Растворения лепестков они дожидались в тишине. Когда коготки исчезли, а раствор стал зеленовато-голубым, Кель, приподнявшись, продолжил:
— Теперь нам необходимо добавить красную пыль. — Лекарь аккуратно, стараясь не дышать, вытащил пробку из банки. Как только он это сделал, из горлышка поднялся розовый туман. Юноша очень медленно наклонил баночку, и из неё в раствор тонкой кровавой струйкой побежал красный песочек. Руки Келя дрожали от усталости после тяжёлого дня, поэтому, во время этой нехитрой процедуры, над котелком поднимался розовый туман, постепенно перерастая в самое настоящее облако. Закончив, лекарь немедленно заткнул банку пробкой и рукой разогнал кровавое облачко. — Уф. Есть, чем размешать? А то он на дне скопиться и ничего путного не получиться.
Вран медленно огляделся по сторонам:
— Деревянная ложка подойдёт? С неё потом можно будет есть?
— Лучше будет помыть с мылом перед тем, как садиться кушать.
— Отлично. — Ворон собрался, было, встать, но, посмотрев на лекаря, вернулся на место и крикнул жене. — Любимая, Нина, принеси нам, пожалуйста, самую длинную деревянную ложку с кухни.
— Секундочку. — Жена следопыта нехотя оставила своё дитя, и, сбегав на кухню, принесла и отдала Келю ложку.
— Спасибо. — Улыбнулся он и принялся размешивать варево, заодно стараясь прочитать лекцию. Нина же вернулась к своему ребёнку. — Так вот, красная пыль, это на самом деле, семена, извлечённые из плода...
Но его перебил Ворон:
— Я знаю, что это за плод.
— Ага. — Недовольно поморщился юноша. — Так вот, эти семена сушат до такой степени, чтобы, когда их раздавят, они превращались в песочек, называемый красной пылью. А ценят его за свойства...
И снова Вран не дал досказать:
— О свойствах я тоже наслышан. Лучше расскажи, — он покосился на жену, — мой дорогой друг, почему очерёдность между коготками и пылью не имеет значения, а стебли важно добавлять под конец?
— Замечательный вопрос, мой глубокоуважаемый товарищ Вран! — Ответил Кель. Поняв, что переигрывает, он сбавил обороты. — Так получилось, что стебли Форбольда нивелируют свойства, придаваемые раствору Венериными коготками. В то время как красная пыль, благодаря тем самым свойствам, так ценимым алхимиками, о которых я хотел рассказать чуть-чуть ранее — укрепляет этот эффект, из-за некоторой схожести этих растений, но, при этом, абсолютно не мешают другими реагентам передавать свои свойства снадобьям. Таки образом, мы можем либо добавить красной пыли, а потом коготки, и получить устойчивые свойства. Либо растворить лепестки, чтобы закрепить эффект красной пылью.
Тем временем, раствор приобрёл болотный цвет, лишь отливавший голубоватым, когда на него падали лучики танцующего огонька свечи.
Кель, уже не стараясь ничего объяснять, просто добавил стебельки в лекарство. По мере их растворения, жидкость становилась всё гуще и гуще.
Юноша наблюдал за этим совершенно спокойно, а вот Вран насторожился:
— Что происходит? Это невозможно пить. Ты готовишь какую-то мазь?
Кель отрицательно покачал головой:
— Нет. Стебельки Форбольда со всеми смесями так делают. Он снова станет жидким, когда остынет. Кстати, — лекарь оглянулся на жену следопыта. — Нина, вы сможете добавлять это лекарство в холодное молоко. Так оно станет совсем жидким, а Омри даже не заметит подвоха.
— Это здорово. Спасибо. — Улыбнулась женщина, нежно приводя волосы дочери в порядок.
Юноша ещё раз перемешал смесь. Когда он вытянул ложку, часть загустевшего лекарства попыталась сбежать из кастрюльки, зацепившись за кончик деревяшки, но тут же, с противным плюхом вернулось на место, оставив на ложке лишь пару болотно-зелёных комочков.
Кель удовлетворительно кивнул:
— В принципе, готово. Но мы, для надёжности, ещё выварим сок травы-метун.
— Это ещё к чему? — Настороженно поинтересовался следопыт.
Лекарь пожал плечами:
— Говорю же, для надёжности. Хуже не станет, а, если повезёт, у Омри быстрее спадёт жар и облегчится кашель.
— Ясно.
Кель, раскрыв очередной мешочек, насыпал в кастрюльку с десяток травинок.
Когда они, очень медленно, утонули в густой микстуре, юноша подождал ещё около пяти минут, взялся за щипцы и снял посудину с огня, переставив её на камни камина:
— Ну, вот и готово. — Он повернулся к Нине. — Принесите, пожалуйста, кувшин молока — сразу и опробуем, что из этого получилось!
— Ой! Конечно! — Женщина летящей походкой удалилась на кухню. Скрипнула и ударилась о что-то дверца погреба.
Кель с довольным видом посмотрел на Ворона. Тот его радости не разделял:
— Попробуй сам.
— Што? — Брови юноши поползли вверх.
— Зачерпни ложкой и попробуй сам. Чего непонятного?
Лицо юноши теперь выражало огорчение:
— Всё ещё не доверяете, да?
— Доверяй, но проверяй. — Вран пожал плечами и скрестил руки на груди.
Обречённо вздохнув, Кель вытянул несколько грамм лекарства из кастрюльки на кончике ложки. Он с надеждой посмотрел на густую массу, а потом на Ворона:
— Она горячая.
Следопыт сохранял каменное выражение лица:
— Хороший врач и на вкус способен определить свойства приготовленного им лекарства. Иначе, какой из него медик? — Он очертил рукой нижнюю дугу. — Прошу.
Кель с опасливым прищуром посмотрел на микстуру и, сквозь губы, на полсантиметра высунул язык, чтобы сразу его спрятать:
— Она очень горячая. И густая. — Он жалостливо посмотрел на Врана.
— Не испытывай моё терпение. — Пригрозил охотник.
— Ладно-ладно! Сейчас. — Кель с отчаянием посмотрел на приготовленное им же лекарство, и, продолжительно подув на него, разом слизнул с ложки. Язык пронзила жгучая боль. Проглотив смесь, юноша почувствовал, что его язык словно стягивает, как в те моменты, когда тот пересыхает от жажды: "Ну, всё. Обжёг язык. Ненавижу обжигать язык". Он испытующе посмотрел на Ворона. — Ну, фто, дофофьны?
— Да. — Уголки губ следопыта поползли вверх. — Благодарю за проведённый эксперимент.
Кель обижено скривил губы.
С кухни послышался стук шагов, поднимающихся по лестнице. Тяжелая, деревянная дверь погреба вновь упала на пол. В дверном проёме появилась Нина. В руках она держала влажный глиняный кувшин, с капельками конденсата, и большую, деревянную кружку. Жена следопыта подошла к столу:
— Наливать? — Спросила она у лекаря.
Прежде чем ответить, Кель поводил обожжённым языком по нёбу:
— Да. Давайте попробуем.
Пока Нина наполняла кружку, юноша зачерпнул большую ложку лекарства, поднялся и подошёл к столу.
Как только женщина передвинула молоко к нему, Кель тут же погрузил в него ложку, и принялся тщательно размешивать состав.
Несколько раз ему приходилось вытаскивать ложку и проверять её на наличие нерастворившегося лекарства, прежде чем оно полностью растворилось в молоке.
Покончив с этим, Кель снова передвинул кружку к матери ребёнка.
Нина вопросительно посмотрела на юношу.
Лекарь пожал плечами:
— Это же ваше дитя, значит, исцеление должно прийти из рук родного человека. — Дружелюбно улыбнулся он. — Давайте, посмотрим, что произойдёт.
Нина опасливо подняла кружку до уровня груди. В её глазах читался страх.
"Интересно, она боится, что ничего не произойдёт, или просто не верит, что, наконец-то, придёт чудесное исцеление?", — отчасти, Кель её понимал. Он испытывал примерно то же самое после операций, когда от того, насколько хорошо он выполнял свою работу, зависела жизнь пациента.
Все трое приблизились к софе.
Нина села на середину и, поставив кувшин на коленки, ласково обратилась к дочери:
— Омри, дорогая моя, мама принесла тебе холодного молочка. Как ты любишь. Давай выпьем? И тебе станет легче. Давай?
Услышав слова "холодное" и "молоко" в одном предложении, Омри остановилась и попыталась открыть глаза. Вместо этого у неё получилось лишь частое моргание.
Нина очень нежно запустила дочери руку между лопаток и осторожно помогла приподняться. После этого она тихонько приложила кувшин к губам девочки.
Почувствовав спасительный холодок, Омри обеими руками схватилась за ёмкость с молоком и одним глотком, словно просоленный моряк бутылку рома, опрокинула в себя прохладную жидкость.
Опустошив кружку, девочка завалилась обратно на софу, ещё в полёте натянув одеяла по самую голову.
Нина поднялась и встала в один ряд с мужчинами.
Кель кашлянул:
— Осталось только подождать. Если трава-метун возымеет своё действие — то и все остальные ингредиенты подобраны правильно.
Следующие пять минут прошли в напряжённой тишине.
На удивление, с каждой минутой Омри начинала вертеться всё реже и реже. Глаза Нины загорались. В них вновь появился огонёк жизни.
В конце концов, девочка совсем затихла.
Супруги настороженно посмотрели на Келя.
Юноша, широко улыбнувшись, сказал:
— А теперь, отдёрните одеяло.
Нина опасливо потянулась к голове дочери.
Когда же она сдёрнула одеяло, то болезненно скривилась, ожидая услышать судорожный кашель родного ребёнка.
Но, вопреки всем ожиданиям, в комнате стояла тишина.
Омри, сжавшись в позу эмбриона, вытянула руку вверх и тихонько простонала:
— Холодно. Не надо. Мамочка, верни мне одеяло.
От неожиданности, Нина разжала руки, чтобы прикрыть непроизвольно открывшийся от счастья рот. Кувшин упал на пол, с грохотом разлетевшись на глиняные черепки. Но домохозяйке было уже всё равно. Не веря своим глазам, она резко повернулась к лекарю, потом к мужу и, быстро присев на софу, со всей силы обняла успокоившуюся дочку. Из её глаз покатились слёзы счастья. Она самозабвенно, не умолкая ни на секунду, благодарила Келя:
— Спасибо вам, спасибо! Какая радость! Омри, доченька моя! — Лекарю показалось, что ещё чуть-чуть, и женщина начнёт прыгать по комнате, вопя от радости.
Юноша украдкой взглянул на Врана. На удивление, тот улыбался. Впервые по-настоящему улыбался, переводя глаза с жены на дочь и обратно. Поймав на себе его взгляд, Ворон даже учтиво поклонился. Но не слишком сильно. Недостаточно сильно, как показалось лично Келю.
Зато лекарь с искренней улыбкой наблюдал за счастливой матерью.
Нина продолжала плакать:
— О, Освободители! Спасибо вам, Кель, спасибо! Ах, если бы мы только чем-то могли вас отблагодарить!
Радость с лица лекаря сдуло в мгновение ока.
Он виновато посмотрел на следопыта.
Тот сразу же помрачнел.
Растянув губы в неловкой улыбке, Кель проговорил:
— Вообще-то, есть кое-что, что вы могли бы для меня сделать.
Ворон сдвинул брови:
— Что же, мой дорогой друг?
— Ну, так получилось, что я не запомнил дорогу домой. — Лекарь отвёл глаза и потыкал кончиками указательных пальцев друг в друга. — Меня бы проводить обратно до "Ворчливого Пса".
Ворон испытующе посмотрел на юношу. Он вздохнул и обращатился к жене:
— Нина, дорогая моя, ты не сильно расстроишься, если я разделю с тобой этот радостный момент немного позже?
Жена следопыта на мгновение отлипла от ребёнка:
— Что? Да-да, конечно, любимый! Это самое меньшее, что мы можем сделать для господина Келя! И не забудь свой лук! Ночью на улицах всегда полно опасных людей.
— Конечно, дорогая. Мой лук всегда со мной. — Вран провёл пальцами по резной рукояти своего оружия. — Идём. — Бросил он Келю строгим тоном и вышел из комнаты.
Лекарь последовал за ним.
Прежде чем войти в коридор, он на мгновение задержался в дверном проёме и бросил взгляд на счастливую мать: "Мда. Ещё один человек в копилку, кому смерть крысолюдов принесла только счастье. Да ещё какое", — Кель, расстроено опустив печальные глаза, покинул дом Ворона.
* * *
Кель и Вран молча шли в направлении "Ворчливого Пса".
Фонари, даже из тех немногих, что были зажжены этим вечером, успели потухнуть. А в домах свет горел только у самых ярых полуночников: "Наверное, учёные или писатели, трудятся над своими произведениями, не смыкая глаз", — думал лекарь, щуря веки, глядя себе под ноги, чтобы не обломать их о внезапную кочку. На улице стояла настолько непроглядная тьма, что только кошки и убийцы могли бы в ней хоть что-то разглядеть.
Ворон же шёл с гордо поднятой головой, кроме того, теперь он держался вровень с юношей, что, несомненно, было очень приятно для последнего: "Интересно, это у него зрение такое хорошее, или он просто наизусть выучил рельеф всех городских улиц? А, может, ему ещё с войны магическим образом обеспечили ночное зрение? Я где-то читал, что лучшим солдатам-разведчикам проводили такие операции бесплатно".
Келю не очень хотелось напоминать о войне кому-то вроде Ворона. Но, любопытство, как всегда, взяло верх. И начать юноша решил издалека:
— Вран?
Следопыт ответил лёгким поворотом головы.
— А как вы будете возвращаться назад? Уже темно, и одному, как ни крути, легче стать жертвой каких-нибудь бандитов.
Ворон только хмыкнул:
— По крышам. — Ответил он, повернувшись лицом к дороге.
Такой ответ только ещё больше заинтриговал Келя:
— Что? Как это?
— Обыкновенно. Заберусь на ваш трактир, и по крышам доберусь до дома. Это быстрее, безопасней и легче позволяет оставаться незамеченным. Это с тобой мне приходиться идти длинным путём.
— Понятно. — Кель немного расстроился, что разговор ушёл в сторону от глаз следопыта, но этот момент тут же затмил другой, когда юноша вспомнил самую первую угрозу Ворона. Лекарь поёжился. — Вран? — Следопыт снова лишь слегка повернул голову. — А теперь, вы оставите нас в покое? Вы не причините вреда Монарху и Джилли?
Охотник сурово посмотрел на лекаря, и, отвернувшись, ответил:
— Я честный человек. И когда затевал эту компанию — то делал это ради жизни и здоровья своей дочери. Сейчас Омри ничего не угрожает, и, для своей же безопасности, и ради сохранения семьи, я порву все связи с недавним прошлым. Кстати, — Вран строго посмотрел на юношу, — для твоего же блага, тебе тоже лучше забыть все имена, что ты узнал сегодня после выхода из сарая.
— Да, конечно, без проблем. Услуга за услугу, как говорят деловые люди. — Примирительно, но, одновременно, как-то по-подхалимски улыбнулся юноша.
Глядя на лекаря, Ворон второй раз за этот вечер улыбнулся по-настоящему:
— Хороший ты парень, Кель. Умный, временами, дерзкий, но до ужаса наивный. — Лекарь не знал, как реагировать на подобную похвалу, поэтому просто продолжал слушать. — Помнишь, когда вы попали в сети Ультона, и висели над землёй, и ты попросил свою девчонку не убивать бандитов? — Улыбка Врана расширилась. — Даже тогда, года ещё не знал о награде за их головы? Просто из человеколюбия? И это когда у вас была отличная возможность сбежать, расправившись только лишь с одним из них? — Из Ворон вырвался короткий, прерывистый смех, такой, словно кто-то очень медленно забивал гвоздь. — Меня тогда на смех потянуло, впервые, наверное, за последние лет пять-шесть. С трудом удалось сохранить маскировку, даже с дерева чуть не свалился. — Быстро окунувшись в воспоминания, следопыт хохотнул последний раз и сразу же нацепил обратно свою каменную маску. "Да уж, чувство юмора на высоте у этого человека", — тихонько усмехнулся себе под нос лекарь. Прежде, чем продолжить, Вран выдержал паузу настолько долгую, что Кель успел подумать, что разговор окончен. — Слушай, парень. Когда я следил за вами в трактире, то подслушал ваш спор. Не буду врать, это было неслучайно. — Кель с интересом посмотрел на следопыта, за что мгновенно поплатился спотыканием о ближайшую кочку. — Мне показалось, что ты чувствуешь себя виноватым, за то, что с ними случилось? Тебе кажется, что ты несёшь ответственность за вмешательство в этот, так называемый "путь"?
