Младшая Т'Сони изводила себя этими размышлениями, но не могла выдрать из своего сердца и из своего разума образ Джона. Человека, землянина, который никогда не требовал от неё, столетней азари ничего сверхъестественного, никогда не рассматривавшего Лиару как телесно привлекательную самку, всегда видевшего в ней личность, а потому — не давившего на её собственный путь, никогда не командовавшего как самой Лиарой, так и её, Лиары, судьбой.
Шепард был востребован, предельно реализован, он жил, он служил, он работал, в его ведении находился большой и сложный корабль с очень сложным и большим экипажем, состоящим, к слову сказать, не только из землян и не только из людей. Тем не менее, Джон Шепард был счастлив и в личном плане. Он любил свою Светлану истовой и жертвенной любовью и любил своих детей такой же любовью. Иной любви он, вполне вероятно, и не знал и не принимал как нечто ценное.
Лиара сомневалась в том, что она достойна любви Шепарда. Такой любви Джона. Может быть, она просто выдаёт желаемое за действительное? Может, она выдаёт просто хорошее отношение человека и землянина к ней, инопланетянке-азари за любовь? Ведь любовь при всей её одинаковости всегда разная и у людей и у азари. По-иному и быть не может. Может быть, она вбила в себя некий постулат, что Шепард любит её, а на самом деле он просто хорошо к ней относится и не более того?
Такие мысли всегда заставляли Лиару напрячься. Часто она, подумав о таком положении вещей, садилась на койке и всемерно пыталась докопаться до истины, насколько, конечно, это было возможно. Ей почему-то не хотелось верить, что то, что испытывал к ней, возможно, капитан Шепард, было простым хорошим отношением одного разумного органического существа к другому органическому существу. Пусть даже разумному.
Лиара никогда не забывала, что азари представились человечеству как бесполые существа, для которых вопросы пола не имели значения в принципе. А значит, Шепард, человек, землянин вполне традиционной сексуальной ориентации, мог вообще не заморачиваться какой-либо привлекательностью молоденькой азари для него, эн-семёрки и старпома разведфрегата. Кто она в самом деле для него? Чем она отличается, к примеру, от той же восьмисотлетней Лоак? Приходится ведь ей помнить, что первой полюбила Шепарда не она, Лиара, а её мама, у которой, кстати сказать, гораздо больше оснований для взаимности в высокоуровневых отношениях с Шепардом — он ведь её спас. Спас тем способом, который немыслим без единения. Он рискнул своей сутью, своей личностью, чтобы спасти Бенезию, обязанную ему теперь жизнью и целостностью. Рискнул и спас. Что бы кто ни говорил, но даже нормандовцы восприняли бы гораздо более спокойно женитьбу Шепарда на Бенезии, чем женитьбу Шепарда на той же Лиаре. Всё же матриарх азари — гораздо более ценная и выгодная во многих отношениях партия для столь видной и значимой личности, какой всегда был капитан Шепард. Да и Светлана, вполне вероятно, много для себя плюсов нашла бы во взаимодействии с такой женой, какой могла бы стать для Джона Бенезия. Восемьсот лет жизни — это огромный жизненный опыт, это мудрость, это равновесие... А у Лиары... пока нет и четверти всего этого.
Слушая холодный голос разума, напряжённая как струна Лиара, сидевшая на койке, старалась противопоставить ему свою веру в то, что Шепард любит младшую Т'Сони, любит нежно, мягко, просто и глубоко. Любит, потому что верит ей. Верит в лучшее, во всё лучшее, что есть в Лиаре, в то, что одно способно помочь ей выжить и выстоять, внести свой вклад в победу над Жнецами и их пособниками.
Наверное, так оно и было. Шепард очень многим разумным дал возможность поверить в свою личную, собственную способность покарать захватчиков, наказать их действенно и окончательно. Даже если для этого потребуется бороться и воевать в полной изоляции, в полном враждебном окружении. Бороться и воевать каждому жителю Млечного Пути. А значит, в том числе и Лиаре Т'Сони, столь остро желающей обзавестись второй фамилией — Шепард.
Лиара успокаивалась и расслаблялась, едва подумав о том, что она, несмотря на свою острую любовь к Джону, по-прежнему свободна, по-прежнему только она одна определяет свою собственную судьбу, по-прежнему Шепард примет любой её выбор, не претендуя ни на какое исключительное отношение к себе с её, Лиары, стороны. Да, всё, или почти всё в этих отношениях придётся отложить если не на послевоенное время, то точно на финал войны. А где он этот финал и когда вообще он будет и будет ли он вкладываться в рамки и сроки жизни Джона, неспособного физически прожить больше трёхсот лет. Да, он уникальная личность, обладающая загалактическими возможностями и способностями, но вряд ли он будет использовать эти возможности и способности для того, чтобы сделать лучше самому себе. Он скорее использует их для блага других разумных органиков и синтетов, но ни разу не использует их в своих собственных личных интересах. Уж он такой всегда был, есть и будет. Это в нём неизменно.
Лиара чётко ощущала — между ней и Шепардом стоят Жнецы — враг, чуждость которого ощущали все жители Галактики. Это был враг, сориентированный только на полное уничтожение всех разумных в пределах галактики. Всех до единого. Нельзя было даже надеяться хоть в малейшей степени, что кому-то удастся выжить. Враги делали всё, чтобы опустошить некогда цветущие и очень развитые обитаемые миры. За их флотами оставались расколотые планеты, разрушенные города, рухнувшая инфраструктура, горящие колонии. Подчистив местное население, уходили транспортники и корабли индоктринации, а всё остальное пожирал огонь — Жнецы не церемонились и не оставляли разумным органикам и синтетам Млечного Пути возможности быстро вернуться, восстановиться и закрепиться. Картины разрушений и жертв, приносимых с каждым днём этой войны наполняли сердце Лиары Т'Сони огнём, а разум — холодом. Она работала, воевала и боролась. Декада за декадой. Боролась, зная, что так же, если не сильнее и полнее, чем она, борются и Джон, и Светлана и все отрядовцы.
Для неё никогда не было ничего дороже, чем Тессия, материнская планета азари и её, Лиары, родина. Потому младшая Т'Сони воевала и боролась прежде всего за освобождение от захватчиков своей родной планеты. Она знала, понимала и помнила свою планету разной. И хотела, чтобы это разнообразие было сохранено. Не разнообразие войны, страданий и боли, а разнообразие мира, свободы и развития. Потому она балансировала между возможным и необходимым, часто забывала о том, что последствия тяжёлого ранения будут сказываться на ней всю её жизнь, всю гарантированную тысячу лет жизни. Делала всё, чтобы эти ограничения, эти последствия отступили куда-подальше в очередной раз. В числе других ополченцев прошла полный курс подготовки по боевой биотике под руководством своих родителей, сразу оговорив для себя максимальный, самый высокий уровень требований.
Тяжёлым тогда получился разговор. Этита отмалчивалась, зато Бенезия неистовствовала. Она выложила перед Лиарой веер из ридеров с медицинской информацией, зажгла пять настенных экранов и показала на них часть видеозаписей периода, когда Лиара лежала пластом навзничь на койке и была предельно похожа на труп. Бенезия припомнила Лиаре, что её на Терруме пришлось останавливать стрельбой из боевого армейского оружия по ногам, а потом — спасать от крогана и гетов...
Многое тогда было сказано и Лиара в те часы не раз думала о том, что она фактически желает самой себе быстрой смерти. Явные перегрузки боевой биотической подготовки могли бы реально в кратчайшие сроки поставить большой жирный крест и на восстановленном уровне здоровья молодой азари, не вошедшей даже в возраст матроны, и на самой жизни Лиары. Тут даже не инвалидностью пахло, тут пахло мгновенной гибелью. И где — добро бы в бою с врагом, а то ведь — на тренировке или на полигоне. Смешно.
А вот Лиаре не было смешно. Она не хотела быть позади кого-бы то ни было, не хотела, чтобы её воспринимали как насквозь гражданскую. Она хотела носить свои награды, уже три награды с полным, с самым полным правом и, что греха таить, хотела получить ещё больше наград, потому что была уверена — любому разумному нужно признание окружающих соплеменников, это помогает жить полной и яркой жизнью. А она и хотела жить полной и яркой жизнью, чтобы блистать, сверкать, быть заметной и в первую очередь — ценной и важной для Джона. Даже если он её не любит, а просто хорошо к ней относится, она, Лиара, хочет блистать и сверкать, чтобы самой любить его. Любить, несмотря ни на что, уже не юношеской импульсивно-безрассудной любовью, а зрелой, взрослой, глубокой, ровной и сильной.
Она убедила родителей в том, что выдержит полный курс боевой биотической тренировки. И она его выдержала, став одной из лучших выпускниц, получившей золотой знак классности подготовки в числе очень немногих соплеменниц.
Памятуя о том, что биотика не всесильна, параллельно Лиара уделяла огромное внимание стрелковой подготовке, став завсегдатаем тира и стрелкового полигона. Пришлось очень быстро убедиться, что в силу ограничений, наложенных последствиями ранения, ей никогда не будут даваться в полной мере гранатомёты и снайперские винтовки. Осознав это, Лиара полностью переключилась на штурмовые винтовки и любые пистолеты, включая пистолет-пулемёты и очень скоро поняла: это — её оружие. На её тренировки с пистолетами сбегались посмотреть толпы ополченцев, приходили и азари-десантницы. И посмотреть было на что: достаточно тяжёлые штурмовые винтовки и любые пистолеты порхали в руках молодой азари, словно не весили и десяти граммов. При этом они разили любые мишени наповал. Максимум Лиара на каждую мишень тратила два заряда. Очень редко, когда — три. Но и то для большей уверенности в результате и для большей тяжести поражения мишени. Не для того, чтобы раз за разом улучшать ситуацию с попаданиями.
Осознав и освоив только часть своей силы, Лиара стала беспощадна к себе, к своим собственным недостаткам, к своим проблемами к своим слабостям. Она почти непрерывно совершенствовала свою биотику и своё стрелковое мастерство, при любой возможности уделяла несколько минут очередному упражнению и очередной тренировке, почти круглосуточно носила налобные надбровные концентраторы биотической энергии.
Потому она и не носила почти никогда шлем — максимум каску и кислородную маску. Она верила в то, что вскоре, очень скоро в войне наступит перелом в пользу Сопротивления и Жнецы начнут отступать. По иному и быть не могло — ведь с каждым днём в войну с оккупантами и захватчиками вступали всё новые и новые сообщества разумных органиков, для которых Галактика стала единым, общим и единственным домом.
Теперь в этом доме были разрушенные селения и целые планеты, но всё чаще появлялись флоты Сопротивления из десятков и сотен тяжёлых и средних кораблей, смело атакующих флоты и корабли Жнецов и добивавшихся успехов в ходе жарких многочасовых боёв. Добивавшихся побед, добивавшихся ослабления креветок и их пособников. За победы приходилось платить жизнями десятков и сотен разумных органиков, но каждая такая победа приближала время освобождения Галактики.
Всё чаще сохранившиеся сервера Экстранета приносили на инструментрон Лиары известия о новых победах людей над Жнецами и их пособниками. Всё чаще о таких победах говорили информационные агенства и информационные каналы множества рас пространства Цитадели. Люди незаметно, но очень эффективно и действенно объединяли столь разные расы Галактики, которые, казалось бы, не смогли бы пять минут посидеть рядом за одним столом. А теперь они, эти расы, воевали плечом к плечу, даже будучи разделены миллионами километров космического пространства. Люди сплачивали расы пространства Цитадели, не делая различий ни по возрасту, ни по внешности, ни по полу. Если Жнецы желают смерти всем разумным органикам — смерть ждёт всех Жнецов и всех их приспешников, кем бы они ни были.
Флоты Российской империи помогали флотам Турианцев раз за разом вышибать всё новые и новые флоты Жнецов и их помощников из пространства Иерархии, а флоты Иерархии помогали всем остальным расам, вспомнив о своём главном военном предназначении: стоять на страже, защищать, оберегать и гарантировать безопасность многочисленных слабовооружённых гражданских. К мощи флотов Альянса присоединили свою силу Флоты более чем двухсот стран Земли и перед изумлёнными азари, турианцами и саларианцами предстал полный интернационал человеческой расы, оказавшейся способной вместить в себе спектр, потрясающий глубиной, широтой и разнообразием оттенков.
Человечество вышло на просторы космоса в своём боевом наряде — даже слабовооружённые гражданские суда с опознавательными знаками Земли и Солнечной системы несли Жнецам и их пособникам только одно — гарантированную смерть. Количество таранов кораблей Жнецов превысило несколько десятков тысяч и, следом за землянами тараны стали практиковать в безвыходных и самых острых ситуациях пилоты космических кораблей множества других рас. Смерть за смерть. Только такая цена ждала Жнецов, заставляя флоты креветок раз за разом отступать, едва только появлялись первые быстроходные кораблики, возвещающие своим приходом близость прибытия флотов Земли. Отдельные эскадры и целые соединения земных военных и полувоенных кораблей громили приспешников Жнецов в любом из исследованных районов космоса. Цифры потерь кораблей креветок росли с каждыми новыми сутками на несколько десятков тысяч единиц. Война перешла в режим войны на уничтожение оккупантов и захватчиков. Никто из разумных органиков уже не стремился брать Жнецов или их приспешников в плен. В этом не было необходимости.
Лиара, отслеживая всё это ежедневно в своей информационно-посреднической фирме и в штабах Ополчения, а также в научных лабораториях, понимала, что если уж люди, земляне, человечество, едва вышедшие в космос, воюют так отчаянно и в то же время — эффективно, то она, Лиара Т'Сони, дочь двух матриархов азари, обязана воевать во всяком случае не хуже. Воевать, доказывая себе самой своё право любить Джона Шепарда полной, жертвенной любовью, храня верность однажды охватившему её суть чувству, которое она хранила глубоко в себе и питала самым лучшим, что только находила. Любовь и верность требуют постоянных, истинных, действенных доказательств — этот девиз стал частью сложного жизненного девиза, которому младшая Т'Сони следовала, едва только оклемалась от ранения.
Она радовалась, что ей нет необходимости всегда быть одетой в форму. Да, если бы она пошла в азарийский десант, спецназ или в ВКС Азарийского пространства — вопросов нет, форма стала бы второй кожей Лиары, но сейчас она поняла и ещё одну истину: неважно, во что ты одет, важно, что ты делаешь и к чему стремишься. Потому она редко когда одевала без особой необходимости форму ополченца, всё больше полюбила носить бело-синий комбинезон, на который можно было легко навесить броню.
Хаски были туповаты. А может быть — они просто были сориентированы на уничтожение или пленение всех и любых азари, поэтому особого внимания на то, как была одета их оппонентка, не обращали, стремясь только достичь своей цели — уничтожить или захватить. Потому бело-синий комбинезон, в котором полюбила пребывать большую часть суток Лиара, воевавшая на своей родной планете, часто вводил в заблуждение не хасков Жнецов, а церберовцев. Да, Лиара помнила отлично, что церберовцы воюют на стороне Жнецов, для которых они — простой расходный материал. Церберовцы уже давным давно не люди, а полулюди в лучшем случае, в большей степени — хаски. Автоматы, машины. Тем не менее, ей пока что удавалось вводить в заблуждение и церберовцев, не ожидавших от молодой азари подвохов и очень часто не видевших в ней никакой особой опасности.
