— Значит так. — Дженнифер остановилась, развернулась к курсантам. — Чтобы вы не считали, что Рейли остался со мной один на один, вы можете поддержать его купол сами, своей биотикой. Все.
— Вы серьёзно? — недоверчиво спросила Родригес. — Но ведь это купол двенадцатого уровня.
— Тем лучше. — кивнула Дженнифер. — Вы — лучшие и вы — сильнейшие. Вы — коллектив. — она повернулась к курсантам спиной. — У вас пять минут на выстраивание. Начали.
Слыша за спиной возню курсантов, Дженнифер медленно закипала. Не то что бы она хотела наказать курсантов — она хотела им показать, что такое боевая биотика в её срединном варианте силы.
— Всё. Пять минут истекли. — Дженнифер коротко обернулась, увидела многослойный купол. — Арчер, к пульту контроля. Октавия — к измерителям. Две минуты на подготовку фиксации и измерений.
— Готово, мисс Дженни. — доложила Октавия.
— У меня тоже всё готово. — доложил Арчер.
— Кто чувствует слабость — может отойти к двери зала. Туда волна не достанет. — честно предупредила Дженнифер, поворачиваясь спиной к группе студентов, почти скрывшихся за пеленой биотического поля. — Кто считает, что ему падать на пол и на стену сегодня не хочется — тоже может отойти. — в голосе наставницы не было издевки — она честно предупреждала, что нападение будет жестоким.
— Мы готовы. — Прэнгли переступил с ноги на ногу, напряг колени, оглядел спутников. — Мы — готовы, повторил он.
— Хорошо. — Дженнифер сделала два шага от биотического купола и почти подошла к стене зала. Руки наставницы взлетели на уровень груди, она развернулась и рывком вытянула руки по направлению к куполу, чуть присев на напряжённых ногах. Невидимая биотическая волна коснулась купола и в нём образовалась быстро растущая дыра. Курсанты завозились, пытаясь коменсировать расползание пробоины, но всё было тщетно — Дженнифер раз за разом посылала всё новые и новые волны, пожиравшие купол с упорством голодающего исчадия ада.
Не прошло и минуты, как все купола были изгрызены и растворены. Дженнифер развернулась к курсантам и сделала несколько шагов им навстречу. Юноши и девушки потрясённо молчали. Некоторые доставали из карманов плитки шоколада и не стесняясь, запихивали куски сладостей в рот, пытаясь компенсировать энергозатраты.
— Вы не поняли. — сказала Дженнифер. — Вы не поняли главное. Вы — оружие. Вы — совершенное оружие. И вы будете стоять там, где обычные люди, вооружённые обычным оружием, устоять не смогут. Потому что наш враг — силён, мощен, опытен и невероятно изворотлив. У него — десятки тысяч лет опыта и тренировок. Он видел перед собой немало органических рас, которые сопротивлялись отчаянно. Повторяю, отчаяно сопротивлялись, используя все свои возможности, все свои ресурсы. Сопротивлялись месяцами, годами, десятилетиями, столетиями. Вы — люди с биотическими способностями и возможностями. И вы должны будете победить там, где обычные люди проиграли. Цена проигрыша — смерть. Физическая и личностная. Биологическая. Смерть. — с усилием повторила Дженнифер, сканируя лица курсантов своим тяжёлым взглядом. — За несколько декад вы прошли полтора курса обычной биотической подготовки. Обычной. И посчитали, что её хватит для участия в такой войне. Вы посчитали, что через несколько месяцев вам удастся закончить обучение и встать в ряды защитников. Сегодня вы дважды стали свидетелями того, что ваша подготовка для этой войны недостаточна. Вас направили сюда учиться жить и учиться выживать. А не учиться быстро и бесславно умирать.
— Вы ведь снова сработали не в полную силу, мисс Дженни. — сказал полувопросительно-полуутвердительно Дэвид Арчер.
Дженнифер кивнула.
— Мы... мы понимаем. — Вперёд выступил Джейсон Прэнгли. — Поскольку мы и так спецгруппа, я предлагаю, чтобы вы учили нас выживать. И бороться.
— Все согласны? — Дженнифер оглядела притихших студентов. Джейсон сделал шаг вперёд и сказал:
— Все согласны, мисс Дженни. Учите нас. Как говорили в одной старой клятве — среди дня и среди ночи. Время дорого.
С этого дня для курсантов спецгруппы Дженнифер началась другая жизнь. Она действительно стала учить их среди дня и среди ночи, не делая скидок, поблажек и не терпя лени и недоработок.
Джеф Моро
Джеф Моро осторожно вышел из пилотской кабины. Сколько же он в ней провёл времени с момента старта "Нормандии" от "Арктура"? Многие десятки, даже сотни часов. Жалел и он об этом времени? Да никогда! Не будь этого времени — не было бы и самого Джефа. "Нормандия" подарила ему смысл жизни и подарила полноту жизни. Теперь, когда фрегат-крейсер воевал с сильным, изворотливым, опытным врагом, Моро понял, к чему готовила его судьба — к тому, чтобы в бою обрести неоспоримое право быть тем человеком, от которого зависят жизни и безопасность всех остальных членов экипажа и команды. Не в мирное время, а в военное, не в простых перегонах между планетами или звёздными системами или скоплениями, а в полноценных военных операциях. Когда корабль способен творить чудеса, чувствуя руку опытного умелого боевого пилота.
Давно прошло то время, когда Моро дневал и ночевал в пилотской кабине только потому, что именно в ней он чувствовал себя нормальным человеком. Теперь он был членом семьи, в которой он — равный среди равных. В том числе и потому, что все нормандовцы увидели его класс подготовки, уровень владения кораблём. Когда-то ему пришлось пойти на крайность, чтобы его не списали на наземную службу, чтобы остаться пилотом. Теперь он точно знал — его никто из нормандовцев не видит вне "Нормандии", вне экипажа этого уникального корабля, давно переставшего быть опытным прототипом и превратившегося в грозу и ужас для Жнецов и их сообщников.
Его напарник, пилот Эрих Гебен давным давно сошёл в увольнение на Цитадель. Когда-то Моро не мог себе даже в страшном сне представить, что будет с кем-то делить в полной мере пилотирование "Нормандией". А теперь у него был не просто напарник, был друг, был собеседник, был человек, который много раз пилотировал фрегат, а затем — фрегат-крейсер полностью самостоятельно. Пилотировал настолько профессионально, что Моро, находясь в любой точке корабля, не сжимал нервно пальцы рук, не покрывался холодным потом, вообще не нервничал, вдруг осознав, что не он, Джеф Моро сидит за пультами фрегата. Эрих с его педантичностью и с его точностью был надёжен. И Моро получил возможность часто выходить за пределы пилотской кабины даже в полёте, а не только во время дрейфа и во время стоянок у станций и планет.
Эрех Гебен оказался сильным и глубоким человеком. То, что он был немцем, только помогало и в работе и в общении — он никогда не ставил жизнь выше работы, понимая, какая ответственность лежит на пилоте такого корабля. Моро, опасавшийся шуточек, опасавшийся оскорблений, опасавшийся непонимания, вдруг осознал, пообщавшись с Эрихом, что есть люди, для которых его болезнь со всеми прилагающимися к ней недостатками — не проблема и не основание для снисходительного отношения. Эрих даже на тренажёрах работал в полную силу и никак иначе. Благодаря ему Моро за несколько десятков дней осваивал пусть и виртуальное, но пилотирование других классов кораблей в гораздо большей мере и в гораздо большем объёме, чем это предусматривала программа любой лётно-пилотской школы. Теперь он не скучал в пилотской кабине, он работал даже на стоянках и даже в дрейфе. У него больше не было необходимости следить за тем, что происходит на корабле, поскольку он сам стал органичной частью жизни этого корабля и его экипажа и команды. Стал в том числе в огромной степени благодаря старшему помощнику командира фрегата — Джону Шепарду.
Давным давно прошло то время, когда Моро боялся Шепарда, боялся до дрожи во всём теле, поскольку на экранах видел, как он, только появившись на корабле, "построил" капрала Дженкинса, а потом "построил" его, Джефа Моро, которого тогда только болезнь спасала от физического наказания со стороны тех, кто попадал под огонь его обидных подколок и высказываний. Именно Шепард резко, чётко и где-то даже жестоко изменил жизнь Джефа, заставив его прекратить следить за всем, что происходит с членами экипажа фрегата, а потом — дав ему в напарники профессионального пилота.
Когда фрегат в тестовом, испытательном, полулегальном полёте атаковал Жнеца, о котором большинство нормандовцев до этого только читали в легендах и сказаниях, когда Джеф впервые почувствовал, что он, Джеф Моро — пилот боевого корабля, тогда начался путь становления нового Джефа Моро, уже не обращавшего особого внимания, даже в прежних незначительных объёмах на свою болезнь и связанные с нею физические недостатки. Он тогда впервые увидел, ощутил, осознал, понял, что теперь он — часть большой, сильной, профессиональной команды, где от вклада каждого зависит слишком многое. Когда благодаря специалистам БИЦ ему удалось точно вывести корабль на полуторакилометровую креветку и когда он увидел, что креветка рушится под ударом фрегата на поверхность Иден-Прайма, он понял, может быть впервые, но предельно остро, что возврата к прежнему Джефу Моро уже не будет никогда.
Фрегат тогда взял обездвиженный корабль под контроль, под конвой, под охрану. И Джеф Моро понимал — этот корабль по-прежнему силён, по прежнему — опасен, знал, что этот корабль не может быть одинок. Тогда, когда фрегат висел возле поверженного Жнеца, Джеф понял и то, что впереди весьма вероятна война с такими кораблями.
Потом была Цитадель. Потом была "Омега", потом начался поход по множеству скоплений, туманностей, звёздных систем. Джеф увидел своими глазами легенду протеан — планету Илос, а появление на борту воина древней расы, Старшей Расы вообще перепахало сущность Джефа, заставив его ещё больше подтянуться.
Сейчас Джеф вспоминал, как изменился тогда Кайден Аленко. Избавленный Шепардом от всех неудобств, связанных с биотическим устаревшим имплантатом, лейтенант преобразился и в очень скором времени стал полноправным руководителем группы высадки, лидером и командиром десантников, когда-то являвшихся простыми военными полисменами. Они, эти десантники, до сих пор не забыли, кем они были изначально, что совершенно не помешало им стать высококлассными профессионалами в новой для них области деятельности. Кайден Аленко стал реальным, настоящим, а не формальным командиром и теперь, видя его в пилотской кабине и на корабле, Джеф доверял ему гораздо больше чем раньше. Прошло то время, когда все, кому не лень получали право рулить фрегатом. Теперь сесть в пилотское кресло могли только те нормандовцы, кто прошёл подготовку под руководством обоих пилотов, а эта подготовка теперь совершенно не была ни лёгкой, ни быстрой.
Акция на Суэне впечатлила не только Джефа. Видеть королеву древней расы, властительницу жуков, наводивших ужас не только на азари, но и на кроганов с турианцами, видеть, как она спокойно относится к присутствию на родной планете расы землян и представителей многих других рас... Это было очень ответственно и волнующе. Тогда Джеф очень осторожно повёл "Нормандию" в парадном строю к поверхности Суэна. Повёл, чтобы королева убедилась — расы Млечного Пути могут быть едины в своём стремлении жить в мире.
Тогда Джеф услышал, как поёт Светлана Стрельцова. Раньше он слышал об этом даре только пересказы, только слухи и только мнения, а тогда, когда она пела на Суэне... Джеф плакал. Плакал и не стеснялся своих слёз, как не стеснялся их Эрих, который, как казалось, плакать не умел в принципе. Джеф плакал потому, что эта песня слишком многое мягко затронула в его сердце, в его душе и сердце. Плакал, ощущая, что формальное объединение двух кораблей, формальное объединение двух команд и двух экипажей перерастает во что-то большее, перерастает в семью. Отряд становился семьёй, где каждый был важен и ценен.
С тех пор Джеф научился восхищаться оснащённостью крейсера "Волга" и профессионализмом членов её экипажа. Он научился действовать совместно с пилотами этого имперского корабля и теперь уже не считал, что всегда и везде фрегат должен действовать автономно.
Мнемозина. Полумёртвый Жнец. Как пилот, Джеф много слышал об этом артефакте и об этом месте. А теперь пришлось увидеть воочию. Не только увидеть — высадить с борта фрегата десантную группу и затем принять её на борт обратно, слышать переговоры и видеть внутренности Жнеца. Не того, который улетел в дальние районы с Иден-Прайма, а другого, которого неизвестные ныне разумные органики остановили с помощью уникального оружия. Остановили, но, как выяснилось, не добили. Джеф всё острее понимал, с каким сильным, мощным и изворотливым врагом придётся очень скоро столкнуться всем жителям Млечного Пути. И это понимание заставляло пилота работать на тренажёрах ещё активнее, доводя себя до грани возможностей, до предельной усталости. Работать, понимая, что во время войны с такими кораблями будет некогда учиться.
Путь по множеству звёздных систем заставил Моро измениться ещё сильнее. То, что он когда-то изучал теоретически, максимум — на виртуальных пилотских тренажёрах, теперь проходило перед ним реально. Очень скоро Джеф убедился в том, что среди пилотов ВКС Альянса он единственный обладает таким значительным опытом пилотирования фрегатов в самых разных условиях. И это осознание не заставило Джефа возгордиться — он теперь понимал, что Отряд выдержал такой значительный и сложный путь только благодаря совместным, а не исключительно индивидуальным усилиям. Да, в этом достижении, в этом успехе — значительный вклад каждого члена экипажа, каждого члена команды кораблей Отряда, в том числе и вклад его, Джефа Моро, но теперь два корабля становились не просто необычными, они и их экипажи и команды становились уникальными, претендующими с полным правом на всё, что связано с понятием "легендарные".
Тогда, когда Отряд прибыл к Тессии, чтобы помочь вернуть к жизни Лиару Т'Сони, Моро открыл для себя Шепарда с новой, необычной стороны. Оказалось, когда челнок со Светланой Стрельцовой уходил к Тессии, чтобы командир разведкрейсера встретилась с Бенезией и передала ей оригиналы записей матриарха Дилинаги, Шепард, стоя позади пилотского кресла Джефа, молился. Только позднее Моро, вспоминая происшедшее, смутно понял, почему у него было такое необычное, возвышенное, совсем не рутинное состояние. Оказалось, что это было воздействие молитвы старпома. Он молился за Лиару, которая тогда уже любила его. Молился, потому что любил её. Любил истово, глубоко. Шепард оказался способен любить не только Светлану Стрельцову, но и другое разумное органическое существо. Любить так, что словами описать эту любовь полностью было невозможно — это можно было только почувствовать. Любить, понимая и признавая за другим разумным право отказаться от сближения. Любить, веря, что это верховное земное чувство поможет Лиаре выйти из комы, вернуться к родителям, к обычной жизни.
Эта молитва и присутствие рядом с Лиарой невесты капитана помогли молодой азари вернуться в этот мир, начать восстанавливаться после тяжёлого ранения.
Потом Джеф Моро стал обладателем уникальной записи бракосочетания Светланы и Джона. Андерсон тогда лично дал разрешение Джефу сделать такую запись, сам переговорил со спецами "Волги". Когда-нибудь эта запись станет документальным свидетельством пути Отряда, одним из множества свидетельств. А пока она стала частью истории Отряда, реальной истории. Моро включил в момент возвращения Светланы и Джона на фрегат парадное расцвечивание корабля. Включил без приказа, без команды, просто потому, что остро ощущал — так в тот момент было необходимо сделать. И вот он, Джеф Моро выходит из пилотской кабины и идёт к Звёздной Карте, чтобы автоматические фото и видеокамеры запечатлели всех нормандовцев в этот день, когда старший помощник командира фрегата обрёл семейный статус и стал отцом.
