— По большому счету, у нас выбор только в одном: сами здесь всё развалим или это сделают Жнецы. Если не справимся сами, Назара свистнет Предвестнику, и тогда уже не будет никаких игр в поддавки и попыток спасти героя истории и личного подопытного Каталиста от трибунала.

Я сказала и... замерла.

А ведь и правда! Жатва началась во время суда над Шепардом. Минута в минуту. Настолько точно, что Жнецы прибыли к Земле от дальних колоний, пройдя Солнечную Систему со скоростью, достаточной, чтобы суда не случилось.

Я отчетливо понимаю, сценаристы не делали никакого сомнительного расчета и никакой особой подоплеки, просто возведя ситуацию до пафоса и красивости. Это и было красиво. Но... Законы реальности неумолимы. Каждое действие имеет под собой логику и железное обоснование в мотивах и причинно-следственной связи принятия решения, которое привело к указанному результату.

Та самая особенность обратного временного развития воплощенной реальности.

Плевать на замысел разработчиков, мысли сценаристов и идеи, которые они хотели показать! Важны лишь факты! Реальность строится по ним и никак иначе!

Жнецы прибыли в момент суда над Шепардом. Факт, врезанный в канон.

Жнец Назара восемнадцать лет катал на себе Сарена Артериуса, поддерживая в нем жизнь и не влияя на свободу воли и психику. Еще один факт, насмерть впаянный в канон.

А дальше уже идет развитие причинно-следственных и логических цепочек, которые должны протянуться от своего итога к своему началу. С учетом менталитета Жнецов, их разума, расчетливости и всех качеств, присущих столь древним существам.

Никаких глупостей и "всё во имя сюжета"! Только логика и четкие причинно-следственные связи!

Но что они в итоге породят? Какой мотив они создадут? Как повлияет этот мотив на личность Властелина? Какими станут Предвестник и Каталист с такими заданными "дано"?

Вот это уже вопросы всей истории.

— Мы не сможем всё сделать самостоятельно. — после небольшой паузы, потребовавшейся мне, чтобы вернуть самообладание, я продолжила развивать мысль. — Нам нужны ресурсы и кадры. А еще нам нужны те, кто начнет работу после того, как первая часть увенчается успехом. Развалить существующий порядок — несложно. Любое успешное восстание с этом справляется. Но потом все эти праведные лидеры сталкиваются со второй частью дела: с наведением порядка на руинах. Это тоже относительно просто, достаточно иметь тяжелую руку и суровые методы. Ну или армию дисциплинированных кроганов и много оружия. Но после этого идет третья стадия. Строительство нового порядка, который должен радикально отличаться от предыдущего с учетом ошибок предшественника. И именно третья стадия — то, на чем ломаются все радужные и красивые мечты революционеров вкупе с их идеями. Потому что построить новое общество сложно. Еще сложнее удержать новый порядок настолько долго, чтобы его идеи вросли в подкорку его обитателей. Но самое сложное — это уследить, когда на поверхность вновь всплывет затаившееся дерьмо и убрать его. Всплывет оно не сразу и не явно. Но...

Я развела руками. Основное было сказано.

— А еще надо будет уследить за Левиафанами, потому как если не Жнецы всех уничтожат, так эти твари сядут сверху на народы галактики и вновь начнут ими править, как было миллиард лет тому. Вот такие дела. Если я в чем-то ошиблась, скажите мне.

Неожиданно, но первым ответил мне Гаррус. Нервно теребя в пальцах ремешок лежащего у его ног армейского рюкзака.

— Я не могу найти изъяна в твоих словах. — голос дрогнул. — Мы сами не видим возможности мирного изменения ситуации. Все предпринятые меры оказались... недействительными.

Я знаю о безуспешных попытках Иерархии хоть как-то навести порядок в этом кластере. Даже канон показывал, как некрасиво вся их деятельность тонет в этом болоте, и какими последствиями им эти попытки выкатываются. А уж как пользуют их собственную мораль и кодексы... Достаточно вспомнить ту ситуацию с журналистами в зоне боевых действий, из-за которых погиб хороший мужик. Просто так. Без надобности. Из-за наглых идиотов, нарушивших запреты и наплевавших на предупреждения!

Отвратительная там была ситуация.

— Не расстраивайся так. — протянув руку, я ласково погладила его по щеке. — Знаю, вы опутаны множеством обязательств и правил. Но я-то нет.

Гаррус грустно вздохнул.

— Я не хочу окунаться в это дерьмо. — мягко сказала я, продолжая его гладить по щеке. — Я не хочу вообще в это влезать, потому что тогда мне придется столько пролить крови и стольким разумным разрушить жизнь, что представлять страшно. Я знаю, что никто не благодарит за такое сомнительное спасение. Никто не будет мне рад и мало кто поймет. Ну а каковы альтернативы? Сохранить хорошее отношение окружающих и наблюдать, как их убивают? Или смотреть, как разваливается реальность?

Ненавижу такие ситуации...

— Выживание реальности важнее даже миллиардов жизней, потому как они всё равно погибнут, если развалится пространство вокруг них. Я постараюсь... обойтись малой кровью, но если потребуется, меня устроит даже геноцид. Но это дело будущего. А пока давайте причаливать и посмотрим, наконец, на это произведение фортификационного искусства. — я улыбнулась. — Грандиозные планы по захвату галактики — это, бесспорно, прекрасно, но пока у нас всё куда прозаичнее.

Найлус хмыкнул, вновь завел двигатели, отключенные на время нашего занимательного разговора, и лодка продолжила неспешно двигаться к последнему шхеру у стены.

Признаю, разговор дался мне тяжело. Еще тяжелее было осознание всей... глубины ситуации, из которой нет высокоморального и этичного по отношению к обитателям галактики выхода. Но самое страшное было не это. Не понимание ситуации, не изменение всех планов, не будущая работа и то, что мне придется с головой погрузиться во все дерьмо Пространства Цитадели и так званых нейтральных регионов. Больше всего пугают изменения во мне самой.

После слома Цитадели у меня началось ощутимое смещение мировоззрения. Ценности менялись. Что-то отходило на задний план, что-то обесценивалось и становилось бессмысленным, а что-то выходило на роль оси бытия. А еще я осознала, что не могу на это влиять. Изменения подкрадывались исподволь. Обоснованные. Непротиворечивые. На логичном базисе, опирающиеся на то, что я знаю и вижу. Для меня они проходили незаметно. Накладывались мягко и естественно, в тот момент, когда я к ним становилась готова. Моментами озарения и осознания они ломали вроде бы привычные установки, заставляя смотреть на мир иначе и шире.

Занятно то, что все эти изменения... радуют моих близких. Даже Гаррус признал, что теперь со мной стало... проще. Спокойнее. И надежнее. Обмолвился мимолетно, случайно проговорившись как-то в ночной тиши под неспешную беседу. Наверное, именно это примиряет меня с тем, что предстоит сделать.

Потому как наш успех нам не простят, а за победу — проклянут.

* * *

Николаус вошел в комнату, вытирая мокрые волосы пушистым полотенцем. Вивьен на мгновение поднял глаза от экрана, чуть улыбнулся и вернулся к чтению новостей. Джон же встал с кровати, нервно и дергано, заставляя себя сохранять мнимое спокойствие и проявить терпение, достаточное, чтобы дядя успел одеться.

— Есть новости? — наконец, спросил он, когда Нико устало присел на свою кровать.

Мужчина качнул головой.

— Тридцать дней прошло... — голос коммандера против воли подрагивал от тревоги.

— Единственное, что мне удалось узнать: корабль Спектров останавливался на четверо суток на безымянной курортной планете, расположенной на границе Аттического Траверса и Систем Терминуса.

— Когда?

— Покинул ее шесть дней назад.

Коммандера такой ответ... удовлетворил и обнадежил. В какой-то момент он понял: ему достаточно знать, что Спектры живы и работают, а задержки... У любых остановок есть причины.

— Нас предупреждали о длительном увале. — мягко добавил Николаус.

Джон согласно кивнул, нервно прогреб начавшие отрастать волосы и привычно прижал пальцем уголок дергающегося в спазме века. Нервотрепка последних месяцев не прошла бесследно: приступы участились, стали более затяжными и в особо острых случаях дополнялись тошнотой. Как сейчас: к горлу предательски подкатывал тугой ком, немного вело восприятие, словно у него чуть кружилась голова.

— Я слышал, на Цитадель прибыл капитан Андерсон. — голос аналитика был всё таким же ровным и спокойным.

— Прибыл. — глухо подтвердил Джон, непроизвольно жмурясь: повлиять на этот странный почти спазматический эффект он не мог. — Я его встретил в кабинете посла.

Николаус хмурился всё сильнее: состояние племянника его откровенно тревожило. Приступы не просто участились: не успевал завершиться предыдущий, как после очередной встречи с послом или с представителями военного командования начинался новый. Еще более сильный, чем предыдущий.

— Тебя снова вызывали? — мягкий голос чуть подрагивал от сдерживаемой ярости.

— Да. С утра, пока ты был на тренировке.

Вивьен молчал, хмуро следя за командиром.

— Долго продержали?

— Почти два часа. — Джон нервно дернул рукой, но тут же прикрыл глаза: почему-то пошли странные пятна инверсной засветки, как бывает, если посмотреть на яркий свет и после — зажмуриться. Такие же темные зеленоватые пятна в желтом ореоле. — Пытались узнать, где сейчас Спектр, чем занимаются люди и где мы расквартированы. — мужчина на пару мгновений запнулся, сглатывая ком, уже начинающий мешать дышать.

Воспоминания об утренней встрече ошпарили тревогой: слишком много было в словах посла двусмысленностей и вопросов с подтекстом. Выросший в военной среде, он прекрасно научился замечать такие опасные вопросы: именно они — первый звоночек приближающихся проблем и немилости у командования. Такие же вопросы были после Элизиума, но тогда общественный резонанс перевесил, и его, Джона, отпустили с мягким устным выговором. Но тогда его в открытую называли героем, и политики вместе с командованием не могли себе позволить хоть как-то наказать его за фактический захват власти в гарнизоне и самовольно развязанную войну. Сейчас же...

— Посол много говорил о политике. — вновь короткая пауза. — Отдельно останавливался на политической значимости действий Спектра Шепард и нас, как ее подчиненных. Завуалированно напоминал, что мы — военнослужащие ВКС Альянса Систем, а не Пространства Цитадели. Напоминал про присягу. — голос сбойнул. — Нико, мне завуалированно угрожали трибуналом, если я продолжу "бездумно выполнять приказы Спектра Имрир Шепард"!

Последнюю фразу Джон выделил особо, очень точно скопировав голос посла. Но больше слов посла его насторожил военный, прибывший вместе с капитаном Андерсоном: особистов Джон узнавал всегда и сразу.

— Нико... — голос Джона упал до шепота.

Николаус подобрался.

— Да?

— У посла в кабинете был сотрудник особого отдела военной контрразведки ВКС Альянса Систем.

Вивьен едва слышно охнул, Нико помрачнел.

— Он представился?

Джон покачал головой, о чем тут же пожалел: мир предательски поплыл.

— Нет.

В умение племянника вычислять особистов, Николаус не сомневался.

— Он говорил?

— Спрашивал о Спектрах. О корабле. Особенно — о его ремонте: кто делает, что, как. — Джон начал говорить короткими фразами: одно воспоминание об ухоженном вежливом мужчине в гражданском костюме и о вопросах, которые он задавал, заставляло его откровенно психовать. — Я не мог на это ответить. Отправил к Татуму. О генерале уже знают. Можно было сказать.

Вивьен заполошно вскочил с койки, вытащил из-под стола кофр с лекарствами, покопался и достал упаковку успокаивающих.

— Что еще? — тем же мягким голосом спросил Николаус, передавая парню бутылку с водой.

— Он спрашивал, что мы делаем во время отсутствия командира. С кем общаемся. — Джон говорил, не открывая глаз. — Вопросы характерные. Я такие уже встречал. После Элизиума. Вопросы были другие, но причина та же: во мне тогда усомнились.

Вивьен тронул командира за предплечье.

— Выпей. — парень подал две таблетки.

Джон поблагодарил мелким нервным кивком, взял таблетки, привычно разжевал, чтобы быстрее подействовали и проглотил мерзкую горькую массу.

— Нико, если начали задавать такие вопросы... — коммандер рвано дернул головой: в глазах снова начали плясать пятна засветки и чуть темнеть в боковом зрении. — Что бы мы ни сделали, нам не простят нашу работу! Если на станцию прибыл особист и начал нас вызывать... — он запнулся. — Ты знаешь, что Джейн тоже вызывали, но она не пошла и вежливо послала посла? Такой отказ... Она же не знает, при какой форме запроса нельзя отказывать и надо приходить! Она с этим никогда не сталкивалась! Особист может вызывать от лица посла, и Удина ему не откажет! У них особые формулировки. Как манера разговора: их можно вычислить, если знать. Но она же не...

Мир как-то странно мигнул, голова резко потяжелела. Ненадолго. На мгновение. Но когда он снова открыл глаза, он обнаружил себя... лежащим на собственной койке. А на него с тревогой и едва прикрытым страхом смотрели Вивьен и Николаус.

— Что... что произошло?

Говорить было сложно: язык едва ворочался. Думать было тяжело: голова как в тумане. Забита ватой. И ноет.

— Сенситивный шок. — тихонько ответил Вивьен. — Твой имплантат дал резонанс по нервной системе.

Ему потребовалось несколько мучительно-долгих минут, чтобы осознать сказанное.

— Я... упал в обморок?

Признание далось тяжело. Если имплантат дал такой эффект... Если он начнет отключаться из-за нервной нагрузки...

— У тебя была временная потеря сознания. — виновато ответил юный врач, отводя взгляд. — Успокоительное не успело подействовать...

Джон прикрыл глаза, автоматически поднял руку, прижал вновь задергавшееся в тике веко. Его не повезли в госпиталь. Какой смысл, если последствия работы L2 не лечатся, а лишь купируются, если они проходят в легкой форме?

Побочные эффекты у него проявились не сразу. Несколько лет казалось, что имплантат прижился вообще без последствий, но... первая же боевая операция проявила скрытый дефект: мелкий спазм у края века перечеркнул его мечту стать пилотом. Они же, эти спазмы, закрыли перед ним дорогу в снайперскую школу. С каждым годом они лишь усиливались, и если раньше для их появления требовался серьезный стресс, то сейчас достаточно сильно перенервничать. Как тогда, в кабинете посла, или сейчас в каюте. Но со спазмами можно мириться. Можно привыкнуть, приноровиться и работать дальше.

Обморок — это совсем другое. Если он начнет отключаться на пике приступа... если подобное еще хоть раз повториться, то на его карьере военного и, особенно, бойца группы высадки, можно ставить жирный могильный крест.

* * *

Два дня спустя

— Я даже не знаю, я в восторге или в унынии. — буркнула я, сумрачно глядя на объемную голограмму, чуть заметно мерцающую в сумраке неглубокой пещеры.