Седобородый, не проявив никаких признаков беспокойства, прошёл в центр комнаты и поставил поднос на стол:
— Конечно. Ты уже, наверняка, привык к тому, что тебя зовут ... — Он выпрямился, и спрятал одну руку за спину, а другую оставил чуть в сторону, согнув мизинец, а остальные пальца расставив веером. — Кстати, как тебя теперь называют? "Командир"? "Капитан"? "Командующий"?
— Разве это важно? — Опустив руку с украшением, спросил Разноглазый.
— Действительно. — Старик посмотрел на звезду так, будто увидел её впервые. — Неужели, только она меня выдала? — Уточнил он безучастно, спрятав вторую руку за спину.
— Нет. Ещё борода. — Пожал плечами Доран. Всем своим видом он намекал, что не собирается расставаться с украшением, по крайней мере до тех пор, пока не получит свои ответы.
— Борода?! — Старик неспешно захохотал, слегка закинув голову назад. У него почти получилось изобразить веселье. Он даже положил руку на живот, но выглядело это крайне неправдоподобно. — Прошло столько лет, а этот старый пройдоха всё ещё помнил, как выглядела моя борода в молодости? — Он снова хохотнул. — Воистину, человеческая память удивительна. Иногда не помнишь, что съел сегодня на завтрак, зато спустя годы можешь помнить глупый детский стишок, или, что более вероятно, припоминать своему приятелю тот случай, когда у него на носу вскочил прыщ, размером с вишнёвую косточку.
Доран нахмурился:
— Думаю, любой, кто знал тебя в молодости, легко вспомнил бы, какую бороду ты носил. Уж слишком она у тебя приметная. — Машинально погладив собственную растительность на лице, он обернулся, чтобы посмотреть на кипу бумаг, которую оставил на комоде. В его тоне зазвучала некая обеспокоенность. — Кстати, о книгах. — Разноглазый бросил на собеседника многозначительный, чуть тревожный взгляд. — Ты больше не писал ничего... особенного?
Дежурная надменная улыбка медленно сползла с лица старца:
— Нет. Только медицинские трактаты, и ещё кое-что в области смежных наук. Та книга была в единственном экземпляре.
— Хорошо. — Доран кивнул. — Это поможет избежать многих проблем.
Проигнорировав последнюю фразу гостя, старик сделал пригласительный жест:
— Присаживайся.
Поигрывая звездой, Разноглазый занял ближайшее к себе кресло, собственно, в нём он и сидел до этого.
Старец, учтиво дождавшись, пока гость примет сидячее положение, занял место напротив него, и, подняв ближайшую к себе полную кружку, произнёс торжественно:
— Что ж, предлагаю выпить за воссоединение после долгой разлуки! Ученика и учителя. — Проговорил он громче обычного, с толикой торжественности в голосе.
Доран молча поднял кружку. Его одолевали смешанные эмоции по поводу сказанного тоста.
Они чокнулись, и каждый сделал по несколько глотков.
Разноглазый вернул кружку на место, и одним движением смахнул пену с усов. После чего обратился к хозяину дома:
— Так как тебя лучше называть? Теперь, когда я знаю правду?
Старик, удобно разложив локти на подлокотниках, совместил кончики пальцев обеих рук, и примирительно-предостережительным тоном призвал собеседника тщательнее следить за тем, о чём он говорит:
— Тише, Доран, — он кивнул головой, — тише. Даже у стен есть уши. -Хозяин дома обвёл помещение многозначительным взглядом, ненадолго задержав взор на окне. — Обращайся ко мне так, как делал это и раньше.
— Понятно. — Ответил гость, сделал небольшой глоток пива, и вернул кружку на место.
Они снова умолкли, пристально глядя друг другу в глаза.
Каждый сверлили другого взглядом. Но они не ненавидели друг друга, о нет! Просто за прошедшие годы их общие воспоминания и представления друг о друге омрачились не самыми приятными, новыми сведениями, а большая часть накопившихся за это время тем для разговоров, которые им ещё только предстояло поднять, отнюдь не улучшала настроения.
Старец глубже уселся в кресло и начал:
— Обсудим личные вопросы позже. Сейчас давай перейдём к делу.
Доран, взглянув на звезду, поводил по одному из её кончиков подушечкой пальца, и положил украшение на стол, рядом со своей кружкой:
— Согласен.
Хозяин дома удовлетворительно кивнул:
— Итак, если бы ты пришёл ко мне вылечить сломанную руку, больной зуб, или любую другую хворь — то получил бы помощь совершенно безвозмездно, как и все остальные. — Он важно приподнял подбородок. — Тем не менее, теперь ты, очевидно, совершенно не нуждаешься в моих услугах. — Он бросил короткий взгляд на руку собеседника. — Тем не менее, ты явился за знаниями. И я более чем уверен, что тебе прекрасно известно, что я ничто не ценю настолько же высоко, насколько свои знания. А знания я обмениваю только на знания. Причём обмен всенепременно должен быть равным. — Он ненадолго поднял в воздух указательный палец. — Однако то, что мне предлагают, я оцениваю самостоятельно, исходя из собственных критериев. И никак иначе.
Разноглазый посмотрел на свои кисти:
— Ты ведь не просто так обратил внимание на мои руки, и упомянул больной зуб, правда? Слишком тонкий намёк, но я его уловил. — Не дожидаясь реакции, он продолжил. — Хорошо. Это справедливо. Обладаю ли я какими-то знаниями, которые мог бы предложить тебе взамен?
— Всё. — Тоном, не приемлющим отказов, заявил старик.
— Что? — Разноглазый приподнял одну бровь. Такой ответ застал его врасплох.
— Всё. — Так же уверенно повторил старец. — Всё о войне и о том, что случилось с мальчишкой Келем. — Последнюю пару слов он произнёс медленно, смакуя каждую буковку.
Доран скривился:
— А Кель для тебя, значит, всё ещё мальчишка? — Его брови придвинулись ещё ближе друг к другу, хотя, казалось, что это было уже невозможно.
— Именно. — В голосе старца зазвучал нажим, подпираемый нотками сдерживаемой ярости, он даже слегка приподнялся, опершись на подлокотники. — Сопливый юнец, который посмел сбежать! Несмотря на всё, что я для него сделал и тот дар, что я ему передал.
Разноглазый взял в левую руку своё правое запястье и продемонстрировал свободную ладонь собеседнику:
— Правда? Теперь ты считаешь это своей заслугой? — Проговорил он спокойным, обличающим тоном. После чего вежливости в его голосе поубавилось, зато появились обвинение, и даже доля презрения. — Как по мне, ты, — он ткнул в сторону бывшего учителя указательным пальцем, — предпочёл бы, чтобы Келя и вовсе не было на свете. И вообще, ты, — он немного согнул локоть, и вновь выбросил вперёд указующий перст, — только и делал, что пытался отнять у него этот... дар. — Последнее слово он произнёс очень выразительно, на выдохе, глядя на старика исподлобья сверкающим взглядом. После чего расслабился, тем самым показав, что не хочет развивать намечающийся конфликт, и готов оборвать на этом текущую тему обсуждения.
Хозяин дома принял подачу, но отразил её немного по-своему:
— О, но ведь сейчас мы говорим не о тебе, Доран, и не о каких-то... особенностях. — Он дважды согнул указательный и средний пальцы на правой руке, показывая, что говорит в переносном значении. — Я имею ввиду знания, который я передал Келю, — он небрежно махнул рукой куда-то в сторону, — о времени, что я на него потратил.
— Так ли много для тебя значит время? — Насмешливо парировал гость.
Старик таинственно улыбнулся:
— Что ж, не могу не отметить, что в этом ты прав. Оно для меня не значит ничего. — И добавил заговорщически. — Почти.
Доран наклонился вперёд:
— Даже то время, что ты провёл с ней? — Произнёс он обвиняющим тоном. На самом деле, он не собирался ловить собеседника в словесную ловушку, но, сам того не заметив, расставил силки, и, когда добыча в них попала, не смог удержаться. К сожалению для самого себя.
Но ни один мускул на лице старика не дрогнул, напротив, он весь обратился в монолит спокойствия, плавающий в океане безмятежности:
— Я считаю её подарком, дарованным мне судьбой, которого я, ко всему прочему, совершенно не достоин. Особенно, после всего того, что успел совершить за свою не самую короткую жизнь. Давай не будем вовлекать её во всё это. Всё-таки она подарила любовь нам обоим, и принижать её достоинства — абсолютное кощунство.
Разноглазый ничего не ответил, так как посчитал замечание хозяина дома вполне справедливым, и всё же где-то в самом тёмном и потаённом уголке его души затаился хоть и маленький, но неприятный осадок от того, что ему удалось выяснить в прошлом. И всё же он предпочёл отмести его и вернуться к делу:
— Ты прекрасно знаешь, что идёт война, и всё равно хочешь, чтобы я тратил кучу времени на то, чтобы рассказать тебе историю, которую ты и так прекрасно знаешь? — Сказал он с неодобрением.
Как бы то ни было, мнение гостя на этот счёт совершенно не волновало хозяина, и он не собирался делать каких-либо поблажек:
— Но, Доран, у меня имеются в достаточном количестве общие сведения обо всех боевых действиях и их последствиях, а также примерный состав армии людей. Мне известно то же, что и всем, по поводу того, что случилось после исчезновения Келя, что к этому привело, и что за собой повлекло. Но мне хочется узнать, что именно произошло. Выслушать твою версию, — он указал пальцами в сторону собеседника, — скажем так, из первых рук. Ведь за каждым сухим официальным отчётом кроется не только правда, но тысяча подробностей и мелочей, которые и делают любое событие по-настоящему интересным. — В глазах седобородого сверкнула искорка мудрости. Он явно знал об этой жизни гораздо больше многих.
— Но у нас нет на это времени. — Посетовал гость.
Старик только развёл руками:
— А ты приехал сюда, в надежде за час обучиться всему тому, над чем я трудился и совершенствовал всю жизнь? Если ты действительно так считаешь, то у меня для тебя плохие новости: ты — глупец. — Он пренебрежительно взмахнул рукой. — И я советую тебе немедленно возвращаться на материк.
Доран хмыкнул, скрестив руки на груди. Так легко отступать он, разумеется, не собирался:
— Моя история отнимет у нас гораздо больше времени, чем твои уроки. — Заявил он с претензией, стараясь набить себе цену, выиграв тем самым хоть немного времени. Хотя и понимал, что вся история его жизни, от самого начала и до сего момента, не идёт ни в какое сравнение даже с крупицей тех сведений, за которыми он сюда явился.
Но старец воспринял эту фразу по-своему, можно сказать, что он сам вывел себя из себя:
— Как ты смеешь противопоставлять свои знания моим?! — Стукнув кулаком по бедному, ни в чём неповинному подлокотнику, хозяин дома выпрямил спину, слегка приподнявшись над сиденьем, и ткнул пальцем в сторону Разноглазого. — Ты просишь меня поведать тебе секреты невероятного могущества! Немыслимой мощи! Приоткрыть завесу над тайной мироздания! Взамен же я лишь прошу рассказать глупую историю, которая медяка ломанного не стоит! И ты, — он впился глазами в собеседника, и проговорил медленно, выбивая каждое слово, — ты ещё смеешь говорить мне, что я слишком много прошу?!
Доран примирительно поднял руки в воздух, и покачал ладонями:
— Ладно-ладно, я признаю — был неправ. Прошу, успокойся. — Несмотря на внешнее хладнокровие, его немного раздосадовало то, что финт не удался. Он опустил руки, и уточнил. — Тебя интересуют конкретные моменты или вся история целиком? — Он выжидательно посмотрел на своего учителя.
Победоносно хмыкнув, старец немедленно привёл себя в порядок, удобно расположился в кресле, положил локти на причитавшееся им место, и совместил кончики пальцев:
— Как я и говорил — всё. Абсолютно всё. С самого начала. — Он говорил неторопливо, явно наслаждаясь недовольством своего ученика. — Особенно хочется услышать, как вы разрешили вопрос, связанный с матерью той девчонки... кажется, Джил?
Доран сдвинул брови — настолько глубокая осведомлённость собеседника о его жизненном пути, не могла не настораживать, и даже вызывала некоторую тревогу и опасения. Разноглазый помрачнел, и произнёс с угрозой в голосе, которую сложно было не заметить:
— Можешь вспоминать о Келе, как о сопливом, неблагодарном мальчишке, — он яростно рассёк ребром ладони воздух, — но не смей так отзываться об Анне.
— Буду отзываться как мне угодно. — Издевательски, буднично ответил старик. — Это ты пришёл ко мне за помощью, а не наоборот.
— Как пожелаешь. — Доран напряжённо выдохнул. Ему крайне не понравилось, куда свернул этот разговор в конечном итоге, но он решил не делать поспешных выводов, да ещё и раньше времени. — Ты уверен, что хочешь услышать всё с самого начала? Завязка этой истории весьма скучна и затянута. Или ты хочешь, чтобы я сразу перешёл к интересной части?
— Будь так добр, в мельчайших подробностях. — Ехидно улыбнулся старик.
Разноглазый очень тихо скрежетнул зубами, но душевного равновесия не потерял. Вместо этого он глубже уселся в кресло, принял удобную для себя позу, и начал свой рассказ:
— Ну что ж, — он вздохнул, — всё началось в порту небезызвестного города Раута...
Глава первая. Знакомство.
Солнце стояло в зените — день выдался довольно жарким, особенно для самого начала осени. Небесное светило не щадило тех, кто по привычке нацепил непродуваемые одежды, даже не взглянув в окно, прежде чем выйти на улицу. Своими необычайно яркими, тёплыми лучами оно заставляло их потеть, и оттягивать вороты, в надежде хоть немного понизить температуру собственного тела и освежиться.
Морские волны, набирая всё больше скорости ближе к берегу, с шумом разбивались о столбы причалов и каменный берег, моментально рассыпаясь в пузырящуюся пену.
Мирно покачиваясь на воде, стены торгового города Раут охраняла целая армада далеко немирных, больших военных двухпалубных и трёхпалубных кораблей, из центров которых росло соответствующее количество мачт. Одним своим грозным видом они отбивали всякое желание напасть на город, даже с закрытыми амбразурами. Знаки, изображённые на их бортах, показывали принадлежность этих морских исполинов к войскам людей.
Неподалёку, в воздухе, вереща, кружила огромная стая чаек, выискивавших себе пищу в толще солёной воды. Они радостным криком поприветствовали, и проводили почти до самого порта торговый грузовой корабль, который, рассекая водную гладь, стремительно вошёл в порт города-крепости и неспешно причалил к пристани. Как только судно оказалось достаточно близко к суше, молодой матрос, приготовившись заранее, спешно спрыгнул с борта, и быстро и умело завязал морской узел вокруг кнехта, пришвартовав судно. Другой моряк, дождавшись, пока матрос закончит, бросил трап.
Как только доски упали, не дожидаясь ничьего разрешения, распираемый от нетерпения, первым на берег сошёл юноша, на вид лет восемнадцати-двадцати. Роста он имел немногим выше среднего, а телосложение имел худощавое. Лицо его было овальным и слегка вытянутым, а карие глаза широко посажены относительно прямого носа. Брови его росли немного выше, чем у большинства людей, поэтому его взгляд постоянно казался невинно-удивлённым. Уголки рта были всегда самую малость приподняты, отчего создавалось ощущение, что он постоянно улыбается, или, по крайней мере, никогда не грустит. Тёмно-каштановые, слегка вьющиеся волосы доходили до середины шеи, но он старался носить их так, чтобы локоны не прикрывали ушей. Одежда цвета коры дуба различных оттенков отлично сидела на юноше, настолько, что можно было сразу догадаться, что шили её именно для него, с тем лишь небольшим замечанием, что, скорее всего, немного на вырост. Отчего складывалось ощущение, что либо предполагалось, что он отправиться путешествовать немного позже, либо что он собрался бродить по миру один-два года, не меняя верхней одёжки. Штаны молодой человек заправлял в чёрные как смоль, высокие сапоги, зашнурованные на всю длину голеней, что выделяло их на общем фоне. Рубаха с длинным рукавом доходила ему до середины бедра. На поясе его висел тяжёлый кожаный ремень. Светлый походный плащ крепился на единственную пуговицу, расположенную на шее. На руках он носил кожаные перчатки в тон остальному своему туалету, а через плечо висела традиционная тканевая сумка лекарей, нижняя часть которой была прошита дополнительной заплаткой для надёжности.
