По госпиталю поползли слухи. Один другого страшнее. Лиара, преодолевая утреннюю слабость, сонливость и разбитость, заставила себя сесть в кровати, медленно, очень медленно спустила ноги, уцепилась за костыли, бросила своё тело вбок, вверх и вперёд, утвердилась, встала, сделала несколько шагов к настенным экранам палаты, нажала клавиши включения. И отшатнулась, едва только проступило изображение.
Шёл выпуск новостей. Экстренный выпуск. На поля Главного Космопорта Тессии опускались медицинские космические транспорты. Несколько десятков. Рядами. Без огней. Без сирен. Без привычного шума. К прибывшим гигантам ринулись медицинские флайеры и автобусы. Десятки, сотни медиков-азари выносили и выводили из транспортов других азари. Камера приблизилась, крупный план — и Лиара не смогла удержаться, прикрыла глаза рукой. Видеть такое собственными глазами в тот момент было выше её сил.
Диктор-комментатор тем временем говорила, что эти транспорты прибыли от "Омеги", а привезённые азари — бывшие узницы Коллекционеров. Почти двенадцать тысяч азари были спасены экипажем "Нормандии" — фрегата Отряда. Десять тысяч узниц лагеря-тюрьмы Базы Коллекционеров и две тысячи — узниц Зала Переработки.
Услышав о "Нормандии", Лиара заставила себя открыть глаза и убрать руку. Если это так — кто-то из привезённых спасённых обязательно будет переведён и в их госпиталь. И она должна им помочь. Может, она узнает что-то о Шепарде, о нормандовцах.
Вчера поздно вечером впервые по Экстранету пришли первые сведения о том, что произошло за ретранслятором. Этим кровавым ретранслятором. Теперь — в полном смысле кровавым.
До поздней ночи госпиталь гудел, как растревоженный улей. Пациенты отказывались ложиться спать, обсуждали увиденное и услышанное. Тогда Лиара уже знала — эти видео взорвали Экстранет Млечного Пути. Они не могли появиться иначе, чем будучи отснятыми там, на этой огромной базе.
Сквозь непрерывно текущие слёзы Лиара смотрела на экраны, смотрела стоя, сжимая до боли в суставах пальцев рукоятки костылей. Смотрела и понимала — это всё видел Шепард. Это всё видели нормандовцы. Даже война с кроганами, даже война с рахни не знала такого уровня жестокости.
Младшая Т'Сони понимала, чувствовала — в эфир Экстранета было пущено далеко не всё. Но даже то, что она отсмотрела, что было повторено десятки и сотни раз всеми ведущими студиями ключевых рас Млечного Пути, потрясало до глубины души.
Она изредка смотрела по сторонам, смотрела на других пациенток госпиталя и понимала, что она не одинока. Слёзы в глазах, побелевшие лица, сжатые губы, сдерживаемые рыдания... И ненависть к Коллекционерам и стоящим за ними Жнецам. Жгучая, пробирающая до мозга костей ненависть.
Лиара не помнила, как оказалась в своей палате, как отключилась и рухнула в марево сна. Понимала, что так же сложно будут засыпать почти все обитательницы госпиталя — и врачи, и медсёстры, и пациентки.
А теперь она видит эти десятки медицинских транспортов, которые везут в медучреждения Тессии, материнской планеты азари спасённых дочерей расы. Спасённых людьми. Не только людьми, но и турианцами, и саларианцами, и синтетами, и протеанином. Видит это всё ранним, очень ранним утром и понимает, что мирное время подошло к концу. Окончательно и бесповоротно. Коллекционеры... уничтожены. Низложены. Распылены взрывом.
Она до сих помнила во всех деталях, как пациенты и врачи госпиталя восприняли кадры уникальной записи взрыва Базы Коллекционеров. Справедливое возмездие — вот как можно было в общем определить это восприятие. Все разумные органики на Тессии и в Пространстве Азари уже знали, что такие же медицинские транспорты с выжившими, со спасёнными, с вытащенными из кровавого ретранслятора, прибыли в материнские миры людей, турианцев, кварианцев, саларианцев, кроганов, многих других рас. Война с Жнецами впервые продемонстрировала свой жуткий оскал. И ударила наотмашь по многим мирам разумных органиков Млечного Пути.
Прибывшие в госпиталь медтранспорты вышли встречать все. Все, кто мог выйти за пределы корпусов. Кто не мог — смотрели прямую трансляцию, смотрели из окон. Пациенты окружили транспорты, помогали врачам и медсёстрам, выносившим носилки и капсулы с соплеменницами и соотечественницами, выводившим под руки тех спасённых, кто мог идти сам.
В этот раз не было недостатка в помощниках — бывших узниц лагеря-тюрьмы Коллекционеров передавали из рук в руки, переносили на руках, бережно, осторожно, тихо. Теперь война была рядом — в этих выживших. Она пришла в дома многих рас.
Лиара проклинала свою слабость. Она не могла отказаться выйти встречать прибывших соотечественниц, но не могла избавиться от костылей. А сидеть в кресле в такой момент посчитала абсолютно недопустимым. Она стояла в толпе других пациенток, изредка прикасалась к проносимым мимо коконам и носилкам, ловила на себе взгляды бывших узниц и не могла заставить себя улыбнуться. Старалась не заплакать, но чувствовала, что ещё немного — и она не удержится.
Пробыв в госпитале долгие месяцы, она не сомневалась — никого к прибывшим в первые дни не пустят. Кроме врачей и медсестёр с санитарками. А потом... потом к ним будет паломничество. Но это будет потом, позже. А сейчас она смотрела на своих соплеменниц, вернувшихся из кровавого ретранслятора и переживала такую бурю чувств и ощущений, какой раньше не могла себе и представить.
Когда последний медтранспорт, разгрузившись, ушёл в направлении гаража, Лиара приказала себе возвращаться в палату. Медленно, очень медленно и осторожно ступая, она направилась к корпусу. Было о чём подумать.
Рядом появилась мама. И Лиара повисла на ней, обняла, не скрывая чувств и не душа рыданий. Только кричать опасалась. В этот момент Лиара со всей остротой поняла, насколько хрупок столь привычный мир. В глазах бывших узниц она прочла нечто. Знание. Понимание. Ведание. Недоступное во всей полноте никому из разумных. Кроме тех, кто сам пережил эти минуты, эти часы, эти сутки, эти месяцы, эти годы там... за кровавой "Омегой-четвёртой". И благодаря героизму нормандовцев выжил, вернулся в родной мир. Героизму — другого слова Лиара не могла употребить, даже не пыталась подобрать ему замену. Такой замены — не было. Для неё — не было. И не могло быть.
Они в молчании дошли до корпуса. Шли медленно. Лиара старалась тихо ставить костыли, словно опасалась нарушить хрупкую тишину. Госпиталь замер... Здесь и раньше было очень тихо, а сейчас, когда сюда прибыли выжившие... Тишина стала звенящей. В холлах и коридорах корпуса было пустынно. Редко-редко пробегала медсестра, проходила врач, санитарки быстро и тихо провозили каталки и коконы, тележки с аппаратурой. А потом всё замирало и погружалось в ожидание. Ожидание чего-то страшного. Такого, что только краешком зацепило госпиталь и его обитательниц. И вызвало уже не шок. Осознание.
Они вошли в палату. Лиара села на кровать, поставила у изголовья костыли, забросила ноги на матрас, легла, вытянулась, закрыла глаза.
— Богиня... Я дура, мама. Я непроходимая дура. Клиническая дура. Как я могла не разглядеть всё это богатство в нормандовцах? — молодая азари сжала кулаки так, что пальцы побелели. — Если бы не они... То, те, кого мы только что встретили... Все они могли погибнуть. Навсегда остаться там... За Ретранслятором. Откуда не вернулся ни один корабль современной нам расы. А они рискнули. Рискнули, хотя понимали, что тоже могут... не вернуться. Рискнули и спасли наших соотечественниц и наших соплеменниц. Да и не только их. — Лиара открыла глаза, взглянула на стоявшую рядом с кроватью маму. — Мам? Ты...
— Да, Лиара. — глухо сказала Бенезия. — Я также мало знала о людях, о землянах. Ещё меньше — понимала в них.
— Ты... — голос Лиары задрожал, она прикрыла рот рукой, увидев, как стремительно темнеют глаза матриарха.
— Да, Лиара. Мы все мало знали о людях. Три десятка лет мы числили их в ранге недоразумения. Три десятка лет мы числили их в ранге ошибки природы. Три десятка лет мы считали, что они слишком слабы, глупы, неразвиты и потому не могут считаться нашими полноценными, полноправными партнёрами. Мы многого не знали, считая, что наша тысяча лет жизни искупает, как сказали бы земляне, большинство грехов. Мы полагали, что у нас у всех предостаточно времени. А времени как раз и не оказалось. Не осталось времени.
— Этита. — прошептала Лиара.
— Да. — Бенезия кивнула. — Этиа достала информацию о людях. Много поясняющую информацию.
— И... Мам, я хочу знать. — тихо, но чётко и твёрдо сказала Лиара.
— Понимаю. — матриарх достала укладку с кристаллами. — Пока госпиталь приходит в себя от шока — давай просмотрим эти кристаллы. — Бенезия проверила, плотно ли прикрыта дверь, несколькими движениями отключила ряд систем, села в кресло, стоящее рядом с кроватью дочери. — Ты уверена?
— Да, мам. — Лиара утвердительно кивнула. — Мне это надо. Всем нам это надо.
— Надо. — Матриарх надавила на своём инструментроне ряд клавиш, снимая защиту с кристаллов. — Что-ж. Не только у нас, азари, есть то, чего мы стыдимся до сих пор. У людей, как оказалось, это тоже есть. Когда нибудь эти записи станут общедоступны, дочь. Но сейчас — они только для тебя.
— Понимаю, мам. — Лиара напряглась. Глаза впилили взгляд в большой настенный экран, на котором постепенно проступала новая заставка. — Постараюсь... понять.
То, что она увидела и услышала в ближайшие несколько часов... Не имело аналогов в азарийской истории. Да, в ней тоже хватало жестокости, хватало горя, смертей, боли. Но этот фильм... Явно сделанный на основе многих десятков других фильмов, сотен документов, свидетельств очевидцев... Изолированные в своей небольшой Солнечной системе, жившие на единственной планете столетиями и тысячелетиями, люди балансировали на Грани и иногда падали в такие крайности, что Жестокая Эпоха Азари и Тёмные Века Тессии казались теперь детскими страшилками.
Перед Лиарой проходила история концлагерей и тюрем человечества. Коллекционеры и Жнецы как будто знали, что использовать. Куда бить. И как действовать, чтобы всем органикам Млечного Пути было предельно больно. И совершенно по-иному стали восприниматься скупые новостные материалы Азарийской Службы Информации. Если такое показать... Будет война. Никакие Жнецы не понадобятся, ибо в каждой из рас Пространства Цитадели такого намешано... Спичку поднеси — полыхнёт общегалактическим Погребальным Костром.
Давно уже прошли финальные титры. Давно погас большой экран. Лиара молчала. Молчала, закрыв глаза и зажмурившись. Это не помогало. Перед внутренним взором проходили отдельные кадры только что увиденного, а в сознании звучал непрерывный набатный колокольный звон. Саласпилс. Майданек, Бухенвальд, Освенцим, Дахау, Равенсбрюк. Многие десятки других лагерей и тюрем. Океаны боли. Океаны горя. Океаны смерти. Измождённые узники, полосатые одежды, ряды нар, ряды бараков. Дым из труб крематориев. Халаты врачей-изуверов. Газовые камеры. Холодильные установки. Шприцы. Электрические стулья. Пыточный инструментарий.
Бенезия молчала. Она не смотрела ни на дочь, ни на экран, давно уже погасший. Всё это она уже видела и сейчас понимала состояние Лиары. Она не показала всё. Пусть Лиара знает хотя бы это. Она достойна это знать. Если она хочет стать информационным брокером... Она должна это знать. Тайна двойного. Выбор. Баланс. Глубина и сила взлёта или падения. Многое другое.
— Мам... — Лиара открыла глаза. — Если Шепард и его сокомандники... Если Отряд и очень многие люди действительно сделали свой Выбор... Мы... мы должны победить Жнецов. Не можем не победить... Иначе это... покроет всю Галактику. Все обитаемые миры. Нельзя допустить, чтобы это случилось. Нельзя... — она зажмурилась... — Они воюют, а я тут лежу, едва ли не бревном. Как стыдно! Как стыдно! Они сделали свой Выбор... Шепард... оставил беременную Светлану в нашем Пространстве, Кайден — оставил свою Эшли, сделав всё, чтобы она не ринулась следом за ним. И они, оставив крейсер, на одном фрегате, пусть даже перегруженном, ушли туда, в этот Ретранслятор. И сумели победить. А у нас тут продолжают радоваться, прохлаждаться, просаживать деньги. Бездельничать. — Лиара едва не плакала. — Я сама тут лежу пластом, бревном! Хожу... и не могу обойтись без костылей. — рука молодой азари нащупала рукоятку ближайшей "опоры". — До сих пор не могу. Мне... мне стыдно... Как стыдно...
— У каждого — своя война. — тихо произнесла Бенезия.
— Что? — в первый момент Лиара подумала, что ослышалась.
— У каждого — своя война. — повторила матриарх. — Так говорят люди. Так говорят многие другие расы нашей Галактики. И ещё они говорят — война никогда не кончается. Она идёт постоянно. Никуда не уходит. Она всегда — рядом. Всегда близко. А сейчас она — очень близко. И ещё, Лиара. Не думай, что врачи госпиталя разрешат бывшим узницам говорить о том, что они пережили там, за ретранслятором. Они и так чудом вывернулись. И вспоминать былое — это жестоко. Они должны восстановиться. И...
— И подготовиться к Большой Войне.
Бенезия кивнула:
— Но это не значит, что твоё внимание будет лишним. Они будут рады твоей заботе и твоему... пониманию. Ты ведь тоже получила... боевое ранение. И выкарабкалась. Так что... кто, как не ты, имеешь право узнать кое-что побольше. Я знаю, среди них есть две азари — матрона и матриарх, которые видели Шепарда и его команду. Там, в лагере-тюрьме. Они не говорили с ними. Тогда... было не до этого. Но они виделись с ним и с ними. А ты... одно время была рядом с Шепардом. Они это почувствуют сами, уверена. И, думаю, вы поговорите. О многом. Не только о Шепарде. Всё остальное — по возможности, Ли. Помни, что они все прибыли сюда лечиться и восстанавливаться.
— Понимаю. — Лиара кивнула. — Что-ж. Хорошо, мам.
— А сейчас — на завтрак. И потом — процедуры. Продолжай восстанавливаться.
— Есть, мам. — Лиара села в кровати, спустила ноги, взяла костыли. Через несколько минут она уже входила в зал столовой — военные врачи рекомендовали младшей Т'Сони заставлять себя принимать пищу не в палате, а в общих залах столовой госпиталя. И Лиара следовала этой рекомендации, хотя очень часто хотелось скрываться в палате. Приходилось пересиливать себя.
Бенезия выполнила своё обещание. Через три дня к Лиаре в палату вошла её лечащая врач и они вместе прошли в абсолютно закрытое крыло их корпуса. Крыло, в которое поместили некоторых из тех, кто выжил там, за Ретранслятором-Четвёркой.
Младшая Т'Сони была потрясена. То, что она видела и чувствовала тогда, когда весь госпиталь встречал прибывших, не шло ни в какое сравнение с тем, что она видела и чувствовала сейчас, среди своих соплеменниц. Вернувшихся Оттуда. Да, их лечили, восстанавливали, приводили в норму. И теперь они выглядели гораздо лучше, гораздо крепче и спокойнее. В их глазах уже не было страха, не было боли и опасения. И, тем не менее, они разительно отличались от обитательниц Пространства Азари. Они — первые, кто действительно побывал на войне. На новой, современной, реальной войне. Столкнулся со злом в том его обличьи, которое неведомо воинам. Не ведомо мирному населению, если, конечно, оно не оказалось на оккупированной территории. Ведомо только тем, кто попал в плен, кого угнали на территорию врага и сделали или пытались сделать рабыней, марионеткой.
