— Най...
— Знаю, Арх. Можешь мне поверить, знаю. Поэтому — много не говори. Она... выкарабкается, хотя бы, как ни избито это звучит, просто потому, что ты ждёшь её здесь. И она нужна прежде всего тебе. Тебе, Арх. И она к тебе вернётся. Из сто двадцатого круга ада. И снова встанет рядом.
— Нет, Най. — глухо сказал Архангел. — Не рядом. Только за моей спиной. Я больше...
— Арх...
— Я сглупил, Най... Я так сглупил...
— Арх, поверь, ничего ты не сглупил. Просто... это сложно сделать сразу вот так начисто... Да, общество может и не признавать полигамию, но если она возможна, она всё равно будет иметь место. И здесь важно не то, сколько у кого партнёров, а кто как к кому относится не телом — душой и сердцем. Это главное. И здесь, Арх, ты не сглупил. Ты осторожный, Арх. Ты не хочешь давить на тех, кто дорог тебе, не хочешь делать за них их выбор, не хочешь влиять насильно на этот выбор. Поверь, я знаю, Мирала... любит тебя, Арх. Любит так, как, вероятно, ещё не любила никого в своей жизни. Она знает причину, по которой ты поступил именно так, ведь она способна любить истово не только тебя, Арх...
— Шепард и Явик...
— Да, Арх. Они. Оба. Их Мирала любит. Равно как и Сарена с Найлусом. Все они стали её отцами. Она их любит, как отцов. А они её любят... как дочь. А тебя Мирала любит по-другому, иначе чем их, Арх. Больше или меньше — здесь эти понятия неприменимы, просто поверь, что по-другому. Это — самое точное определение. Так что Мирала понимает твою нерешительность, которую ты считаешь глупостью. И здесь по её мнению нечего прощать, Арх. Ты не виноват. Это жизнь... а у нас, разумных органиков, она никогда не была лёгкой и простой. Мы — не киберы, Арх.
— Пограничные существа. И она сейчас — на Грани. Где должен был быть я.
— Не казни себя, Арх. Она... вернётся. Вернётся к тебе, потому что ты любишь её, а она любит тебя. Дай ей... понять, что ты ждёшь её возвращения, полного возвращения. Это ей нужно. Сделай это... душой и сердцем, Арх. Этого будет достаточно. Вы... всегда и всюду рядом.
— А...
— Речь не обо мне, Арх. О Мирале. А я пока ещё вполне в форме. И также жду возвращения Миралы в жизнь, полную, разноцветную, ёмкую. Я — её подруга, Арх. И так же боюсь за неё. И хочу, чтобы она вернулась. И к тебе, и ко мне. И к нам всем.
— И...
— Никакой конкуренции, Арх. Здесь нет оснований для конкуренции, для соревнования. Мы просто живём. Рядом и вместе. Давай не будем говорить обо мне...
— Хорошо. — Архангел глубоко вздохнул, выдохнул. — Обстановка?
— Сложная. Церберовцы жмут, Жнецы также. Похоже, они хотят нас наказать за то, что мы допустили разгром заретрансляторного пространства "Омеги-четвёртой". Они же думали, что если станция принадлежит... проблемным элементам, здесь не будет наведён устойчивый порядок... Но мы воюем. Хотя... они знали, куда бить. Без Миралы... сложно. Но сейчас она должна отдохнуть и восстановиться. А мы должны показать, что ждём и верим в её скорейший возврат к нам. Ко всем нам, Арх.
Эти два дня Архангел... запомнил на всю жизнь. И их запомнили те враги, те церберовцы и приспешники Жнецов, которым удалось выжить под ударами, организованными Архангелом. Выжить, но не вернуться к полной или хотя бы частничной боеспособности. Архангел пытался лезть на передовую, но его не пускали. Не пускала Ария, не пускала Найрин, не пускала Вэра, не пускал Патриарх. Все они в один голос говорили, что ему нельзя так безрассудно рисковать, что Мирала хочет видеть его здоровым и живым. Потому что она, Мирала, имеет на это самое полное право. И Архангел уступил.
И впервые почувствовал, что он не просто назначенный лидер, назначенный кем-то сверху командир и военачальник. Когда он, склонившись над очередной картой, что-то вымерял на ней, полностью уйдя в себя, стоявшая рядом Найрин тихо прикоснулась к его руке и взглядом указала на большой экран. Архангел поднял взгляд и в первую секунду не поверил — на одном из табло станции, внешнем табло информации, горела, переливаясь, надпись "За Миралу!", а вокруг табло все уровни, в которых под его руководством устанавливались орудийные системы и ракетные установки, вели непрерывный, уничтожающий огонь по пятёрке церберовских крейсеров. Зонд, передававший это потрясающее восприятие почти любого разумного органика изображение, включил на несколько секунд свои тыловые датчики и видеокамеры и Архангел увидел то, что, вполне вероятно, ещё не видел столь полно ни один из обитателей "Омеги": пять объятых пламенем пожаров и взрывов, пять крейсеров "Цербера" корчились под почти непрерывным обстрелом, не успев даже отстрелить спасательные капсулы. Пять крейсеров. Пять машин, способных огнём своих орудий разобрать на составляющие несколько уровней "Омеги" и высадить мощный десант на его, Архангела, станцию. Станцию, где борется за возвращение к жизни его, вне всяких сомнений, Мирала.
— Я не... — только и смог сказать Архангел, боясь пропустить даже кадр из этой картины.
— Мирала дорога всем нам. И это — только первая месть. Дальше будет больше. Теперь мы не берём в плен церберовцев и убиваем приспешников Жнецов, сумевших попасть на станцию. — тихо сказала Найрин. — Убиваем и будем убивать. И теперь все, кто рядом с тобой, Арх, знают, что и как надо делать. И будут делать это именно так, как надо. Ты иди... иди к Мирале. Она ждёт тебя. Время, Арх, время. — турианка мягко, но в тоже время — властно подтолкнула сородича к выходу из Зала Координационного Центра.
Архангел не помнил в деталях, как оказался у кокона с Миралой. Помнил только, как перед ним расступались, как его пропускали, как вперёд ушла пятёрка его личной охраны, а позади, он чётко это знал, идёт вторая пятёрка, пятёрки Рейнджеров идут по бокам. И он слышит практически непрерывную канонаду — уничтожение флота "Цербера" продолжалось, равно как продолжалось и уничтожение засевших в нескольких секторах станции приспешников Жнецов. Кем бы они ни были — Коллекционерами или мутантами — хасками. Или просто одурманенными бывшими разумными органиками любой расы.
Он замер над коконом, не присев даже на подставленную лавку. Он снова смотрел на лицо той, с которой теперь его связывало слишком многое. Слишком многое, чтобы просто это забыть. И ждал, каждую секунду опасаясь, что ждать уже нечего, что Мирала не сможет вынырнуть из смертельных объятий небытия. Ждал чуда. Чуда возвращения.
Она чувствовала его взгляд, чувствовала и стремилась вверх, где брезжил свет. Внизу и с боков её обступала мрачная полутьма и Мирала пыталась подняться, пыталась взлететь туда, где видела, чувствовала, ощущала свет. И она всплыла, хотя сделать это быстро... не получилось. И всегда она чувствовала, ощущала, знала — он рядом, он ждёт и безмолвно, искренне, зовёт её. Только её.
Свет приближался, наконец она почувствовала, что может разлепить веки и попытаться открыть глаза. Осторожно и медленно, подождав несколько секунд, чтобы спала пелена. Лицо Архангела она увидела сразу. Лицо приблизилось и вот перед ней он, без шлема, без защиты, без силовых полей, в нескольких сантиметрах от её лица. Он, Архангел, плакал. Мирала ощутила, что может двигать только глазами, всё остальное тело сохраняло неподвижность и не повиновалось ей. Пусть. Главное, она видит. Видит его, своего Архи. Она оббежала взглядом его лицо, его голову, убедилась, что он не ранен и утонула, утонула в его глазах, в его заплаканных глазах, источавших такую любовь, такую нежность и такое участие, такую веру в то, что она выкарабкается, что она выживет и вернётся в первую очередь к нему...
Что-то пропел зуммером какой-то медицинский прибор, но врач не появился. Архангел не изменил позы, не убрал своё лицо от её лица. Она догадалась — он, наверное, сделал знак врачу подождать. И была счастлива, что он не дал никому прервать этот момент. Момент узнавания, момент возвращения к обычной, грешной и сложной жизни. Она тонула в его глазах и знала, что он тонет в её глазах. Они уже утонули во взглядах друг друга и никто из них двоих не пытался, не стремился, не желал и не мог разорвать эту связь. Мирала чувствовала, что благодаря этой связи она теперь выживет. Выживет и встанет рядом с ним. А потом вернётся к своей обожаемой, к своей любимой работе. Но сейчас она принадлежит только ему. Только ему, кто приходил сюда, к ней, едва только позволяла обстановка, едва только он чувствовал, ощущал и узнавал, что в этот момент он особенно нужен только ей. И ни разу Мирала не почувствовала за эти тяжёлые часы небытия, что его нет рядом. Он всегда был с ней. Даже не физически — духовно, чувственно.
А секунду спустя она почувствовала, как он, презрев все запреты и рекомендации врачей, которых, вполне вероятно, было очень, очень много, целует её в губы. Целует нежно, осторожно, боясь причинить малейшую боль и неудобство, но целует. Целует, не пряча слёз, не пряча от неё своих чувств и эмоций. Целует, веря и не веря, что она очнулась, что она выплыла, что она выжила и вернулась к нему. Целует, понимая, что ей это, именно это необходимо. Необходимы его, Архангела, глаза, его губы, пусть жёсткие и тонкие, но губы, необходим весь Архангел, целиком и полностью. Такой, какой он есть на самом деле, а он мог и умел быть разным.
Поцелуи были долгими. И Мирала чувствовала, как щупальца небытия разжимаются, отпускают её суть и тело. Нехотя, очень нехотя. Слова были не нужны. Только взгляды и только касания губ. Как же он боялся навредить ей, как он был осторожен и нежен... Огромный турианец, чуть ли не в два раза больший, чем его сородичи из нынешнего Цикла. Крылатый турианец. Её, Миралы, турианец.
Рядом с ним Мирала чувствовала себя дома. Везде, где бы им не случилось побыть наедине и вдвоём, она просто растворялась в нём, в Архангеле, прижимаясь к его скафандру. Да, жёсткому, да, тяжёлому, да, бронированному. Но она, Мирала, не знала и не хотела знать об этом, поскольку ощущала: для неё одной этот скафандр — самый мягкий и самый родной, потому что она знает, кто скрывается под его толщей. Тот, кто доверил ей свою главную тайну — тайну крыльев.
Тайну своего истинного внешнего вида. Ведь перед ней он снял скафандр, снял до пояса, чтобы дать возможность крыльям развернуться, распрямиться. А когда крылья затрепетали, порождая просто ураган воздушных потоков, она поняла, насколько счастлива. Он поверил ей. Поверил ей, Мирале, простой азари. В тот момент она не думала, не помнила о том, что она — первая в истории своей расы азари-телепат, азари-менталист. Она не думала и о том, что рядом с ней — турианка Найрин. Соплеменница, пусть и далёкая, Архангела. Она знала — Архангела хватит на их обеих. И он не будет делить их и сортировать, кого он любит больше из них двоих. Они обе для него любимы и желанны и необходимы. Только им двоим он доверился и предать такое его доверие Мирала никогда бы не смогла.
А когда он, обхватив их обеих легко и свободно, медленно поднялся к потолку Зала Концерта, Мирала ощутила в полной мере, что такое настоящее счастье. Они молчали тогда все трое. Молчал Архангел, молчала Найрин, молчала Мирала. В Зале Концерта, пустом и гулком, царила тишина, прерываемая только шумом воздуха от работавших гигантских крыльев. Крыльев, обнявших в какой-то момент её, Миралу и одновременно — Найрин. И Мирала поняла — Архангел глубоко и нежно любит их обеих. И никогда не будет делить, никогда не будет выделять кого-то из них. Хотя он прекрасно знает, насколько они, азари и турианка, разные, очень разные. И эта разность совершенно неожиданно, легко и безопасно соединилась в нём, Архангеле.
А сейчас ей совершенно не хочется выныривать уже не из омута небытия, нет, он уже для неё, Миралы, менее страшен, чем несколько минут назад. Не хочется ей, азари, выныривать из омута его глаз. Хотя Мирала и знала, ощущала, чувствовала, что Архангела ждут, что он необходим. Но он продолжал быть рядом с ней и Мирала была счастлива. Счастлива, что он, её Архи, отложил ради неё одной все дела, даже самые неотложные, даже самые сложные. Отложил, потому что поверил в своих сподвижников и помощников, потому что знал — они справятся сами и будут благодарны ему за минуты полной самостоятельности и полной, самой полной ответственности. Она знала и чувствовала — война с Жнецами и их приспешниками, война с Церберовцами не окончена, она продолжается. И многие, очень многие воюют с ними и за неё, Миралу. Воюют, зная, что она вернётся, веря в её возвращение и в то, что она обретёт прежнюю силу и мощь, подарит своё время, свои силы обитателям Станции, снова станет сильным и нежным ангелом "Омеги".
А сейчас они целовались. Целовались, презрев любые медицинские запреты и ограничения. И нависавший над ней, Миралой, Архангел был прекрасен. Прекрасен в своём стремлении не дать ей ни на долю секунды уверовать в то, что у него есть сейчас какие-то другие дела, другие заботы, кроме одной — быть рядом с ней, быть в ней, в её сердце и её душе. В том, что она, Мирала, по-прежнему властвует над его, Архангела, сердцем, телом и душой, сама азари была уверена полностью и без остатка, на биллион процентов.
Она ощущала и чувствовала, что никого, кроме неё и Найрин, никого больше в свою суть Архангел не допустил. И это Мирале безмерно нравилось, подпитывало её счастье и ощущение защищённости. Она догадывалась о том, что теперь Архангел не отпустит её одну никуда. Если его не будет рядом — он даст ей сильную охрану, но больше не допустит к ней даже пылинку опасности. Он больше не допустит, чтобы она перенапрягалась, чтобы она дневала и ночевала в полном одиночестве в самых заброшенных точках станции, откуда только и могла накрывать своим влиянием большую часть "Омеги" и окружавшего эту древнюю станцию пространства космоса.
Он не допустит, но не будет лишать её счастья работать для омеговцев, работать для их безопасности и спокойствия. Не будет лишать её счастья ощущать себя нужной и необходимой не только ему, не только Найрин, но и многим другим разумным органикам. Потому что всегда строго уважал и продолжает уважать её, Миралы, право на её собственную жизнь, собственную судьбу. Он её, Миралу, к себе не привязывал, нет, никоим образом не ограничивал, не принуждал ни к чему. Он не считал себя единственным, кто достоин её внимания, понимания, времени, сил.
Он ей верил. И верил в неё так, что Мирала обмирала в сладкой неге, понимая, насколько он совершенен в столь тонких материях, в столь сложных областях разумения и ощущения. Он, её, только её и Найрин, Архангел. Он, навсегда запечатлённый в глубине её, Миралы, души в тот момент, когда нежно и крепко обняв их обеих, он поднимался к потолку Зала Концерта.
Мирала медленно, нехотя закрыла глаза, осознавая, что теперь это не омут болота небытия, а просто сон. Совершенно естественный, ненасильственный, немедицинский сон. Ощущала, что Архангел остался рядом, выпрямился, по-прежнему стоя рядом с её ложем, уважая её право заснуть и выспаться. И проваливаясь в сон, Мирала ощущала, что он, её Архангел, будет рядом стоять ещё долго. А потом, если он и уйдёт, то он обязательно вернётся. Тогда, когда она выспится и проснётся теперь сама. И начнёт свой путь к выздоровлению, к возвращению к прежней мощи и совершенству. Все эти минуты наедине с ним Мирала не пользовалась ни уснувшей биотикой, ни спящей менталистикой, не использовала телепатию. Зато она в полной мере задействовала стандартные, обычные для любой азари возможности и способности, не прибегая к единению разумов. Зачем, если и она и Архангел и Найрин и так едины. Двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять дней в году.
