в Тартессе тоже не нужна, подстраивается другой инцидент, из-за которого ваша община точно так же депортируется из страны. Повод — да, был бы другой, никак с тобой не связанный, но результат для общины — тот же самый, и в этом смысле от тебя не зависело ничего. Только твоё собственное семейное счастье, на выбор которого по нашим законам и обычаям ты имела полное право. Ты ведь счастлива в браке с Тордулом? Ну так и в чём тогда тебе себя-то винить, когда ты всё сделала правильно?
— Значит, нашу общину таки всё равно бы изгнали, почтенный? А чем она вам в вашей стране таки ни разу не угодила?
— Да собственно, вот этими вашими обычаями, замешанными на вашей вере. В иудаизм ведь обратили бы Тордула, если бы он тебя совратил и обрюхатил, чтобы в жёны тебя заполучить потом честным в глазах вашей общины способом? А кроме браков такого рода у вашей общины завелись бы и местные испанские друзья, которых ваши точно так же учили бы и вашей вере, чтобы спасти души хороших, но заблуждающихся людей от вашего иудейского пекла. И постепенно ваша община обросла бы иудеями-испанцами, и куда им тогда было бы деться, если их родина — в Испании? Вот этого наши и не хотели допустить. Ты же слыхала уже, что после смерти Ирода в Иудее набрали силу и влияние фарисеи? А для них иудей нееврейского происхождения — не свой, и этого же они теперь требуют от всех иудейских общин диаспоры. И везде они теперь расколоты на природных иудеев и неправильных, которым податься некуда, и везде от этого проблемы возникают на ровном месте. И зачем такие проблемы нам в Испании? Наши умные головы это дело просчитали заранее, но предотвратить это можно было только депортацией всей вашей общины. За что угодно, без разницы, лишь бы законно и веско выглядело в глазах Цезаря Августа в Риме, которому ваши, конечно, пожаловались бы. А уж зная ваши обычаи, и без твоего случая что-нибудь подстроили бы, к чему можно было бы бесспорно придраться.
— Жестоко, почтенный.
— Не спорю, Сарра. Но эта малая жестокость предотвращает намного большую.
— Вот это выскочила! — сын Тордула указал на удачно выпрыгнувшую верхом на дельфине из воды "гречанку", — Умеют же всё-таки некоторые!
— А на дельфинах не только катаются, с ними наши рыбаки ещё и рыбу ловят, — добавил Минур, которому было досадно от невозможности полихачить так же самому, — Целый косяк догоняют, сбивают в кучу и гонят в сети к рыбакам. Поэтому рыбы на рынке много, и она стоит дёшево.
— Даже тунцов так с дельфинами ловят! — заявила Изема.
— Нет, тунцов — не с такими дельфинами, — поправил её отец, — Большой тунец и сам почти с такого дельфина размером может быть, и дельфином его не испугаешь. Они с макрелью хорошо справляются и с рыбой помельче. А тунцов ловят с косатками. Это тоже дельфин, только очень большой и зубастый, вот его и самые большие тунцы боятся. Стая диких косаток даже на кита может напасть, и что им какие-то тунцы? Раньше наши с ними работали как с боевыми животными и с патрульными. Дельфин обычный против мелкой акулы хорош, а с крупными были случаи их потерь, поэтому против них косатки нужны. А когда научились хорошо с ними работать, то оказалось, что они даже поумнее обычных дельфинов, и их всем дельфиньим трюкам можно научить не хуже. Вот тогда сообразили и для ловли крупной рыбы вроде тунцов их задействовать. Способ — тот же самый.
— И учат так же, как и дельфинов, почтенный? — заинтересовался Тордул.
— Абсолютно так же, — подтвердил Турмс, — И на той же рыбе, что и дельфинов, только косаток ещё дополнительно кормить надо. Дельфины-то той же макрелью и сами на такой загонной охоте наедятся, а для косаток это только лёгкий перекус получается, от которого только аппетит нарастает. Поэтому на некрупной рыбе косаток только обучают, а настоящий её промысел с ними вести невыгодно, поскольку есть дельфины. А на тунцов они в самый раз, и даже переучивать не нужно, они и сами приноравливаются. И с акулой крупной разделаются запросто, если она такая дура, что подплыть не побоится, но таких и не осталось уже, наверное. Никто ещё ни разу не встречал такую акулу, с которой косатка не справилась бы, если взрослая и матёрая, а они ведь ещё и не по одной обычно, а стаей. Обычно и большая белая сама подальше от них держится, так что с акулами проблем у нас почти никаких. Тут сами косатки сожрут намного больше, чем сожрали бы те акулы, но у нас не то население и не те объёмы промысла, чтобы подорвать рыбные ресурсы океана.
— А они сами-то в рыбацких сетях не путаются?
— Вот это — главное, чему приходится учить. Когда только начинали это дело с дельфинами, так они путались всё время, и их вызволять из сетей приходилось — какой уж тут улов? Первых — с большим трудом научили, зато потом с ними стало уже легче учить их молодняк. С косатками, хвала богам, уже знали об этой проблеме заранее. Трудно было дельфинов с косатками помирить, но когда с этим справились, молодняк косаток обучили с помощью уже обученных дельфинов, и тогда уже они сами помогли обучить следующих косаток. Не сразу, конечно, а когда выросли и стали доминантами сами. Долгая это бодяга с ними была, и если бы не эти богатейшие рыбные ресурсы, то оно бы себя не оправдало, но предки работали на перспективу, и теперь мы наконец-то наслаждаемся результатом.
— Но начинали с ними работать как с боевыми животными? А против кого?
— Да на перспективу, опять же. Кроме нас-то ни морского спецназа, ни боевых дельфинов нет вообще ни у кого, но мало ли, а вдруг у кого-то появятся? На такой случай у нас теперь есть грандиозная фора. А так — косатка таранными ударами может расшатать крепёж подводной части корабля, и он даст течь. Если и не затонет, то выполнить боевую задачу уже не сможет. И тогда какой от него толк? А если его ещё и не одна наша косатка обрабатывает, а штук пять? Особенно хорошо получается с этими шитыми индийскими и малайскими посудинами. Первый же хороший удар в днище, и бечева, которой те доски сшиты, лопается на хрен, шов расходится, и течь такая, что срочно бросай за борт всё, что тяжелее воды, если хочешь остаться на плаву.
— А разве там есть наши боевые косатки? Я в Нетонисе Тапробанском слыхал только об обычных дельфинах.
— Они на юге острова базируются, в переданной нам синхалами Гимхатиффе. И тише там, и дальше от посторонних глаз и ушей.
— Отсюда перебросили?
— Только специалистов, а сами косатки, как и дельфины — тамошние, конечно. С мигрирующими-то дельфинами как работать, когда они не держатся весь год поблизости, а шляются по океану за мигрирующей добычей? Только местных и можно приручать для полезной деятельности. Но их далеко не перебросишь. В пределах архипелага удаётся, но на Мадейру, например, здешние плыть отказались. Поэтому — везде с нуля с местными.
— Такие упрямые?
— Да не в упрямстве дело. Даже дельфин нормальный крупнее человека и не так от него зависит, как собака. А косатка — вообще великан. Для собаки её хозяин — примерно как вожак стаи, доминант, которому она и повинуется как доминанту, а со слонами так не получается. У слона с погонщиком дружба, а не подчинение ему, поэтому от него не всего добьёшься, чего хозяин добьётся от своей собаки. Просто слон настолько силён, что и его дружеских услуг бывает достаточно. Примерно так же обстоит дело и у наших морских дрессировщиков с косатками. Косатки с ними дружат, а не подчиняются им, и поэтому от них можно добиться не всего, но зато уж в чём они согласны помочь — помогут другу изо всех своих сил, которые у них — ну, по размерам и силы. В индонезийских водах помогли нашим мореманам против пиратских флотилий хорошо. Но вытащить их туда от Цейлона — это было в десять раз труднее, чем боевая работа с ними уже на месте. Теперь вот к тому главному спецу молодых на стажировку направили опыт его перенимать. Если удастся и наших здешних косаток хотя бы к Мадейре и Канарам выводить, это будет уже прорыв в работе наших спецов с ними.
— Так римский флот ведь не появляется же и возле них?
— С помощью наших здешних косаток у спецов быстрее и легче пойдёт работа с тамошними, а уже их можно будет тогда выводить и к Гибралтару.
— Ты думаешь, почтенный, что и квинкереме днище проломают?
— Квинкереме — вряд ли, слишком велика и прочна. Но она и слишком дорога, и зачем Империи настолько дорогой флот, когда у неё и не осталось никаких противников в Луже? Уже теперь строятся в основном либурны — униремы и биремы по сути дела, очень небольшие и не настолько прочные. На пиратов их достаточно, но зато их днища косаткам расшатать до течи намного легче, а защиты от них у античного флота — никакой. Хорошая подстраховка на случай нежелательной для нас войны, а пока её нет — и рыбакам нашим в промысле тунца помощь не лишняя, и прибрежные воды от крупных акул обезопасить уж всяко не помешает. А косаткам это и по их силе нетрудно, и по их инстинктам не в напряг.
— Значит, покататься на дельфинах совсем нельзя? — насупился сын Тордула, — А посмотреть их хотя бы сблизи?
— Детский бассейн с дельфинами только один, — отрезала его мать, — И там полно детей из именитых семей, и вот так там прямо и ждут тебя с распростёртыми объятиями!
— Погоди-ка, Сарра, — Митурда призадумалась, — В принципе-то детей провести туда можно. Там же мой дядя начальник, и со мной детей пустят. Ну, не прямо к самому бассейну, но близко, и видно будет хорошо. Турмс, ты дашь нам свою трубу?
— Держи, — он отстегнул от пояса футляр и протянул супружнице.
— Изема, пристегни к поясу, чтобы не разбить, — Малх дал шмакодявке свою.
— Нирул, от Мириам — ни на шаг! — распорядилась Сарра, — Мириам, слушайся Нирула, и оба слушайтесь тётю Митурду. Не шумите там и не балуйтесь. И — да, главное — не ешьте там много мороженого, — её дети расхохотались.
— А почему? — озадаченно спросил Минур, — И недорогое оно, и тепло же вокруг.
— Это наша мама так шутит, — пояснила ему Мириам, — Тепло, люди одеты легко, и если кто-то из нас икнёт или пукнет, то все люди вокруг нас замёрзнут и простудятся, — вся компания рассмеялась.
После того, как Митурда увела детей к бассейну с дельфинами, Сарра с женой Малха принялись обсуждать Анулу, юную наложницу нынешнего цейлонского царька Уттии Тиссы, по туманным слухам причастную к скоропостижной смерти его первой и главной жены Сивали, чему не было доказательств, но стервозность и амбиции молодой красотки секретом не были и давали основания для подобных подозрений. Точно этого и их мужья не знали, как и Турмс, тоже довольствуясь ничем не подтверждёнными, но и не опровергнутыми версиями. Разведка-то наверняка знала точнее, поскольку расследование негласное велось, но разве поделятся спецслужбы своими секретами с простыми вояками линейных войск? Тем более, что если версия об отравлении и правдива, и эта стервозная Анула начала расчищать себе путь к трону, ожидающийся в этом случае династический кризис в Анурадхапуре был бы только на руку турдетанскому анклаву. Очередной выбор претендента, который будет благодарен за тайную поддержку, поскольку официально-то атланты поддерживают синхальских царей только во внешних войнах и не вмешиваются в их внутренние династические дрязги. Но что мешает обратиться за помощью к ракшасам, армию которых вооружают атланты и обучают их центурионы? Естественно, с ответной благодарностью после занятия трона в Анурадхапуре.