— Тогда в чём же дело? — Хозяин дома не выглядел так, как будто поведение гостя действительно его заинтриговало, скорее, он спросил это так, из вежливости.
— Просто захотелось рассмотреть её повнимательнее. Поискать какие-то неочевидные детали. А потом подумал, что раз уж всё равно поднялся, то почему бы заодно и не подбросить дровишек — скоро ночь наступит, холодает. — Зябко потерев плечи, он оглянулся на узкое вертикальное окно.
— Ты мёрзнешь в помещении в такой тёплой одежде? — Спросил ДонАллан с лёгкой ноткой недоумения, и приложился к кружке, не дожидаясь ответа. В общем-то, он его и не услышал, потому что, во-первых, на самом деле не стремился его получить, а во-вторых, Доран это прекрасно понимал. — Ладно, мне кажется, тебе следует вернуться к своему рассказу. — Старик утёр пену с усов и губ. — Я прямо-таки сгораю от нетерпения, настолько мне хочется узнать, что же там случилось дальше? — Однако, он проговорил это настолько монотонно и безучастно, что гостю показалось, что его собеседник иронизировал, хотя, казалось, с чего бы? Ведь он сам всё это затеял.
Так и не разобравшись, искренне ли говорил хозяин дома, Доран взялся за свою кружку, отпил из неё, и с удовольствием выпустил на волю хмельное дыхание:
— Итак. Келю и Джил не повезло попасться в сети самых настоящих разбойников.
Глава третья. Разбойники
"Три тысячи триста двадцать три, три тысячи триста двадцать четыре. Ыгх, бесы! — Кель приложился спиной об очередной корень, выступавший из земли. — Сколько же ещё?! Три тысячи триста двадцать пять", — лекарь не переставал вести счёт шагам бандита с того самого момента, как тот упаковал их с Джил и утащил в лес. Он понимал, что любой нормальный человек налегке преодолеет то же самое расстояние гораздо быстрее, чем обрюзгший, стареющий разбойник с отдышкой, которому приходится тащить на своём горбу, хоть и не шибко тяжёлых, но всё же двоих человек. Тем не мене, юноша хотел хотя бы примерно представлять, на каком расстоянии от дороги они находились на случай, если им вдруг удалось бы сбежать.
На протяжении всего пути Пёс хрипел, сипел, ругался, и периодически останавливался перевести дыхание и утереть лоб от крупных, солёных капель. Лекарь заметил, что чем дальше они углублялись в лес, тем тише собакообразный начинал пыхтеть и чаще вставать на передышку. Кель не переставал надеяться на то, что толстяка хватит удар, чтобы Джил без проблем сумела разобраться со его тощим напарником. Или, хотя бы на то, что где-то поблизости разведчики из Раута как раз прочёсывали территорию. Но тщетно.
Сухой же ни на секунду не спускал глаз с пленников, и благодаря тому, что Пёс двигался совсем медленно, ни разу даже не запыхался, несмотря на нелёгкий груз на плече в виде имущества обезволенной парочки.
Джил обратилась камнем — непроницательность её помрачневшего лица побила все предыдущие рекорды. Лишь один раз она удостоила юношу укоризненным взглядом, в самом начале, когда Пёс только протащил их сквозь придорожные кусты, судя по всему, за то, что Кель едва не покалечился, или, что более вероятно, не расстался с жизнью, намереваясь броситься на толстяка, потеряв рассудок из-за того, что тот самозабвенно наслаждался юным телом артистки. Когда они стукались об очередную кочку, девушка лишь скрежетала зубами от злобы, не меняя выражения физиономии. И только периодически менявшие высоту брови и бегавшие из стороны в сторону глаза Джил выдавали активную работу её мозга. Юноша предположил, что девушка старательно выдумывала хоть какой-нибудь план побега.
Чем дальше они заходили в чащу, тем гуще становился лес, и тем тяжелее Псу давалось маневрирование между упавших деревьев, кореньев, бугров, ям, холмов и прочих неровностей местности, и тем больше синяков и ушибов зарабатывали натыкавшиеся на них пленники.
С каждым следующим выступом, пересчитавшим путникам все позвонки, внутри лекаря всё больше нарастало беспокойство, что лагерь бандитов находился настолько глубоко, и был так хорошо замаскирован, что скорое обнаружение его солдатами портового города казалось практически нереальным, что сильно уменьшало шансы на благоприятный исход сложившейся ситуации. Но, благодаря услышанному ранее, он понимал, что разбойники чего-то от них хотели, и, если и собирались убить, то далеко не сразу, что давало время спокойно и трезво всё обдумать, оценить происходящее, придумать надёжный план, и даже успешно его осуществить.
Наконец, когда счёт Келя перевалил за четыре тысячи, он обратил внимание на слабое мерцание в той стороне, куда их тащили бандиты.
В момент, как до места назначения оставалось всего около двадцати шагов, лекарь заметил узкую полосу света на высоте, сильно превышавшей человеческий рост. Лучи словно пробивались сквозь какую-то дымку, но юноша всё равно не мог понять, почему не приметил их раньше, особенно при таком мраке.
Только когда вся группа почти в упор приблизилась к необычному явлению, Кель наконец-то как следует смог рассмотреть, откуда исходил свет.
Оказалась, что всё это время точкой их назначения являлась самая настоящая лесная крепость. Судя по тому, что юноше удалось рассмотреть в темноте, она имела форму правильного многоугольника, хотя из-за ограниченности в возможности изменить положение своего тела в пространстве, ему не удалось бы сказать точно, сколько именно углов украшало это чудо природы, но он мог уверенно заявить, что больше пяти. Но самое удивительное, что стенами этому невероятному сооружению служили трёхметровые, ровные, прямоугольные, плотные кусты, почти без единой прорехи, в то время как на стыках углов их соединяли стволы деревьев, чьи пышные кроны служили крепости не самой надёжной, но все же крышей. Эдакий растительный дом походил на пристанище какого-нибудь лешего, который обустроил себе жилище из подручных материалов, и при том, без какого-либо вреда для природы. Кель сразу догадался, что столь необычное место не могло появиться само по себе, и тут, как пить дать, не обошлось без друидов — магов, специализирующихся на манипуляциях, связанных с природой в целом, и с флорой в частности. Тем не менее, кое-где на стенах и крыше, видимо, под влиянием времени года, начали образовываться небольшие бреши, через одну из которых лекарь и смог увидеть тот самый свет. Лекарь резонно предположил, что его источником мог служить разве что лагерный костёр.
Из-за того, что они слишком близко подошли к крепости, до того, как Кель её заметил и успел рассмотреть подробнее, он не смог оценить её истинных размеров. Зато успел приметить нечто, отчего у него по спине пробежал мерзкий, замогильный холодок.
Справа от их местоположения, в упор к одной из стен чуда природы стояла большая, деревянная телега, груженная бочонками. Лекарь сопоставил в голове пару известных ему фактов, сложил воедино несколько простых заключений, и пришел к вполне очевидному выводу, что в бочонках хранилось пиво, отчего ему сделалось не по себе ещё больше, чем до этого. Правда, судя по пустым местам, несколько бочонков уже употребили по назначению. Упряжь телеги пустовала, но Келю не удалось обнаружить поблизости каких-либо лошадей. И даже когда он напряг слух, ему не удалось уловить никаких признаков их нахождения поблизости — никто не ржал, не фыркал, и не цокал копытами: "Неужели, они их съели? — обескураженно предположил юноша. — Но зачем? Возможно, у них всё настолько плохо с продовольствием? — И тут ему в голову пришла мысль, от которой он остолбенел и невольно судорожно сглотнул. — А вдруг, нас с Джил ждёт такая же участь, и убивать нас не стали именно по этой причине?". От одной только подобной догадки Кель застыл от ужаса, ибо умирать, чтобы стать чьим-то обедом — это, пожалуй, самый последний из вариантов, как ему хотелось бы расстаться со своей жизнью. Но тут ему удалось уловить едва слышный шёпот, который доносился откуда-то изнутри крепости, который и отвлёк его от подобных страшных мыслей.
И лекарь сам не заметил, как в глубине его души начала нарастать паника.
Кое-как добравшись до лиственной стены, с трудом переставляя грузные ноги, Пёс с облегчением сбросил с плеча свою ношу, и вздохнул так тихо, как только мог:
— У-у-у-уф. Наконец-то доползли. — С этими словами обрюзгший бандит всем своим весом навалился на ствол ближайшего дерева, и принялся восстанавливать дыхание, пальцем одной руки оттягивая ворот рубахи, а ладонью другой то обмахивая увлажнившееся лицо, то утирая со лба пот, который всё никак не хотел перестать выступать. Его грудь тяжело вздымалась, а из лёгких несколько раз вырывался натужный кашель. При этом он постоянно вытирал промокшие кисти о штанины.
Кивнув головой, Сухой утвердительно промычал в ответ.
Внезапно, из-за стены послышалось громкий, хриплый смех, из-за которого все четверо задрали головы кверху. Он смахивал на звук, который возникает, когда пилят сухую древесину, но явно принадлежал человеку. За хохотом последовал неодобрительный возглас, который принадлежал кому-то с невероятно грубым голосом, и затем немедленно вновь воцарилась тишина.
Только сейчас лекарь осознал, что с того момента, как впереди замаячил свет, он ни разу не услышал внятной человеческой речи, которая доносилась бы со стороны крепости. Не говоря уже о шуме, которые обычно должна производить группа взрослых, пьяных мужиков.
"Они чересчур хорошо замаскировались для обыкновенных грабителей: укрылись в самом укромном месте во всём лесу, которое и днём с огнём-то не сыщешь, не то, что ночью. Простые опустившиеся до разбоя крестьяне уж точно не сумели бы так спрятаться. Во время алкогольной посиделки ведут себя слишком тихо — не горланят песни, не ругаются, не дерутся, почти не орут. Видимо, общаются шёпотом, и из пьяных удовольствий позволяют себе только шутки, вероятно, скабрёзные, над которыми и ржут в голос, и то, похоже, это под запретом, и наказуемо, хоть и не слишком строго, простым замечанием. То есть достаточно строго придерживаются некоего свода правил, чего неорганизованная толпа простаков добиться вряд ли бы сумела. Но бес его раздери, они ведь промышляют рядом с Раутом! Если их найдут — немедленно порубят на куски, но они, похоже, совершенно этого не опасаются. Значит, они либо безумцы, либо дураки, либо знают что-то, что придаёт им непоколебимую уверенность в своей безнаказанности. Возможно, они бывшие военные, и потому владеют соответствующей выучкой и умеют так распорядиться имеющимися в распоряжении силами, чтобы получить неоспоримое преимущество над противником, насколько бы тот не превосходил их в количестве и силе? А, может, как и предполагала Джил, на их стороне магия? В таком случае, наше положение намного хуже, чем казалось изначально", — и все эти невесёлые размышления пронеслись в голове юноши за доли мгновений. Тогда Кель даже не подозревал, насколько близок оказался к истине, но он никак не мог предположить того, что в самом деле козырей у душегубов окажется целая гора.
Более-менее придя в себя, Пёс спросил у Сухого, опять же шёпотом:
— Что главному скажем? — И потыкал пальцем в сторону Келя с Джил.
Сухой посмотрел на товарища, как на недоумка:
— А мы ему что-то особое должны говорить, по-твоему? Доложим, как есть. Мы же ничего не натворили, наоборот, отличились — притащили лекарства, второго лекаря и бабу, в придачу! — Худосочный разбойник окинул артистку хищным взглядом.
Пёс поспешил поправиться:
— Да не, — он отмахнулся рукой, — я про порченную сеть. Запасных-то у нас не шибко. Ультону не понравится, что из-за того, что мы зазевались, они успели несколько верёвок перерезать, совсем не понравится.
Сухой крепко задумался, почесав щетинистый подбородок указательным пальцем:
— Ничё не поделаешь, надо сознаваться. Если промолчим, а они сбегут через эту дырень, пока мы будем спать — Ультон, в лучшем случае, нам бошки открутит, и руки пообломает, а в худшем — сам нас продырявит. И это если эти двое не решат нас всех перерезать перед уходом. — Для подкрепления своих аргументов, Сухой покачал в воздухе мечом. — А так, думаю, отбрехаемся выговором. Ну, или пить запретит на время, но это вряд ли — всё-таки, больно сочный улов у нас сегодня. — Для пущей убедительности он тряханул плечом, на котором всё ещё висел плащ-мешок Джил, в котором находилась почти всё имущество пленных. Ножи и кинжалы звякнули друг о друга, а в глазах артистки в очередной раз вспыхнуло пламя ненависти.
Пёс пожал плечами, состроив крайне тупую харю. Очевидно, он не привык сам принимать какие-либо решения, или же был просто не в состоянии этого делать, в силу своего скудоумия. Поэтому, он всегда покорно и беспрекословно следовал указаниям и приказам более рассудительных товарищей, выполняя всё, что ему скажут.
Сухой мотнул подбородком в сторону дерева, на котором отдыхал Пёс. Тот не сразу понял, чего от него хотели, затем кивнул, развернулся, и, закатив глаза, разинул пасть, после чего принялся что-то вспоминать, прикрыв рот пальцами. Его худощавый напарник сердито выпустил воздух через ноздри, опустив плечи, и начал как-то странно кашлять, то длинными, то короткими прерывистыми очередями разной длины. Пёс обернулся, прислушался, придурковато улыбнулся, и принялся радостно выстукивать по стволу дерева условный сигнал в последовательности, подсказанной напарником. После первого же удара обрюзгшего бандита, из-за лиственных стен крепости перестали доноситься какие-либо звуки. У лекаря сложилось ощущение, что все, кто находился внутри, уловив первые признаки обнаружения своего логова, немедленно испарились, чтобы избежать любой, даже самой мало мальской опасности. Способность становится невидимыми объяснила бы, по какой причине бандиты совсем не боялись обнаружения, но подобный мистицизм казался лекарю настолько невероятным, что он сразу же отмёл этот вариант. И, тем не менее, сюрреалистичность этих картин заставила его чувствовать себя неуютно, настолько, что он даже вздрогнул: "Вот ещё не хватало попасться в лапы банде каких-нибудь магов-ренегатов, которые умеют принимать бестелесную форму".
Когда Пёс закончил выбивать кодовую последовательность, со стороны крепости вновь послышался шёпот, на этот раз с нотками радости. Кто-то облегчённо вздохнул. Тут юноша поругал себя за излишнюю бурность своего воображения: "Да они же наверняка просто по привычке умолкли! Вот я дуралей, напридумывал себе!". Спустя пару мгновений грубый голос, тот же самый, который приструнил недавнего хохотуна, приказал:
— Заходите.
Человек, разрешивший войти, не повышал голоса, но на фоне остальных приглушённых звуков и разговоров, единственное его слово, сказанное с самой обыкновенной повседневной громкостью, прозвучало как гром среди ясного неба.
Сухой кивнул и прошёл вперёд, в упор к стене крепости, у которой они всё это время стояли, ожидая позволения войти. После чего свободной рукой он ощупал кусты, похоже, в поисках какого-то определённого их участка, и затем раздвинул так, чтобы у Пса появилась возможность беспрепятственно затащить пленников внутрь. Тяжело вздохнув, толстопуз вновь взвалил верёвку на плечо, и, перевалившись за другую сторону ограды, затянул сеть с Келем и Джил внутрь, что далось ему нелегко, так как сучки, ветки и листья постоянно норовили помешать ему в этом деле. Лекарь с артисткой невольно навалились друг на друга, но, кряхтя и недовольно сопя, кое-как сумели расползтись в разные стороны. Сухой, дождавшись, пока напарник закончит, зашёл следом.
