— А бояться Страшного суда и ортодоксальная религия с детства их приучила, и что такое прожить какой-то там год в бомжатнике на хлебе и воде по сравнению с муками пекла до скончания веков? — хмыкнул Минур, — Неплохо придумано! Вот только хрен их знает, что они будут делать, когда это скорое второе пришествие так и не состоится?
— Радоваться будут тому, что их всемилостивейший Господь молитвами Иешуа даёт им ещё один год на искупление грехов и спасения от пекла ихних бессмертных душ. А уж проповедники, сам понимаешь, ближе к нужному дню организуют такие покаяния и всеобщие молебствия, что и само ненаступление этого второго пришествия поставят себе и искренне верующим праведникам в заслугу. И так год за годом это второе пришествие и Страшный суд откладывать будут к радости искупающих грехи рядовых сектантов. А вот что они будут делать, когда недавние события повыветрятся из памяти, грехи искупятся, праведный быт заест, а проповеди набьют оскомину — вот это точно хрен их знает. Но до этого ещё далеко, а за эти годы их верхушка богатства сколотит такие, что с ними-то уж всяко рассчитывает как-нибудь выкрутиться.
— Если вообще задумываются над такой дальней перспективой. Это сам Иешуа — тот задумывался, хотел спасти страну и народ от легко прогнозируемых результатов этой нынешней политики Синедриона, а эти внедрились в него, влезли в храмовый бизнес, и все их мечты — побольше долю у левитов отжать, если получится, а нет, так и эта неплоха. При Пилате они её сохранят, да и при следующем наместнике Иудеи шансы неплохие, а если ещё и фарисеи спалятся на поддержке зелотов, это будет хороший повод потеснить их и захапать больше. В идеале могут размечтаться весь Синедрион под себя подмять, но это вряд ли, конечно — националистические и самостийные настроения в народе сильны, а это — фарисеи и зелоты. Установят с ними какое-то равновесие и будут им наслаждаться с сознанием удавшейся жизни, пока страна не закипит, и их не вырежут урря-патриоты как коллаборационистов и предателей. Но до этого момента — да, поживут неплохо.
Бывший лучник-диверсант иудейских вспомогательных войск Симон бен Иона, он же апостол Пётр, правая рука и заместитель Распятого, к которому их наконец провели, говорил на латыни медленно и с сильным акцентом, но вполне понятно. Глянул он из-под бровей не слишком приветливо, когда увидел в руках пришедших испанцев три таких же заклеенных пакета, как и тот, который получил на днях неизвестно от кого через нанятого посыльного. Но сдержался, отослал своих людей и остался с посетителями с глазу на глаз.
— В них то же самое?
— Вот в этом — абсолютно, — подтвердил Минур, пододвигая к нему помеченный крестом пакет, — А кинжал тот самый? — он кивнул на угол стола, где лежали стандартные римские армейские гладиус и пугио, — Да ты не нервничай, Симон бен Иона, там ведь всё равно на самых интересных для тебя картинках не различишь лица, а без этого ничего же никому и не докажешь. Вскрой, проверь, убедись в полном совпадении, и можешь сжечь всё его содержимое сразу же, если хочешь. Нам ведь абсолютно без разницы, кто именно вознёс твоего Учителя на небо. Скорее всего, не особо это заинтересует и Синедрион. Вот здесь, Симон, нет самых раздражающих тебя картинок, зато есть некоторые другие, и они как раз стали бы особенно интересны для фарисеев Синедриона, — Минур подвинул к нему два других пакета, — Вскрой, Симон бен Иона, и убедись сам. Или ты предпочтёшь, чтобы все называли тебя Петром, как и нарёк тебя твой Учитель?
— Как тебе самому удобнее, чужеземец, но лучше — Петром. Что бы ты ни думал обо мне, я верен Его учению.
— Не сомневаюсь, Пётр. Упорство твоего Учителя в его принципах, невзирая на обстоятельства, было самоубийственно, и тебе пришлось выбирать между ним и учением.
— Не думай, что мой выбор был лёгким. Не знаю, в состоянии ли ты это понять, но я ведь был предан Ему. Во втором пакете то же самое? — Пётр уже успел просмотреть содержимое одного из них.
— В точности. Как и в помеченном в точности то, что было и в самом первом, как ты уже убедился и сам.
— И в чём смысл повтора?
— В том, чтобы ты понял, что мы это можем. А где два одинаковых комплекта картинок, там и десять, и сотня, если нам это понадобится. Эти ты, конечно, сожжёшь, но появлению новых ты воспрепятствовать не сможешь.
— Это я понял, — тяжко вздохнул апостол, — Понял и то, как вы распорядитесь и сотней, если она вам понадобится. Ну, хорошо, чего вы хотите для того, чтобы вам это не понадобилось? Денег? Много не предложу. Очень много приходится отдавать Пилату, а он не из тех, кто потерпит уменьшение своей доли. Для нас ведь это равносильно гибели, и тогда уж, если так, то губите нас сразу.
— Мы знаем, Пётр. И разве мы похожи на разбойников, чтобы посягать на самое святое? — оба гостя рассмеялись, и даже сам апостол усмехнулся, — Не деньги нам от тебя нужны, а кое-что другое, не стоящее для тебя ничего.
— Совсем ничего? А так разве бывает? Принципами я не поступлюсь. Деньгами — поступился бы, если бы имел достаточно, но не принципами.
— Возможно, я и ошибаюсь, Пётр, и будет очень жаль, если так и окажется. Но если я понимаю твои принципы правильно, то тебе не придётся поступаться ими. Скорее, наоборот. Ведь твой Учитель нарёк тебя Петром за твою твёрдость? Вот она нам от тебя и нужна, если мы не ошиблись в твоих принципах. Разве твой Учитель не говорил сам, что его учение — для иудеев, а не для язычников? Это как-то противоречит твоим принципам?
— Ну, вообще-то был у нас случай ещё до Иерусалима, когда наш Учитель помог одной язычнице-ханаанейке. Сперва не хотел, хоть мы все и просили Его за неё, но потом, когда она оказала Ему почтение и веру в Его силу, смягчился и помог. Больше подобных случаев с язычниками я не припоминаю, но этот единственный — был.
— То есть, не типичный для него, а единственный и в порядке исключения?
— Да, что-то вроде этого.
— Единичные случаи в порядке исключения вполне в традициях твоего народа, и против них у нас особых возражений нет. Но тот, кого вы обратили в вашу веру, разве не становится тем самым одним из вас? И разве не обязан он вместе с вами строго соблюдать все предписания закона Моисея, как вы соблюдаете их сами?
— Это справедливо, чужеземец, и я сам считаю точно так же. Хотя некоторые из наших братьев и полагают, что эти строгости не обязательны, особенно при обращении в истинную веру язычника, я считаю, что в этом они неправы. Закон Моисея дан нам самим Господом нашим, и нам ли оспаривать Его волю?
— Вот и будь твёрд в этом, Пётр. Это же и твой принцип тоже? И ведь не только же твой? Иаков, брат твоего Учителя, разве не считает закон Моисея строго обязательным для всех истинно верующих?
— В этом он ещё твёрже меня. То, что я готов простить, он не простит.
— Если твой Учитель нарёк Петром тебя, а не брата — оправдай своё прозвище.
— Это и есть то, чего вы от меня хотите?
— В основном, Пётр. Что ты думаешь о тех бывших язычниках, которые веруют в вашего иудейского Господа и были приняты в общины твоего народа вне Иудеи, теперь отвергаемых фарисеями?
— Ну, я считаю, что фарисеи неправы. Кто уверовал и принят в общину, тот наш. И разве ты сам не говорил только что об этом же?
— Именно об этом, Пётр. Принявшие вашего бога и строго блюдущие вместе со всеми вами закон Моисея. Где-то в чём-то и твой Учитель не строго его соблюдал. Его же обвиняли, кажется, в несоблюдении вашей священной субботы? Ну, тонкости ему виднее, но ведь в целом же разве учил он вас пренебрегать традициями предков? Вот и будь твёрд в них, Пётр. Если не Иаков, его брат, и не ты, его правая рука, то кто же тогда? Насколько я понял, закон Моисея дан вашему народу для того, чтобы вы с детства приучались стойко переносить все жизненные невзгоды. Зачем вам такие, кто на это не способен?
— Тут мне возразить нечего, чужеземец. Ты сам сказал настолько хорошо, что и мне не сказать этого лучше. И — да, ты прав, если вам нужно от меня именно это, и ничего другого, то нам не о чем спорить с вами. В одном только меня гложут сомнения — вы ведь не наши, вы — язычники. Для чего это нужно нам — понятно, но для чего это нужно вам?
— Нам — для защиты НАШЕЙ веры от возможных неурядиц в будущем с вашей. Учение вашего пророка во многом симпатично, но оно основано на вашей иудейской вере, которая нам не подходит. Возможно, мы даже будем чтить твоего Учителя как ещё одного из богов, которых у нас немало, но ваш Господь пусть вашим и остаётся. Мы признаём ту единую высшую силу, которая создала мир, но считаем её выше любых богов, которые и сами не более, чем её проекции, явленные ей для нас, чтобы нам было к кому обращаться с нашими слишком мелкими и скучными для неё земными делами. А вы считаете высшую силу единым богом, имеющим личность и даже имя, которое вам запрещено произносить всуе. В этом — главная разница между вашей и нашей верой, из-за которой слишком много крови может пролиться в будущем, если мы с тобой не предотвратим этого заранее. А для этого нужно, чтобы и твои единоверцы оставались ревностными правоверными иудеями.
— Это — всё, что нам нужно от тебя, Пётр, — добавил Марул, — А если кто-то вдруг явится к тебе якобы от нашего имени и вздумает требовать денег, убей этого мошенника без колебаний. Хоть мечом, хоть кинжалом, хоть ударом кулака под сердце.
— И об этом знаете? Много чего приходится делать ради блага общины такого, что противно и самому, но — приходится. Ваше предложение — не хуже других и получше многих, но мне нужно хорошенько подумать над ним. Пару дней вы мне на это дадите?
— Мы понимаем, Пётр, и не торопим тебя.
Последняя картинка из принесённых испанцами пакетов обратилась в пепел, но разве обратишь в такой же пепел тревожные мысли? Пётр размышлял. Условия, которые поставлены ими, разумны для них и не противоречат его собственным убеждениям. Если принять их и потребовать строжайшего соблюдения закона Моисея от всех обращаемых в истинную веру язычников, это одобрит подавляющее большинство Братьев, но оттолкнёт от обращения большинство иноверцев, не понимающих смысла всех этих строгостей, что и служит главным аргументом тем из Братьев, кто выступает за послабления для неевреев. И хотя сам он вовсе не сторонник подобных послаблений, ему понятны и их доводы. Если их Учитель — истинный Мессия, то разве не гласит пророчество об обращении в истинную веру всех народов после Его прихода? Но понятен и намёк испанцев. Доживёт ли Братство до исполнения пророчества, если точные копии этих картинок уже во множестве появятся в городе, расклеенные на стенах домов и подброшенные в таких же пакетах в Синедрион? Там, как и в городе, тоже многие хорошо помнят Учителя и легко опознают на картинках Его мёртвое тело. А опознав — поймут, что не будет никакого второго пришествия Иешуа, оказавшегося Лжемессией. И тогда будет потеряно всё. Уверовавшие — разуверятся, а ему ли не знать, как иудеи расправляются с лжепророками и их упорствующими в лжеучении последователями? Не так давно толпа прямо на улице забила одного такого камнями.
А тогда, с потерей веры сочувствующих Братству во второе пришествие Иешуа и страха левитов перед новым пришествием воскресшего бога, только защита со стороны Пилата и останется у Братства. Но станет ли этот жадный и продажный подлец защищать их, если левиты предложат ему столько же или даже больше? Будь он сам на месте этого первосвященника Каиафы, давно уже предложил бы! Ведь даже в этом случае, вернув эти семь меняльных столов в свои руки, левиты остаются в выгоде. А Пилат ведь и не вечен, и если они расправятся с Братством ещё при нём, новому наместнику не за что будет давать пилатову долю, и он удовольствуется намного меньшей. Шаткое положение у Братьев, и эти картинки легко погубят его окончательно, а значит, ради его спасения от гибели надо принимать условия испанцев. Ведь не противоречат же они принципам Братства, верно?
Позже, через десятки лет, когда состарятся и уйдут в мир иной все, кто видел Учителя при жизни, эта опасность минует. Эти картинки никого уже ни в чём не убедят и никому уже ничего не докажут, а вера уверовавших окрепнет, если не допустить подрыва её именно сейчас. И те, кто сменит его и нынешних Братьев, ничего испанцам не обещали, и будет так, как они сочтут нужным и правильным сами. Впрочем, испанцы неглупы и не могут этого не понимать. Рассчитывают на то, что за эти десятилетия их условия обретут в Братстве силу установившейся традиции? Возможно, так оно и будет, если будет на то воля Господа, неведомая никому из простых смертных. А его долг — сберечь и сохранить веру и Братство здесь и сейчас.
— Ты думаешь, это надёжно? — поинтересовался Марул, когда они отошли на три квартала от резиденции Петра, — В ТОЙ истории не Пётр, а Павел стал главным идиологом секты, который и продавил политику обращения язычников с их освобождением от самых тяжёлых требований закона Моисея. Сейчас он пока-что ещё никакой не Павел, а Савл из киликийского Тарса, ортодоксальный фарисей из молодых, да ранний. Может, заранее его молнией поразить, пока он ещё никак с сектой не связан, а злейший вражина для неё?
— Да, я в курсе, — ответил Минур, — Думали над этим вариантом, но решили, что нет смысла. Он же не один в секте такой. Не этот, так другой кто-нибудь. Но ты вспомни, кто он был такой, когда впервые поднял этот вопрос? Ортодоксы с Иаковом во главе его вообще осудить хотели за ересь, и осудили бы, если бы не крутейший авторитет Петра в секте и не его примирительная позиция между ними. А у нас в этой реальности Пётр его отмазывать не станет, а поддержит Иакова. Даже если и не отлучат Павла от церкви сразу, а позволят попробовать, ну так в ТОЙ истории он особых успехов в реальном обращении не связанных с иудейской диаспорой язычников так и не добился и сам вернулся к самой обычной для секты проповеди в синагогах. А в нашей реальности иудействующих греков в разы меньше, и в глазах земляков они маргиналы как лишившиеся гражданства полиса. Значит, и на язычниках Павел обломится ещё хлеще, и в синагогах хвастаться ему будет особо нечем. Сам же и дискредитирует свою идею на практике.
— И тогда тем более хрен кто из греков-язычников захочет хрен обрезать и кучу тягот иудейских нести даже ради симпатичного в чистом виде учения Распятого? Логично задумано. Особенно, когда у нас его примут в пантеон и откроют храмы, и хрен кто в них потребует обрезания и прочих заморочек. А Яхве этот иудейский, сварливый и ни с кем из других богов неуживчивый — нахрена он сдался грекам, давно уже знакомым с учением о карме, реинканнациях и допускающем всех нормальных богов пантеизме?
— Ну так для этого ведь предки всё это и разрабатывали. Восток — хрен его знает с его родственными семитскими народами и самой многочисленной иудейской диаспорой, что Вавилон, что Александрия, что Антиохия, но и там жёсткие требования к соблюдению закона Моисея сильно замедлят обращение местных язычников. А в греко-римском мире — тем более. И еретическая секта Распятого гораздо меньших успехов добьётся, чем в ТОЙ истории, и эти ортодоксы иудейские вряд ли будут бузить меньше, потому как накипело у них и продолжает накипать.
