Самое удачное время для подобных... манипуляций.
— Еще меня может потянуть на другие... подвиги. — тихо добавила я. — Тоже сомнительные, хоть и... приятные.
Меня поняли правильно: зеленые глаза сперва расширились, а потом сузились, ирония исчезла, как и веселье.
— В чем сомнительность?
— В выборе.
— Порывы будут честные? — тихий вопрос.
— Абсолютно. На тот момент и на то состояние рассудка. Я могу решить, что так — правильно и нужно. Почему? Спрашивайте в тот момент, если хотите получить ответ.
Найлус коротко кивнул.
— Хочу еще предупредить, что усиление разброса и колебаний будет нарастать. Сперва пройдут простые психи, истерики, вероятно — наезды. Не исключаю подобного. — я криво улыбнулась. — Каждому из вас есть что предъявить. Поверьте, я это сделаю. Но потом... — я покачала головой. — Потом начнется раскрутка подсознания, и вот тогда будет самое сумрачное время. Я не могу его пройти во сне: разум должен быть активным, чтобы давать нормальные реакции. Меня не стоит закрывать. Могу попробовать свалить в другой мир. Притом, успешно.
Осмотрев сумрачных мужчин, растерянно замершую девушку, хмыкнула.
— О, поверьте, если наложится несколько удачных факторов, ничего во мне не дрогнет и ничего не остановит. А еще меня может осенить идея, что вам в другим мире тоже будет лучше, чем здесь. И вы туда уедете вместе со мной. Хотите вы этого или нет. Никакие слова не переубедят. Если вообще успеете что-то заметить: в помрачнении разумные обычно очень изобретательные и способны на чудеса, когда не надо. Так что будьте внимательны. Особенно, если я стану тихой.
— Учту. — коротко ответил Найлус. — Что еще стоит знать?
Я задумалась, перебирая возможные последствия и сложности, но ничего нового не придумала.
— Вроде, все сказала. — я вздохнула, прогребла волосы. — Надеюсь, завтра я не пожалею, что в эти сутки вы будете свидетелями моего состояния...
— Вопрос доверия, Имрир. — произнес Найлус.
О да... Это вопрос доверия. Но не к ним. В них я уверена, насколько могу быть уверена в разумных. А вот в себе...
Одно радует: они все сейчас сильнее меня. Я не смогу нанести вреда ни им, ни себе, ни кораблю. Даже если мне захочется. А мне захочется. Наверняка хоть раз какая-то мысль стрельнет не так, как надо.
Никто не знает, что он такое в моменты, когда рассудок становится... специфическим, колеблясь на грани безумия со своей логикой и особенностями реакций, пока хоть раз не падет в такое состояние. Нельзя предугадать, как вильнут мысли, что станет триггером, который запустит фатальную реакцию перетекающих эмоций, слов, действий и бессистемной логики.
Состояние сродни сумасшествию. Даже не безумию. Просто — сумасшествию.
Аэтера принес поднос с завтраком, и все разговоры сами собой закончились. Утреннее напряжение медленно истаивало, беседа становилась легче и живее, а у меня нарастало странное ощущение эфирной легкости и эйфории...
Утром следующих суток я лежала на кровати и... просматривала воспоминания о вчерашнем дне. Мозги работали на удивление четко, в голове — ни следа дурмана, ни тени того кошмара, в котором я пребывала на протяжении дня и части ночи. Но память была беспощадна, мелочно вываливая на меня мельчайшие подробности моих действий, особенности логики и всю палитру эмоций, которые тогда меня накрывали.
Это была какая-то дичь...
Сперва ничего особо критичного не происходило. У меня потихоньку начинали проявляться эмоции. Мелкая радость от вида родных и близких, чувство гордости, мелочное злорадство от воспоминания про запоздавший звонок Удины, страх от предстоящей встречи с Властелином, азарт, снова радость. Злость от задержки. Гнев и зачатки ненависти к тому, кто это со мной сделал. Спектр расширялся в процессе неспешной беседы, и я не сразу обратила внимание на странные взгляды парней. А когда заметила...
Они меня взбесили.
Первый резкий скачек настроение перерос в наезды и вспышку агрессии, мгновенно перетекшую в нытье и слезы за то, что меня никто не любит и вообще считают чудовищем. Критическое мышление меня по-тихому покинуло, помахав напоследок прихваченной с собой крышей, а я радостно каталась на эмоциональных качелях, вываливая на головы благодарных слушателей все, что бурлило в моей башке.
Воспоминания я проматывала, как дурную комедию и ужастик одновременно. Истерика, вспышка гнева, снова истерика, потом — момент просветления в краткий период мелкого перезапуска среды. Когда меня попустило первый раз, мне стало настолько мучительно стыдно, что никакие слова не передадут. Зато Найлус неожиданно признался, что его это все... радует.
Потерев лоб, я рвано выдохнула, вновь отматывая полотно памяти на нужный момент.
— Меня это порадовало.
Громкие уверенные слова и бодрый тон выдернул меня из самоуничижения, вынуждая поднять взгляд на развалившегося напротив меня темнокожего турианца.
— Ты серьезно? — осторожно спросила я.
Найлус пожал плечами и... кивнул.
— Это же дичь какая-то! — буркнула я, вновь начиная ощущать предательскую легкость. — Я же вам наговорила...
— Правду. — тихо прошептал Гаррус.
Парень подсел ко мне, ласково погладил, но в его глазах была лишь грусть и затаенная боль.
— Ты права: я дурак и веду себя как инфантильный малолетка, если до сих пор не смог заставить себя прийти к отцу и поговорить с ним, раз и навсегда определив, что каждый из нас боится увидеть друг в друге.
Мне было стыдно...
— Гаррус...
— Имрир. Ты права: отец меня любит и переживает за мое благополучие. — парень сидел чуть сгорбившись, расстроенно опустив плечи. — Но он не дурак... Он просто...
— Он идиот, неспособный донести информацию до собственного сына простыми и понятными словами с полным путем создания логической цепочки, приведшей его к подобным выводам. — неожиданно-зло отбрила я. — Вы оба не в состоянии услышать друг друга! Когда вы пойдете на компромисс? Когда один будет стоять над могилой другого? Тогда вы поступитесь своими принципами и нежно лелеемой гордостью и долгом?
Меня снова начало заносить, но я не могла заставить себя заткнуться. Слова рвались сами собой, выплескивая всё, что накопилось в моей дурной голове.
— А я? — иронично спросил Найлус.
Интересно тебе?
— А ты просто слепой долбоеб. — буркнула я. — За столько лет не заметил в друге и наставнике странностей? Глаза твои в какой жопе находятся? Ты что, не видел, что он разваливается на глазах? И что там от тела одни имплантаты остались?
Найлус улыбался все шире, но глаза на мгновение потемнели: мои слова его все же задели.
— Так я его не видел.
— Так ты его еще и не видел за все это время?!! — злость полыхнула ядерным взрывом, выбелив мир перед глазами. — Какой ты, к демонам, друг, если за все это время...
Я остановила запись, вновь потерла лоб. Найлус тогда просто переключил на себя мое внимание, спасая Гарруса. Увидел, что я только разогналась и готовилась еще много что сказать. Было еще что, но я рада, что те слова так и остались несказанными. Зато сам Найлус выслушал немало. На записи еще больше часу ору. По всем проехалась... Даже Аэте своих словил. Но асур с моими словами просто согласился, чем выбесил еще больше. Но ярость... словно прорвала тогда что-то в моей голове, выкидывая в странное легкое состояние. Доброе и ласкучее.
Короткий ментальный приказ, запись промоталась до нужной закладки...
Белый-белый убийца улыбался. Красивый. Сильный. Чистый от зла. Его ведь делали для этого. Чтобы убивать. Чтобы чистить гнилье и грязь по галактике.
Тогда почему он...
Может, его просто попросить? Он же хороший. Он согласится, если правильно попросить...
— Аэте, Аэте, Аэте... — я подсела ближе, заглядывая в красивые фиолетовые глаза. — Аэте, позови своих, а... Ну давай, ну позови, позови, — голос упал до тихого умоляюще-зазывного шепота. — А потом мы их всех убьем. Всех-всех-всех. Совсем всех.
Красивый убийца приподнял бровь, наклонил голову, как птица. Не понимает? Или спрашивает? Я скажу...
— Тогда Старшим не надо будет их убивать. Мы сами их убьем. — я улыбнулась ему, а он — улыбнулся в ответ.
— Испортишь миры. — мягко проворкотал он, склоняясь ко мне.
Не-не-не... Не испорчу. Все будет правильно.
— А они все сгниют... Быстро. Пара лет и все, мир станет чистым-чистым. Только кости останутся. Но они тоже потом уйдут в почву. И совсем чисто станет.
В фиолетовых глазах искрился смех и веселье. Ему нравится.
Он же согласен...
— Ну позови своих, Аэтера. Давай-давай. Сделаем тут чисто и спокойно. Никаких батаров и азари. Никаких людей и салар. И кроганов на компост... Они большие. Много мяса. Много будет чернозема... Только животные и растения. Они не воюют. Они тихие. Хорошо будет. И красиво. Спокойно. Потом все равно новые неразумные разумные будут. И их потом снова надо будет убивать. Потому что они... дурные!
Вспышка гнева на миг застлала глаза.
— Аэтера! Ну давай, вызови свой флот. Я знаю. Тебе не откажут.
Фиолетовые глаза опасно сузились, асур напрягся.
— Я знаю. Ты не дрогнешь разумом, видя геноцид. По твоему приказу придут те, кто тебе подчинен. Ты же Первородный! Ты можешь отдавать приказы своим младшим. Так отдай им приказ, который они так ждут, и наведи ты порядок в этом сраном Пространстве Цитадели! Эта помойка провоняла гнилью, кровью и трупами! Интриги, духовная низость, рабство, идейное дерьмо и ложь. Везде — ложь!
Он смотрел на меня и молчал. И мне стало так обидно...
— Почему ты позволяешь всему этому происходить? Что тебе стоит...
Даже не знаю, грустно мне или смешно от всего высказанного.
Что забавно, стыда уже не было. Найлус прав в одном: я была честной до отвращения. Все, что я им наговорила — это было честно. И в этом проблема.
А уж как я Киру приласкала... Хорошо хоть асура так растерялась, что не сразу нашла что сказать на мои слова.
— Хватит уже ныть по погибшему брату! Все умирают! Рано или поздно! Тебе еще повезло: иллюзия нашла тело пацана, поглотила душу с духом и стала тем, кого поглотила!
— Поглотила?
— Сожрала! — рыкнула я. — Как могла пыталась. Но это иллюзия, и душе навредить не могла технически! Потому и взяла себе как свою душу. А поскольку духа не было, то и слизала с трупа всё, что смогла слизать. Память, внешность, повадки, даже остатки ноосферного слоя. Так что по факту, мой недосмотр устроил твоему брату незапланированное досрочное перерождение! А ты тут... — я фыркнула. — Устраиваешь трагедию жизни, будто ни у кого никто никогда не умирал, а ты единственная такая несчастная!
Кира раздраженно рыкнула, а меня этот рык выбесил до искр.
— Ты еще порычи на меня! Да какого... Да как ты смеешь! Соберись уже! Хватит размазывать моральные сопли по себе и окружающим! Ты же асура! Ну так не позорь свой новый вид человечьим дерьмом!
— А сама-то? — злобно буркнула Кира, больно задетая моими словами.
— А что я?
— Сама сопли разводишь и жуешь моральные проблемы!
Вот же...
— Хочу и жую!
— Хочу и ною! — в тон мне проорала Кира, приподнимаясь.
Тихий-тихий смех полоснул по нервам, отвлекая. Мы резко повернулись.
Развалившись в кресле напротив нас, сидел Аэтера и... заливисто смеялся.
— Чего ты ржешь?!!
Слитный, полный негодования ор вызвал лишь новый всплеск истеричного смеха, к которому добавился громкий гогот не выдержавшего Найлуса.
Мы с Кирой тогда не вцепились друг в друга только из-за Аэтеры. Асур рассмеялся. Искренне, заливисто, с непередаваемым умилением на роже. Правда, на него уже наорали мы вдвоем. И на Найлуса тоже. Но мужчины просто проржались, а мне... стало так обидно, что никакие слова не передадут. У меня из-за ора сел голос до сипа. Это добило мои расшатанные нервы, и я беспардонно разревелась от жгучей детской обиды. Успокаивали они меня все вместе, пока не начался новый виток загона. Тот самый, альтернативный.
Найлус тогда спросил о причинах моего выбора и желаний. А я ответила. Что именно говорила — не знаю. Запись ментальный разговор не передает, а тогда не было слов. Были лишь образы, эмоции, ощущение и восприятие. То, в чем не соврать. То, что не подделать и в чем не бывает двоякости. Они даже согласились с моим мнением. Приняли. Это не противоречило их природе и психике, и не создало лишних... проблем.
Я вновь потерла лоб, сумрачно глядя на экран.
— Иногда я сама себе удивляюсь... — прошептала, глядя на то, что мне равнодушно показывала запись.
Но произошедшее в тот момент было хоть и оригинальным вывертом мозгов, но ожидаемым. А вот то, что началось дальше...
Я ведь действительно захотела уйти из этого мира с теми, кто мне дорог. Я хотела их вытащить из этого говна. И даже почти получилось.
Запись вновь перемоталась, показывая мне то, чего не должно было случиться. У меня ведь нет магии. И до сих пор нет. Но, как выяснилось, мне не нужна магия, чтобы ее творить. Достаточно сумрачных знаний, всплывших откуда-то из глубин спящей памяти.
Камеры на этом корабле хорошие. Они дают отличное качество картинки. И они подробно запечатлели, как я, ползая на карачках, рисовала на полу развилки коридоров стащенной с камбуза сметаной простенький рисунок. Сперва это была просто сметанная размазня, но в какой-то момент эти линии вплавились в крепкий металл, замерцали... после завершения самого рисунка. Дальше — руны. Ломанные, странные, словно глифовая клинопись с красивым разлетом арабской вязи. Той же сметаной, пальцем.
Парни заметили неладное не сразу, а когда пришли — было уже поздно. Активация чертежа поставила барьер, который они не могли преодолеть. Он был непроницаем для физических и энергетических объектов. Но звуки он пропускал. Найлус меня расспрашивал о том, что я делаю. А я отвечала. Странным воркочущим голосом, от которого у меня даже сейчас дыбом шерсть на загривке встает, даже та, которой нет. Потом он пытался убедить меня остановиться. Нервничал. Психовал. Умолял. Безуспешно. Я отвечала, продолжая рисовать. Я даже закончила рисунок, когда пришел Аэтера.
Он смог найти единственно-верные слова, которые заставили меня прислушаться. Услышать. Понять. И перехватить сорвавшуюся с моего пальца каплю крови. Если бы она упала на активирующий узел....
Я снова потерла переносицу.
Единственно-верная просьба...
"Не бросай его здесь".
Сарен.
Аэтера просил за него, а я не могла ему отказать. В тот момент мой разум работал очень четко и точно, простраивая все ассоциативные и логические связи за мгновения, рассматривая событийное и причинно-следственное полотно. Мне хватило времени, пока капля крови набиралась на пальце и готовилась упасть, чтобы оценить сказанное, понять, о ком идет речь, вспомнить и заново пересмотреть свое отношение к этому разумному, признать его достойным спасения и поймать каплю в полете, обрывая ритуал.
Я вновь перемотала запись.
Сколько я помню магических миров, независимо от их развития и пути, по которому пошла магическая наука, везде есть ритуалистика, алхимия и малефицизм в той или иной мере. Всегда варят зелья. Всегда используют рисунки для опоры заклинаний — хотя бы простейшие. И всегда есть проклятия. Эти три дисциплины я учила и отлично знаю, насколько они универсальны и могущественны. Но то, что я делала... я не помню, где бы я могла такое подцепить, хотя кровь и жертвы — частая основа ритуалов. Тем более, добровольная. Я такие знаю даже в целительской среде: сама использовала сразу по прибытию сюда. Но я не узнаю символы.
