Будто прочитав мысли Антона, персонаж в маске и сером халате что-то прошелестел переводчику. В целом непонятно, но отдельные слова показались знакомыми.
Грег коротко ответил. И опять та же история — почудилось, что отдельные слова Антон узнал. Медик кивнул и удалился. А Ветров не утерпел и спросил, тыкая пальцем (пускай неприлично, но эти экзекуторы — тоже не апологеты вежливости и манерности) в направлении 'серого халата':
— Что за язык?
— Лингво.
— Мне почему-то слова показались знакомыми.
— Не удивительно. В основе лингво лежали староанглийский и протоиспанский. Естественно, со временем он модифицировался, но многое и осталось.
— А-а... — протянул Антон. — Кстати, а почему они, — палец указал в сторону двери, за которой скрылся 'серый халат', — со мной не разговаривали? Я уже подумал, что они, вообще, немые. Или киборги какие-нибудь.
— Нет, медицинский персонал — вполне нормальные люди, — усмехнулся Грег. — Просто такой порядок установлен в клинике. Во-первых, обычно, медики не владеют языками и диалектами пациентов. Во-вторых, до вчерашнего дня вам было противопоказано напрягать органы, ответственные... за произнесение звуков речи. А когда медицина дала добро, привлекли меня.
Ветров мимоходом отметил, что ему действительно говорить стало гораздо легче. Он уже не хрипел и не каркал. Но решил выяснить вопрос до конца.
— Но сказать-то, что мне не надо напрягать... это... ответственные органы, могли бы. Через вас хотя бы. А то молчат, как рыбы об лед.
— Что, простите?
— Как рыбы об лед. Ну, то есть не разговаривают.
Грег нахмурился.
— Медицинским сотрудникам запрещено общаться с пациентами до соответствующего заключения переводчика-психолога.
— Почему, интересно?
— Чтобы не вызвать культурологического шока у пациентов. Ранее были зафиксированы несколько случаев, когда общение с врачебным персоналом до визита переводчика-психолога приводило к ухудшению состояния пациентов. И к клинике предъявляли иски. Сами эксы или их родственники. Поэтому и ввели запрет.
— Кто?
— Извините? — в лучших традициях анекдотов вопросом на вопрос ответил лохматый.
— Кто иски предъявлял?
— Э-ээ... — проблеял переводчик, — пациенты или их родственники.
— Нет, вы сказали по-другому... эксы, кажется.
Грег закашлялся и покраснел. Потом неожиданно подскочил с 'табуреточки', ткнул пальцем в 'блокнот' и произнес:
— От имени клиники и от своего имени приношу вам глубокие извинения за ненадлежащее употребление сленговых слов.
— Да, ладно, — растерялся Антон.
— Вы принимаете извинения?
— Принимаю...
— Претензии ко мне лично, либо к клинике по поводу употребления сленговых слов у вас есть?
— Нет.
— Ваша позиция зафиксирована. Уф... — вздохнул Грег и уселся обратно на 'табуреточку'. — Еще раз извините. Работа. Вы у меня уже шестой за день. Устал что-то, вот порой и срываюсь...
— И все же, эксы — это кто? — не дал уйти разговору в сторону Ветров.
— Так на сленге называют... э-э-э... персон, которые воспользовались в свое время услугами криоцентра. А ныне... э-э-э... прошли курс декрионизации.
— То есть, типа люди из прошлого? — спросил Антон.
— Можно выразиться и подобным образом.
— Понятно. Люди вроде меня.
Переводчик ничего не сказал, только неопределенно хмыкнул и что-то черкнул в 'электронном блокноте'. Вообще, было заметно, что лохматый очень аккуратно подбирает слова. Ветров сообразил, в чем дело, и улыбнулся.
— Грег, не бойтесь, иск я заявлять не собираюсь. Хоть вы меня эксом и обозвали, — увидев, что переводчик явно не понял шутки, торопливо добавил: — Но я без претензий.
— Я не обзывал, а употребил в ненадлежащей обстановке сленговое слово, — уточнил переводчик.
— Тем более... А почему эксы?
— Кто-то из журналистов назвал. И прижилось. Ныне технология заморозки ведь не применяется. Последний клиент воспользовался услугами криоцентра более пятисот лет назад.
— А почему не применяется? Неужели смертельно больные у вас перевелись?
— К сожалению, нет, неизлечимые недуги остались. Одна вейская чума чего стоит... Причина в другом — краткосрочные криогенные процедуры бессмысленны. А заморозка на срок свыше трех лет — опасна. Слишком велик риск летального исхода. Выживаемость — около двадцати процентов.
— Ничего себе! — чуть не присвистнул Антон. — Это, значит, мне еще сказочно повезло.
— Возможно, — улыбнулся собеседник.
— И много нас таких?
— Каких?
— Ну, размороженных, эксов...
— На территории Федерации — более ста тысяч.
— Ничего себе! — присвистнул Антон. Потом он сжал пальцы, сделал вдох, словно собираясь нырнуть в глубокий омут, и рубанул: — Ладно, давайте оставим лирику, перейдем к делу. Что там с моим заболеванием? Этот синдром проклятый лечится или нет?
— Излечение возможно.
— Полностью?
— Да.
— Слава богу! — в двух словах уместилось столько всего... И облегчение, и надежда, и затаенная радость, и еще десяток разных эмоций.
— А вы про нюансы что-то говорили? — вспомнил Ветров.
— О них мы поговорим потом. На данном этапе вам надлежит знать лишь то, что девяносто девять процентов больных при надлежащем лечении достигают полного выздоровления. — Грег в очередной раз заглянул в 'блокнот'. — А теперь вам следует принять пищу.
О нюансах Ветров узнал пару недель спустя. Когда уже начал самостоятельно передвигаться. Пусть, в основном, и на специальной электрической каталке. На своих двоих Антон мог пройти полтора — два десятка шагов. Правда, толку от этого было чуть. Дальше дверей собственной палаты 'размороженного' экса не пускали. И к информации о медицинской помощи — тоже. В смысле — не особо пускали. Лохматый переводчик и психолог в одном флаконе знакомил Антона с историей, геополитикой, культурой нынешней эпохи, но от вопросов о лечении активно уклонялся. Или пассивно, как посмотреть. Ускользал, словно угорь из рук незадачливого рыбка. Пока Антон не начал истерить. Сроки-то идут. Если верить, эскулапу из прошлого, у Ветрова вот-вот должны были начаться обмороки и провалы в памяти. А потом... Впрочем, о дальнейшем не хотелось и думать. Поэтому Ветров принялся скандалить.
Хладнокровно выслушав эмоциональную пятиминутную оду, посвященную настоящему времени, современным эскулапам и бездушности потомков и состоящую, по большей части, из сомнительных выражений, Грег кивнул:
— Хорошо. Физически вы уже окрепли, медицинских противопоказаний нет, психологически тоже подготовлены. Я полагаю, уже можно поговорить... о некоторых условиях лечения вашего заболевания.
— Давно пора!
— Синдром Купера-Стейна, как я говорил, успешно поддается лечению. Но есть... момент. Понимаете, операция и последующая реабилитация — мероприятия довольно дорогостоящие...
— Ясно. Деньги нужны...
— Да. Нам надо определить источники финансирования.
— С источниками у меня туго, — вздохнул Антон. — Я все накопления на заморозку бухнул.
— Бухнул?
— Потратил.
— А, ясно. Жаль. Хотя администрация клиники предполагала нечто подобное — в базе есть сведения, что ваш счет фактически нулевой.
— Жаль ему... — не сдержавшись, буркнул под нос Ветров, но сам себя мысленно одернул — переводчик не при чем. А может, он в самом деле сожалеет. Парень-то, в принципе, неплохой. Пусть и со своими 'тараканами'. — И насколько дорого стоит лечение?
— Около семисот тысяч кредов.
— Ни фига себе! — выпалил Антон, уже осведомленный о примерных порядках цен этого времени. Спасибо Грегу — просветил. За такие деньги можно было купить яхту или дом на побережье.
Лохматый переводчик пожал плечами, мол, не я цену назначаю.
— В базе отсутствует информация о ваших родственниках. Может, у вас остались дети, внуки, о которых нам неизвестно? Тогда клиника разыскала бы их потомков и сделала запрос об оплате. Правда, хочу сразу предупредить, что за двадцать лет практики имели место лишь три факта, когда потомки эксов соглашались оплачивать расходы. И суммы были гораздо ниже.
— Нет у меня никаких потомков. Даже племянников. Так что это, в любом случае, не выход.
— Если бы вы оказались в числе первых эксов, то расходы оплатили бы спонсоры и правительство, — извиняющимся тоном произнес Грег. — Двадцать лет назад обнаружение криоцентра и успешная декрионизация стали сенсацией. Журналисты за первыми эксами едва ли не охотились. Ваши предшественники стали звездами, подписали рекламные контракты и теперь являются обеспеченными людьми. А сейчас эксы уже никому не интересны.
— Еще бы, эдакую ораву разморозили — сто тысяч. Целый город. Кстати, неужели все эксы из одного криоцентра?
— Из двух. Первым обнаружили объект в Кордильерах, а после восстановления информационной базы получены данные о расположении других центров. В том числе и этого — второго по счету и последнего частично уцелевшего. Хотя всего было построено пять криоцентров. Но один так и не был запущен в эксплуатацию — к тому времени обнаружили, что выживаемость при долгосрочной заморозке крайне низкая. А еще два были полностью разрушены в ходе Первой Федеральной.
— Да, я помню, говорили, — кивнул Ветров. — Конечно, цена дикая, но, может, в кредит? И вообще, какие варианты есть? Вы же не за красивые глазки меня мариновали, разговор откладывали.
— Вариант есть.
— Ну, не тяните кота за яйца!
— Что, простите? — переспросил переводчик.
— Время не тяните. Что мне сделать, почку продать? Или согласиться на роль подопытного кролика?
— А, понял, устаревшая идиома. Нет, ваши органы не нужны — искусственно выращенные использовать дешевле и надежнее. Те более что трансплантация органов у живого пациента противоречит принципам гуманизма и преследуется по закону на территории Федерации.
— Замечательно. Ну, и?..
— Есть возможность провести операцию и реабилитацию в кредит. Однако необходимо соответствующее обеспечение погашения задолженности.
— Гарантийное письмо написать?
— Нет, заключить контракт.
— Контракт? — удивился Антон. — Какой?
— На службу в вооруженных силах Федерации.
— То есть — в армию? — Ветров расхохотался.
— Курить охота, аж кишки сводит, — пожаловался Ник. — Кажется, за сигарету все бы отдал.
Антон пожал плечами. Зацикленность его нового знакомого на 'никотиновой теме' слегка раздражала. Хотя в целом Ник Ковальски оказался вполне приличным парнем и приятным собеседником. Он, подобно Антону, был эксом, но попал в криоцентр на десять лет позже. Зато разморозили их в одно время. А вчера они познакомились. После разговора с Грегом Антону разрешили передвигаться по этажу. Покатавшись по клинике, Ветров выяснил, что на этаже имеется пара холлов, просмотровая — библиотека, а также двадцать палат, в которых содержатся эксы. Товарищи по несчастью. Или по счастью — как считать. С пятью эксами Антон столкнулся в холле, а Ковальски встретил в библиотеке. Остальные размороженные находились еще, по меткому выражению Ника, в 'полуовощном состоянии', и доступ в их палаты был запрещен. С жизнерадостным и немного циничным эксом из сорок пятого года — Ветров как-то сразу сошелся. И языковой барьер не мешал — родным языком австралийца Ковальски являлся английский. Или, если хотите, староанглийский. Если бы еще Ник через каждые пятнадцать минут не уводил разговор в сторону табака, трубок, папирос... Ветров вздохнул. Это уже из области ненаучной фантастики.
— Я специально узнавал — сигареты тут повсеместно продают. Но в клинику — нельзя. Карантин, мать его! — прочно влез на любимого конька Ковальски. — Я было пытался этого лохматого гада — Грега уломать, да куда там! Скользкий подлец — где сядешь, там и слезешь.
— Бес с ними, с сигаретами. Когда выйдешь отсюда — надымишься вволю, — не выдержал Ветров. — Лучше скажи, что ты по поводу контракта думаешь?
— А что думать — подписывать придется. Крути — не крути, придется.
— Ежу понятно. Но не нравится мне это.
'Не нравится' — Антон очень мягко выразился. Элементарная логика подсказывала, что армейский контракт — особо изощренная ловушка. Иначе с какой стати в вооруженные силы пихали бы смертельно больных людей? Причины Грег объяснил. Якобы служба в армии связана с опасностями, а в обществе, где царят принципы гуманизма и уже появились технологии омоложения, рисковать жизнью никто не стремится. Но такое объяснение казалось слишком натянутым. У того же переводчика-психолога Ветров выяснил, что продление жизни — процедура не из дешевых, и позволить его себе могут немногие. И почему тогда абсолютное большинство, неспособное оплатить омоложение, не рвется в армию? Ведь, если верить Грегу (а как иначе — слова переводчика проверить пока не получится) военнослужащим предоставляется существенная скидка. Вернее, процедуру омоложения частично оплачивает правительство. А куда делись маргиналы, жители 'глухих мест', любители 'военной романтики' и прочий 'призывной контингент', из которого в разные времена активно набирали рекрутов? Армейская дисциплина отпугивает? Слабо верится.
И войной, что интересно, не пахнет. С двумя крупнейшими державами мира — Халифатом и Поднебесной империей Федерация не конфликтовала лет двести. Это Ветров узнал в библиотеке. Там имелся аппарат (что-то вроде компьютера и проектора в одном флаконе), с его помощью можно было просматривать различные познавательные программы и фильмы, в том числе и на английском. Пардон — на староанглийском. И Антон вместе с Ником эксплуатировали аппарат без зазрения совести. Правда, информации все равно не хватало. Фильмы и программы — немножко не то. Эх, обычный комп бы, да выход в глобальную сеть, да приличный поисковик... Но, пословицы учат, мечтать не вредно, чем богаты, тем и рады.
В любом случае, крупных военных столкновений сейчас нет. Федералы разве что пиратов гоняли по окраинам да мятежников на пятке планет усмиряли. Поэтому, будь Грег на месте какого-нибудь небогатого парня из глухомани, служить пошел бы... пусть, не с удовольствием, но без раздумий.
Кроме того, настораживало... отсутствие альтернативы. После подписания контракта и излечения экс мог попасть либо в абордажную команду космического корабля, либо в так называемую колониальную пехоту. И никуда более. Как говорится, ни в танкисты, ни в артиллеристы. Больше по Вооруженным силам Федерации выяснить ничего не удалось.
Пользуясь той же логикой, можно сделать вывод: в армии народ служит, а в колониальную пехоту и абордажники идти никто не хочет. Слишком опасно, видимо. Явно в пекло бросят. Вот и вербуют 'смертников'. Выводы, конечно, скоропалительные, но логике Антон доверял. И не только логике. Ветров хребтом чувствовал неприятности, связанные с контрактом. Как бы шило на мыло не променять, из 'смертников' в 'камикадзе' не угодить. Впрочем, Ковальски прав — не в их положении выбирать. Выбор ведь, по сути, фикция. Вчера Грег сказал, что у Ветрова есть неделя на размышления. Пока пациенту вводят блокаторы и синдром Купера-Стейна почти не развивается. Однако, блокаторы тоже не дешевы. И через семь дней курс инъекций будет прекращен. Вот за это время Антону надо определиться подписывать ли двадцатилетний контракт на службу в Вооруженных Силах Федерации. Несмотря на участливый тон и гладкие фразы слова переводчика-психолога сильно смахивали на примитивный ультиматум. Мол, подписывай, неделя тебе на размышления, а не надумаешь — лечить не станем. И деваться некуда.
