— Родственница, но отдалённая, — уточнила дочка безопасника, — Для неё это уже пятый брак, а шашни с Нероном крутила и до четвёртого, между Актой и Поппеей, но так, как та клавдиевская Мессалина, не куролесила. В оргиях в стиле прежних Вакханалий, по крайней мере, не замечена, так что для нынешнего римского нобилитета ещё прилична. А Нерон в Греции вообще сбрендил. Мальчиками он и раньше увлекался, а во время поездки в Грецию прямо в присутствии Статилии открыто женился ещё и на евнухе Споре.
— Стоп, ребята и девчата! — запротестовала Фиона, — Даже если всё это и правда, чему я и сама очень даже верю, наше государство — друг и союзник римского народа, его олицетворяет текущий император, и пока этот император Нерон, не подобает нам с вами обсуждать его в таком свете вслух даже между собой. А уж вне фактории — тем более. Не надо нам политических неприятностей. Давайте сформулируем всё это поблагопристойнее — нынешний римский император натура тонкая, творческая, артистичная и увлекающаяся.
— Обезьяна, короче, эталонная! — обобщил сосед дочки безопасника под хохот всего класса, — И кстати, вполне под стать нобилитету. Ладно сам он натура творческая и без оргий, которые как у нас преследуются, так и в старом Риме преследовались, не может обойтись, но ведь и сенаторы на своих загородных виллах разве не так же развлекаются?
— Хватит, дети, прекратили! — Фиона хлопнула ладонью по столу, — Римлян за меньшее арестовывают и судят по закону об умалении величия, а наша фактория тоже на территории Империи, и скандалы нам не нужны.
— Так точно! — подтвердил вошедший Айнат, — Более того, Остия тоже считается частью Рима, и как префект фактории я обязан следить за лояльностью всех наших людей к текущему императору Рима. А посему — отставить мне тут изменнические разговоры! — класс рассмеялся, — Фиона, что вы тут без меня успели пройти?
— Разобрали причины нынешних перебоев с зерном, а свернули с темы занятия в контексте неготовности Рима и его властей к этим событиям, хоть они и просчитывались заранее. Поговорили об отношении римлян к технике, которая им не в коня корм, зашла речь о понтах, ну и переехала на их нынешнего вдохновителя и организатора. Дети ведь привыкли, что у нас всегда нормально обсуждается всё, и как их тут остановишь? Хвала богам, пост сдан! — она шутливо отсалютовала.
— Ага, пост принят. У мелкого последний урок, как раз и заберёшь его, но пока чуток задержись, посмеёшься вместе со всеми. Вам, ребята и девчата, объяснили почему Фиона ведёт урок вместо меня?
— Нам сказали, почтенный, что тебя ещё с утра вызвали к префекту анноны, и ты всё ещё там, — ответил тот же пацан, — А зачем тебя-то туда вызвали, если это не секрет?
— Вот в этом-то как раз и заключается весь юмор, но чтобы он был понятнее, я начну немного издалека. Ну, причину беспорядков в городе вы знаете, и совещание было как раз об этом. Все транспортные флотилии курирует префект анноны, ну и раздаёт их начальникам указвния. И тут начальник александрийской флотилии спрашивает, почему городской префект требует от него грузить в Александрии нильский песок вместо зерна, а тот тоже присутствует. Вскакивает и орёт — чернь бунтует из-за дороговизны хлеба, город стоит на ушах, во имя Юпитера Всеблагого, грузи песок! — класс лёг лежмя от хохота.
— Это же для арены Большого Цирка! — выдавила из себя дочка безопасника, — А хлеба на ближайшее время можно с Сицилии и Сардинии привезти!
Но её пояснения и не требовались. Страсть римлян к Играм прекрасно известна всем на множестве примеров. Детей на них никто, конечно, не водил, но снятые на камеру фильмы им показывали, в фильмах же всегда присутствовали и кадры с неистовствующей толпой зрителей, да по разговорам с местными знакомыми представление имели, так что и ажиотаж от каждых ожидающихся Игр прекрасно себе представляли. Наслышаны были и о военных мятежах, прекращённых самими же восставшими солдатами с полным отказом от всех своих требований, но с единственным условием — отпуск и допуск в Цирк на дни проведения внеочередных Игр, специально для этого и затеянных властями. Понятно, что и бунт черни притихнет, если о грандиозных Играх объявить с интересной для гегемонов программой, то бишь покровавее. Но сама эта римская логика — город бунтует от нехватки хлеба, вези песок для арены вместо зерна — это же знать надо римлян, чтобы понять её!
— Абсолютно верно, ребята и девчата, — подтвердил Айнат, — В том, что на арене будут скормлены львам те, кого объявят виновными в бедствиях, можете не сомневаться. В прошлый раз, четыре года назад, виновными в пожаре Рима у Нерона оказались адепты еретической иудейской секты Распятого. Правда, для грандиозного зрелища, нужного для успокоения черни, их не хватило, и преторианцы с вигилами хватали всех, чьи рожи им не нравились, чтобы пытками выколотить признания в принадлежности к секте. Фильм про расправу с ними вы видели — и львами их травили, и в виде живых факелов на крестах их жгли, и гладиаторы их на арене убивали, и зрительские массы были в восторге — зрелище Нерону явно удалось. Теперь, по всей видимости, замышляется аналогичная расправа, но виновными наверняка объявят ортодоксальных иудеев. А поскольку настоящих виновных в Карфагене и Александрии достаточно не наловят, до кучи наверняка заметут и здешних римских, хоть они и ни при чём. Кто не дурак, уже это просчитали и начали разъезжаться.
— Так а ты-то, почтенный, зачем на этом совещании понадобился?
— Ну, не лично я, а наша фактория, но тоже в связи с этим. В тот раз песок арены был украшен разбросанными по нему фальшивыми стеклянными самоцветами, и их блеск под солнечными лучами добавлял зрелищу красочности. И теперь, ребята и девчата, сами сложите два плюс два и догадайтесь, как говорится, с трёх попыток, о зерне для голодных римских гегемонов городской префект просит нашу Компанию или о наших ограненных стеклянных стразах для разбрасывания на арене? — класс рассмеялся, показав абсолютно правильное понимание логики римских властей, — Всё, Фиона, юмор закончился, можешь идти. А мы с вами, ребята и девчата, продолжим. Парадоксальность ситуации с зерном в том, что Цизальпинская Галлия даёт вполне приличные урожаи, но его доставка даже по превосходным римским дорогам обходится дороже, чем перевозка морем из Александрии, не говоря уже о Карфагене и Сицилии с Сардинией.
— А если сократить сухопутную перевозку до минимума?
— Октавиан Август так и планировал, но оказалось, что даже при разгрузке зерна в Труенте весь эффект теряется на Соляной дороге через Апеннины. И почти то же самое выходит при перевозке зерна через Лигурию в гавань Стали для погрузки на суда. Так что зерно Северной Италии, хоть и ближе к Риму в теории, реально менее доступно, чем из-за моря. А вблизи от Рима его давно уже никто и не выращивает на продажу — не выгодно.
— Выгодно элитное виноделие, цветоводство и скотоводство, — блеснула знанием дочка безопасника, — Вино и в самом Риме потребляется, и на экспорт идёт, цветы нужны в больших количествах для венков и гирлянд на праздниках и пирах, а скот трудно везти морем, да и по суше далеко перегонять тоже накладно.
— Абсолютно верно, — подтвердил префект, — А вот более дешёвые вина и даже оливковое масло выгоднее привезти из Карфагена или Испании, чем выращивать здесь, и поэтому эти отрасли в Центральной Италии тоже приходят в упадок. Для себя виноград не элитных сортов и оливки выращивают, чтобы не тратиться на покупку, а на продажу нет смысла, поскольку из провинций они привозятся дешевле и лучше. Даже зерно везётся из Бетики через Гадес, когда его не хватает от основных поставщиков, и я ожидал, что меня будут просить о зерновых поставках, но выяснилось, что и из Александрии голодающему Риму нильский песок для арены нужнее зерна, и от нас им нужнее ограненные стеклянные стразы для украшения этого песка на арене, — класс снова рассмеялся.
— Прости, почтенный, но как всё-таки насчёт моего вопроса? — напомнил пацан.
— Какого именно?
— Верно, ты не застал. Я как раз перед твоим приходом спрашивал насчёт оргий сенаторов на своих виллах. Ладно император, который сам себя обожествил и подражает небожителям Олимпа во всех их божественных греческих безобразиях. Но сенаторы-то с него зачем пример берут? Их предки такого не допускали, и их нравы были примером для наших предков, которому не зазорно было следовать, но куда катятся их потомки? Чему нам теперь учиться у этих римских горе-цивилизаторов?
— Ну, греко-римская культура не ограничивается одними только безобразиями, и многими нашими достижениями мы обязаны ей как самой передовой в Луже. Да и то ведь, чем дальше, тем меньше мы учимся у них, а больше имитируем учёбу, да ещё и не очень внимательную, поскольку подражаем им с грубейшими ошибками на свой варварский лад, — детвора рассмеялась, — А по этой части — мы по-прежнему берём пример с их предков, а не с их пустившихся вразнос потомков. Зачем нам следовать дурному примеру, когда сам цезарь, даже вот этот нынешний, призывает следовать хорошему?
— Которого и сам-то показать не в состоянии?
— Ну, какое общество, такой у него и цезарь. Скорее уж он с элиты Рима пример берёт, чем она с него. И началось это больше сотни лет назад, хоть и не доходило ещё до таких крайностей. А окончательно римский нобилитет пошёл вразнос при Калигуле, и тут, ребята и девчата, следует понимать и причины. Я не исключаю, что и мы вели бы себя так же, если бы оказались в их положении — ну, если бы допустили его у себя, скажем так. Мы его, конечно, не допускаем и, надеюсь, никогда не допустим, и предки нынешних римлян тоже старались его не допустить, но им это не удалось. Ничем не ограниченная власть над обществом одного человека страшна тем, что всё в нём всецело зависит от его личности. Одно дело, если это, допустим, Цезарь Тот Самый или Октавиан, да пускай даже Тиберий, если закрыть глаза на его разгул на Капри. А если такой, как Калигула? Дело ведь даже не в самих его оргиях, а в их последствиях. Не умея регулировать свои обезьяньи хотелки, он спускал на них всю казну, а ведь её же после этого пополнять как-то надо.
— А с военными успехами и добычей у него как-то не заладилось.
— Да если бы и заладилось, что он добыл бы в Британии или Германии? Золота друидов, которое Цезарь Тот Самый награбил в Косматой Галлии, там ведь всё равно нет. А с провинций тоже лишнего не сдерёшь, с них и так сдирается столько, что не с чего им жирок накопить. И тогда что остаётся? Только грабить своих же римских богатеев. А раз законно этого не сделать, то только через тиранический беспредел. И в результате ни один богатый сенатор или публикан не уверен в том, что не будет арестован в любой момент по самому вздорному обвинению ради конфискации его имущества. А когда нет уверенности в завтрашнем дне, то ради чего напрягаться и сдерживать себя? Приумножать состояние — для кого? Хоть день, да мой, и всё, что я растранжирю на сиюминутное удовольствие, как и само это удовольствие, цезарь-тиран у меня уже не отнимет. Вот это и есть их принцип.
— Но ведь это же не прекратилось и при Клавдии?
— И этому тоже были веские причины. Клавдий тоже был обезьяной, но гораздо более вменяемой. Безудержные сумасбродные траты предшественника он прекратил, так что нужда в конфискационных репрессиях отпала. Но даже вменяемая обезьяна во главе общества не в состоянии избавить его от другого порока неограниченного единовластия — фаворитизма. Чуйства не позволяют обезьянистому правителю одёрнуть и поставить на место обнаглевших от вседозволенности фаворитов или фавориток, не говоря уже о том, чтобы пресечь их произвол и наказать их по закону. Закон — для всех, кроме них. Клавдий был бабьим подкаблучником, и при нём сначала вместо него тиранила социум Мессалина, затем Агриппина. При всей разнице между ними, обе стервами были первостатейными, и горе было любому, кто навлекал на себя их немилость. А долго ли оказаться в немилости у обезьянистой, властолюбивой, вздорной и обидчивой на любой пустяк стервозной бабы, уверенной в своей абсолютной безнаказанности? Поэтому уверенности в завтрашнем дне у нобилитета не было и при Клавдии. Как привыкли прожигать жизнь при Калигуле, так продолжали прожигать её и при клавдиевских гнусных стервах. Кстати, ребята и девчата, об этом тоже не болтайте с кем попало, поскольку вторая из этих стерв — мать нынешнего императора, официально после смерти обожествлённая, так что под закон о святотатстве можно угодить запросто. А зачем нам с вами лишние неприятности? Жизнь и так сложна.
— А при Нероне — опять то же самое, что и при Калигуле?
— Нынешний цезарь Нерон, ребята и девчата — текущий друг и союзник нашего государства. И поскольку мы с вами находимся сейчас не в нашей стране, где среди всех прав и вольностей Хартии прописана свобода слова, а в Империи, и врать у нас с вами не заведено, а говорить о текущем римском императоре правду — я бы сказал, что сейчас это политически несвоевременно, — школота рассмеялась, — Но ради объективности всё-таки следует добавить, что у Нерона несколько больше оснований для самообожествления, чем было у Калигулы. Да и поумереннее он в этом смысле, поскольку ни с Юпитером он пока ещё не повздорил, ни Нептуну войны не объявил.
— А в чём его основания для самообожествления, почтенный?
— Ну, у греков в обычае обожествлять своих олимпийских чемпионов. Конечно, на Олимп в основной пантеон их никто не возносит, но зато местными второстепенными божками в своём родном полисе они становятся. А Нерон, как вы знаете, в прошлом году путешествовал по Греции, участвовал в Олимпийских играх и признан на них официально чемпионом в колесничных гонках и в состязаниях кифаристов и певцов. Так ещё же ведь первый в истории Олимпийских игр участник не из греков. Сами понимаете, не допустить императора к участию грекам было несколько затруднительно, а обыграть его наверняка вышло бы боком для победителя, так что желающих не оказалось, — класс рассмеялся, — И в тратах на свои божественные прихоти Нерон умереннее Калигулы. На многочисленные Игры — так это ведь не для себя, а для римского народа. На них ни Тиберий не скупился, ни Клавдий, в остальном казну расходовавшие экономно и даже скуповато. А Рим заново перестроить — это ведь тоже не для себя, а для римского народа. Но проект грандиозный, и денег на него требуется такая прорва, что без конфискационных репрессий в духе того же Калигулы обойтись у Нерона тоже никак не выходит. Снова закон об умалении величия, и снова принуждения к завещаниям в пользу цезаря с последующим самоубийством.
— И римляне всё это безропотно терпят?
— Ну, черни нравятся расправы со знатными и богатыми, чем и пользуются все тираны. Во-первых, чисто по-обезьяньи маленькому простому человечку приятно, когда страдают те, кто всегда был богаче, благополучнее и влиятельнее его самого. О том, что будет, когда такие кончатся, и из кого тиран тогда будет выжимать деньги на очередное пополнение растранжиренной казны, дурачьё не думает. Это для него слишком сложно, а обезьянья массовка любит очень простые и понятные для её обезьяньих мозгов решения. Вот увидите, когда из-за нехватки александрийских и карфагенских иудеев львам на арену швырнут и здешних римских, только единицы спросят, в чём провинились именно эти их знакомые и соседи, к которым у них никогда не было претензий, а основная масса будет с восторгом верить в любую чушь, обосновывающую их приговор к арене. Как и всех тех сенаторов, которые покровительствовали им. А во-вторых, и шкурного же интереса никто не отменял. Раз цезарь добыл деньги для казны, значит, будут и новые щедрые подачки, к которым римская чернь давно привыкла. Так что опоры на городские массы у нобилитета нет. На столичные войска — тем более. Преторианцы, городские когорты и вигилы служат императору, которому и присягали лично, как главнокомандующему, жалованье получают щедрое, паёк бесплатный, срок службы сокращённый, а земля после отставки — в Италии. Опять же, в их интересах, чтобы свободная земля для них была, и не абы какая в каких-то неудобьях, а хорошая, а для этого цезарь должен у кого-то её конфисковать.
