Найлус хмыкнул и коротко кивнул. Он на собственном опыте знает, как умеют... неверно понимать действия разумные, видящие лишь вершину действий. Самые явные последствия работы: трупы, разрушения, пренебрежение законом и прочие последствия работы на грани законности и за чертой допустимого. То, из-за чего у него проблемы с юстициарами азари.
— Гаррус верит в честность и порядочность. Даже после того, что он видел, работая следователем СБЦ. Он... — я запнулась, подбирая слова. — Его вера... освещает этот мир. Таких как он мало. Он понимает справедливость как никто из нас. Он — наша совесть. Моя совесть. И именно он не позволит мне просто уйти.
— Он не остановит. — едва слышно прошептал Найлус.
— Нет. Не остановит. Хуже, он последует за нами, даже если это действие пройдет вразрез его природе и самой его сути. Но именно эти его качества, его вера в нас, его привязанность и любовь не позволят нам сделать то, что больно по нему ударит. — я замолчала, переводя дыхание. Отхлебнула эрга. Глянула на асура. И продолжила: — Он мне бесконечно дорог. Сейчас я могу сказать это осознанно и с полной уверенностью в своих словах. Вы мне дороги. А я предпочитаю беречь и защищать дорогих мне разумных, но не калечить их во имя непонятно чего. И не жертвовать ими. В том числе, во имя собственного безразличия к окружающим.
Тяжелая рука легла мне на плечо, соскользнула по спине. Найлус тихо выдохнул, приобнял, уткнулся лбом мне в волосы, словно подводя черту под этой не самой приятной частью нашего разговора.
— Как долго у тебя будет такое состояние? — прошептал он, аккуратно сжимая пальца на моих плечах.
— Перезапуск эмоциональной сферы пройдет в промежутке между сейчас и вечером. — тихо ответила я, обнимая его. — Еще дня два эмоции будут приглушенными. Полная активность восстановится постепенно. Я могу ускорить этот процесс или притормозить, если будет необходимость.
— Последствия?
— Никаких. Это вопрос своевременности и удобства, не более.
Тихий-тихий протяжный выдох, рука на моей спине мелко дрогнула.
— Ты говорила, что тебе придется заново входить в силу.
Риторический вопрос был лишь заголовком к тому, что его действительно интересовало. Найлус никогда не переспрашивает без причины, особенно, если знает ответ.
— Из-за мощного силового всплеска у меня произошло частичное разрушение энергосистемы в организме. Считай — пережгло каналы от взрывной перегрузки. Они уже начали восстанавливаться, но ядро... оно меняется. Становится сильнее и формируется иначе. Из-за всплеска и распада всех конструктов в моей голове, произошел... — я запнулась, подбирая определение для термина, у которого не было аналога в этом языке. — Произошла деструктуризация внешних слоев ядра, словно вся его структура превратилась в ровный фон, идущий от оголенного внутреннего "реактора" — от души.
Найлус отстранился, всмотрелся мне в глаза. Сумрачный и хмурый. Мои слова его не радуют. Переживает за меня. Боится. Но молчит и ждет, пока я закончу объяснения.
— Формирование этих слоев зависит от личности и от состояния рассудка. — тихо продолжила я. — Сейчас я... другая. Ядро переформируется иначе. Раскроется то, что до этого спало. Возможно, что-то еще мне станет сложнее делать, что-то легче. Но я уже становлюсь сильнее. Хотя бы потому, что у меня исчезли ограничители в голове, заставлявшие меня верить, что мне что-то не дается.
Короткая хмурая пауза и четкая просьба сродни приказу:
— Поясни.
Как бы так рассказать... Вроде бы очевидные вещи, про которые я сама забыла. На которые не обращала внимания и даже не задумывалась об этом.
— Найлус. Разумный или может работать с энергией, становясь магом, или нет. Не бывает промежуточных вариантов: это последствия или необразованности и неразвитости, или ограничителей. Как внутренних, так и внешних вроде естественного сопротивления среды. Легкость и сложность в работе зависят только от личной силы и развития, от знаний и от того, как этот разумный относится к тому, что делает. Во что он верит. Я верила, что светлая магия мне тяжело дается. И она давалась мне тяжело. Но это... — я покачала головой. — Это не реальные трудности. Это работа разума против собственного хозяина. Самоубеждение и огромная сила внутренних запретов и веры.
Меня он понял правильно: нахмурился, помрачнел. Тоже понял, какая проблема скрывается за этим вроде бы незначительным нюансом.
— Откуда у тебя это?
— Не знаю. Не помню. — я поморщилась. — Если что-то смогу вспомнить — это будет чудо. А если нет... Это будет очень плохо.
— Причина?
— Подобная вера может возникнуть лишь в двух случаях: при неправильном обучении, когда она вкладывалась наставниками и учителями, или... — голос упал до вкрадчивого свистящего шепота, — при принудительном взращивании подобной... слабости.
Нервно взмахнув рукой, я начала расхаживать по кают-кампании.
— Я могу допустить, что изначально ошибка была в обучении. Это частый случай. Но я, вроде бы, прожила не один десяток жизней, а за такой срок ломаются любые догматы. Что-то узнается на практике, что-то можно увидеть в исполнении других. Появляется богатый опыт, собственные наблюдения и наработки. Но я их не ощущаю! Словно я стала магом и прошла обучение буквально в прошлой жизни. Но это не так! — я остановилась, повернулась к Найлусу, нервно подрагивая. — Тут или память меня обманывает, или я была совсем неприспособленна к обучению и накоплению опыта по разным причинам от собственного тугодумия до последствий работы Цитадели.
— Цитадель может так влиять?
— Может. Подобная структура могла сбрасывать всю память, которая по мнению ее создателя была... не существенна для хранения.
Я замерла, нервно дернув плечами. Осознавать, что моя память могла быть прорежена и обнулена Цитаделью... Меня это резало как ножом. Хуже, что я даже не могу отследить масштабы потерь!
Это... ужасает.
— Опять же, Цитадель может быть причиной отсутствия критичности в работе, она же — сбрасывать и обрывать желания экспериментировать и пытаться как-то... расти над собой.
О да! Цитадель — коварная. Этот... конструкт может быть полезным, если делаешь его сам, а может быть, как ментальный паразит и ограничитель, если разрабатывался со злым умыслом. Любая работа менталиста многогранна! Любой конструкт двоякий!
— Я не знаю, что было фундаментом моей Цитадели. У меня не было ни времени, ни возможности, ни даже шанса заглянуть под красивую обертку смутно знакомого здания. Если бы конструкт инициировал защитные протоколы... — я вздрогнула, непроизвольно поежилась. — Поверь, защититься от срабатывания уже установленных в голове структур почти невозможно. Чем профессиональнее и опытнее мастер, тем меньше шансов у жертвы. Единственная возможность освободиться — это грубый слом. Как тот, который сделала я. Рискованный метод. Но именно негатор, разваливающий все, что есть в голове — наиболее надежный механизм. И то, он не дает гарантии, а лишь шанс на свободу.
— Только шанс? — едва слышно переспросил Аэтера.
— Глубинные закладки могли быть и на подсознательных уровней, а до них негатор может не добить. — буркнула я. — Но их реально вычислить и убрать. Их видно, да и срабатывают они иначе. Не так резко.
Найлус стоял сумрачной статуей. Почти не шевелясь, крепко стискивая пальцы на моих плечах, он смотрел куда-то в стену за моей спиной и наливался холодной тягучей яростью. Не надо чувствовать эмоции, чтобы это заметить.
— Что могла делать Цитадель? — низкий голос дрожал от ярости и упал до глухого рокочущего рыка.
— Контроль над мышлением, сортировка, зачистка и искажение памяти, влияние на логической, абстрактное и критическое мышление. — отвечала я коротко и сухо, как на отчете. — Балансировка эмоций, купирование ненужных механизмов в работе рассудка. Что угодно. Блочная динамическая структура, способная подстраиваться под разум носителя как полноценный живой паразит.
Вот теперь его по-настоящему проняло.
— Если это была чья-то работа... Этот разумный до сих пор жив? — тихий вопрос.
— А что ему будет? Такое делают мастера с огромным опытом и сроком жизни. — зло рыкнула я. — Найлус, наивно верить, что это существо уже померло. Время в воплощенных реальностях течет не так, как в остальном Мультиверсуме: тысячелетия здесь могут уложиться в мгновение. Тысячи жизней пролетят за абсолютный год. Потому что воплощенные реальности существуют, пока жив эгрегор, а он живой, пока жив народ, который его поддерживает. Редко когда эгрегоры надолго переживают породившую их цивилизацию. Это тут проходят столетия, десятилетия. Но не для мира, который создал это всё. И не для других миров, живущих по общему временному потоку. А это значит...
— Что твой враг может быть жив всё это время.
— Да.
Мы стояли и смотрели друг на друга, почти не мигая, не отводя взгляда. Он всматривался в меня, вслушивался в мои мысли и зарождающиеся проблески эмоций, уже начавшие расцвечивать серую пустоту в моей голове. Молчал и Аэтера. Слушал, всматривался в нас, но пока не вмешивался в разговор.
Молчание затягивалось тяжелой сумрачной паузой, давящей на голову.
— Найлус.
Он склонил голову набок, вопросительно приподнял надбровную пластинку.
— Прямо сейчас это неважно: в конкретную воплощенную реальность попасть практически невозможно. Их слишком много. Если, конечно, речь не о ее создателе, инициировавшего формирование воплощенной реальности извне и отслеживающего развитие своей игрушки.
— А если...
— Тогда совсем плохо. Потому как власть хозяина абсолютна. — я криво усмехнулась. — Но это — Отражение. А их создать принудительно не получится, насколько я знаю. Они — результат случайности и никак иначе. Такая себе дополнительная переменная в сильных эгрегорах, позволяющая им выжить даже после гибели цивилизации, породившей материнскую структуру. Наше Отражение еще только формируется. Пока мне удается предугадать пожелания реальности. Как видите, откаты... явные откаты прекратились.
— А неявные? — тихо спросил Аэте.
— Не без них, но это мелочи, балансируемые ответными бонусами за сообразительность. — я отмахнулась. — Еще одно свойство Отражения — детали. Такие миры всегда богаче обычных воплощенных реальностей. В них много того, что никак не показано и не описано. Того, что может быть, а может и не быть. Вроде того магазинчика, где я покупала травы.
Двери кают-кампании с едва слышным свистящим шипением ушли в стены, пропуская к нам Гарруса. Сонного, одетого в одни штаны. С неизменным визором, опущенным на глаза. Парень прошел мимо нас, медленно сел в кресло и лишь тогда демонстративно поднял с глаз экран визора.
Работающего визора...
Яркие умные голубые глаза смотрели на нас с затаенной укоризной и тем спокойствием, какое свойственно молодому турианцу во время работы. Он ничего не говорил. Просто смотрел на нас с укором и какой-то странной иронией. А мне становилось стыдно и неловко. Неловко из-за грустного укора в глазах. И стыдно от понимания, как мы... забыли за его домашней добротой и обаятельностью, кто такой Гаррус Вакариан.
— Прости. — прошептала я.
Мандибулы шевельнулись в едва заметной улыбке, взгляд смягчился.
— Не делайте так. — спокойно ответил он, выключая визор.
— Виноваты. — покаянно произнес Найлус без тени раскаяния в голове. — Не хотели тебя будить.
— У меня чуткий сон. — Гаррус фыркнул, улыбаясь.
— А визор позволяет слышать нас дословно? — спросила я, тяжко вздохнув.
Улыбка стала шире.
— Полагаю, не только слышать. — проворчал Найлус.
— На твоем корабле практически стандартные протоколы защиты. — Гаррус пожал плечами.
— Ты подключился к ВИ?
В ответ — согласный кивок и еще одна улыбка.
— Всё слышал? — сумрачный вопрос.
— Что пропустил — восстановил по записи. — невозмутимо ответил парень. — Запись разговоров установлена еще во времена начала службы следователем. Я боялся пропустить что-то важное.
Найлус тихо выматерился, прикрыв лицо рукой.
А чего мы ожидали, забыв, что наше голубоглазое чудо заслуженно носит звание эраза? Молодой парень, прошедший обучение на диверсанта, артиллериста, проработавший следователем в СБЦ! Естественно, он узнал все, что хотел!
— Зато рассказывать дважды не придется. — философски заметила я. — Эрг хочешь?
Гаррус кивнул.
— Я сделаю. — тихо сказал Аэтера. — Завтрак принесу. Кира проснулась, скоро выйдет.
Что-то у всех сегодня ранний подъем. Время же — середина ночи...
— Мы вас разбудили?
— Корабль маленький, а мы все... чувствительны к движению, шуму и к эмоциям. — словно в ответ на мои мысли произнес асур. — Не надо переживать за наш сон и отдых. Сейчас спокойное время. Мы не устаем. — последние слова донеслись уже из кухни под стук выставляемых на стол кружек. — Но нам хочется знать, что с тобой будет дальше.
В кают-кампанию проскользнула взъерошенная, но бодрая после быстрого душа Кира. Влажные коротко остриженные волосы задорно завивались колечками, на щеках цвел румянец, а в глазах — тревога. Тоже слышала...
Видимо, слух асуров достаточно острый, чтобы узнать все необходимое даже сквозь закрытые двери.
— Что будет дальше... — я поморщилась, прогребла волосы. — Дальше вам понадобится терпение, крепкие нервы и умение слушать меня, не принимая близко к сердцу то, что я вам буду говорить. И то, как я буду себя вести.
— Ты уже попадала в подобную ситуацию? — спросил Гаррус.
— На моей памяти — нет. Но я хорошо знаю, как именно работает подобный механизм и что происходит в это время. — честно ответила я. — Прогонится весь спектр эмоций от апатии, уныния, саможалости и слез-соплей до ярости, ненависти, бешенства и ядовитой раздражительности. Это нормально. Но поведение и состояние будут соответствовать тому, какая именно эмоция сейчас доминирует. И насколько сильно повышена или понижена планка рассудочности и умения трезво мыслить. Это тоже входит в процесс перезапуска. Так что ждите разброс от полусумасшедшего ребенка до холодного почти машинного разума.
Дав время оценить сказанное, добавила:
— Я не буду растягивать удовольствие перезапуска эмоциональной среды. Проще отмучаться один день, чем размазывать это сомнительное состояние истерички-неврастеника на несколько суток.
Гаррус слушал и хмурился. Найлус оставался спокоен. Асуры... у Аэтеры — живой интеерс. Кира встревожена.
— Но это будет честно. — тихо произнес Найлус. — Все слова, реакции, отношение.
— Честнее некуда. — уныло согласилась я. — Одно хорошо: сегодня и завтра — никакой магии не будет даже в теории. Даже на пике эмоциональных всплесков. И менталистики тоже. Я не смогу нанести вреда, когда в моем воспаленном мозгу такое желание возникнет. А оно будет, поверьте. Любое неверное слово, не выполненная блажь, перекос в голове, не тот жест, не такой взгляд, и я буду... — я отмахнулась.
Даже предполагать не хочу, как фигурно могут вильнуть мои мысли и как меня перекосит. Хорошо если закончится просто некрасивыми словами и странным состоянием. Плохо, если активизируется самые... сумрачные мои черты характера, про которые никто из них не знает. Хуже то, что я сама не очень-то знаю, что может всплыть. Достаточно того, что я уже успела заметить и отследить в нетипичных действиях и в непроизвольной реакции. Как тогда, ночью на Цитадели. Но на корабле у меня нет врагов и раздражительных факторов, мы идем по перегону, и связи тоже не будет. Никто не сможет со мной связаться и что-то не то сказать. И я сама тоже не смогу выйти на связь.
