— А на Луне или на других планетах? Вон, я в сети кучу объявлений видел, мол, требуются работники в разные системы...
— На Луне — еще хуже, — ответил Рико. — Работы нет вообще. Даже дерьмовой. А в других системах... Ты читал, кто требуется?
— Точно не помню, ну, там шахтеры, операторы разные, на фермы, опять же. И платят, вроде, неплохо...
— Вот именно, шахтеры, операторы, подсобники на фермах... На фермах, считай, добровольное рабство. Будешь за чашку похлебки и кусок хлеба на 'доброго дядю' пахать. И пока контракт не отработаешь — кабала. Лет так на тридцать-сорок. Лучше уж дома тогда... А оператором рудовоза или шахтером... Там платят нормально, конечно, но на фига в гробу деньги? Операторы и шахтеры мрут, как мухи. Оно мне надо — сдохнуть в завале или от вирулентного силикоза?
— А на службе надеешься не сдохнуть? — не удержался и поддел заклятого товарища Саймон. — От пули партизана или редкой заразы?
— Там я сдохну на сто процентов, а тут — не факт. Как сложится. Глядишь, и пронесет. И потом, дома полная безнадега, а тут шанс заработать субгражданство-один. А то и полное.
— Размечтался — полное. Это тебе в офицеры надо выбиться. Или звезду Героя Федерации отхватить.
— А что, мало ли. Вдруг совершу...
— Ага, подвиг! Или — два! И тебе за них мешок орденов насыплют, а вдобавок еще и полковника дадут. Или сразу — генерал-полковника!
— Ладно, хватит издеваться, я серьезно.
— И я серьезно...
— Кстати, о гражданстве, давно хотел спросить... — пресек назревающую перепалку Антон. — Вот вы все... субики-три, два, один... А в чем кардинальная разница? Я читал, конечно, но в сети мутно написано. Толком не разберешь.
Ветрова действительно интересовала тема гражданства. Авось останется живым -здоровым по истечению контракта — надо будет в гражданской жизни устраиваться. В клинике Антон кое-что изучал, но поверхностно, о чем сейчас сожалел. В лагере-то для этого — ни условий, ни времени...
— Естественно, не разберешь. Прикормленные провайдеры четкости и ясности не любят. А доступа к независимым ресурсам тут нет. Специально делается, чтобы такие как мы — субики-три — ни черта не понимали, — авторитетно заявил Рико. — Хотя все и без того понимают...
— Ага, мировой заговор! Специально, чтобы рекрут Раванелли ничего не разобрал, провайдеры информацию зашифровывают! Делать им него! — возмутился Саймон. — Просто мы про гражданство знаем, еще со школы. И в семьях рассказывают. Вот и нет необходимости ненужным хламом государственные сайты засорять. В этих вопросах разве что эксы плохо разбираются... Да и то наверняка должны им какие-то основы давать. — Саймон повернулся к Ветрову. — У вас что-нибудь было?
— Было. Но именно — что-нибудь. Психолог в клинике обзорную лекцию устраивал. Но я тогда мало что уяснил. О другом голова болела. Деление запомнил: лица без гражданства, неграждане, субграждане трех категорий и полные граждане. Еще — то, что по окончании контракта автоматически присваивается первая категория. А чем так хороша эта первая категория — не догнал. Нет, понятно, что быть полным гражданином куда лучше, чем субгражданином, но где тут... собака порылась, догнать не могу.
— Какая собака? — удивился Раванелли.
— Идиома из моего времени?
— Ты чего обзываешься?!
— Выражение такое, балда, — ехидно пояснил Саймон. — А 'балда', кстати, это не ругательство, а констатация факта.
— Пошел ты! Лучше карты раздавай. Сейчас я вас без штанов оставлю.
— Где-то я подобное уже слышал. Ты определился бы, без штанов или без подштанников?
— Сейчас одна рожа без зубов останется!
— Мы, вообще-то, про гражданство разговаривали, — напомнил Ветров.
— Да чего там разговаривать, на любой сайт для младших школьников зайди — там почитаешь.
— И все же.
— Ладно. Ты знаешь, что такое субгражданство третьей категории?
— В общих чертах.
— Короче, суть проста. Если у тебя суб-три, то ты — полное дерьмо, суб-два — жить можно, суб-один — круто, а полное гражданство — сказка.
— А по-русски, то есть на лингво?
— Хорошо, — Саймон кивнул. — Вкратце... Понимаешь, субики-три не имеют никаких прав. Мы даже голосовать на выборах не можем. Вот суб-два, 'секунды' — те уже голосуют. Правда, их самих никуда выбрать нельзя — только полных граждан. Но выборы — ерунда. Много чего нельзя: без разрешения переезжать, страховку на жизнь получать, пользоваться нормальными медцентрами, в офицерские училища поступать и еще целый список. Но это тоже мелочь. Главное, для суб-три нормальную работу найти невозможно. А социальное пособие — двести кредов в месяц на человека. У нас на планете, по крайней мере. На Луне — побольше. Сравни, у суб-два — две тысячи на рыло. При таком пособии можно и не работать. А у 'прим', то есть суб-один — восемь тысяч. Про пособия 'комплитам' я и не знаю, но поговаривают, что там чуть ли не полсотни тысяч.
Антон покачал головой. Насколько он знал, ежемесячный доход в две тысячи считался приличным, а в восемь 'кусков' — просто отменным.
— Вот так, — вздохнул Саймон. — И самое поганое — хрен что поменяешь. Ведь изначально все зависит от рождения. В двенадцать лет тебе автоматом присваивается статус предков. Например, родился в семье суб-один — получи единицу. Значит, подфартило. Суб-три бесплатно учатся в начальной школе. После двенадцати — плати. За школу, за колледж, за университет. Соответственно, шансов пролезть, даже в старшую школу, мало, про колледж я молчу. Мне повезло — я тестирование прошел и по госпрограмме старшую школу закончил. А в колледж, чтобы тест на программу сдать — надо гением быть. Курс обучения в колледже стоит триста тысяч кредов. В университете — от полумиллиона. Такие деньги суб-три и не снились. Даже если всю жизнь копить — на семестр не хватит. А 'секунды' и 'примы' — другое дело. Суб-два бесплатно учатся в школе и колледже. Суб-один — то же самое плюс университет. Закончишь колледж — присваивается суб-два, после университета — суб-один. Если было более низкое гражданство, конечно. Короче, замкнутый круг.
— Это почти касты получаются.
— Точно. Я читал как-то про одну древнюю страну — очень похоже, — согласился 'продвинутый' Саймон. В отличие от него, Квин и Раванелли лишь недоуменно лупали глазами. Вернее, лупал один Квин, а Раванелли вновь занялся подсчетом очков в планшете.
— Так что, по сути, единственный реальный способ сменить статус — отслужить в армии. Если закроешь контракт рядовым или ефрейтором — получишь суб-два, сержантом — суб-один. Ну, а за Звезду героя Федерации можно и полное гражданство получить, но это уже из области фантастики.
— Значит, ты, чтобы статус повысить, в армию подался, — резюмировал Ветров.
— И я, и он, и он, — Саймон кивнул в сторону Квина и Раванелли. — Не за орденами же. Субгражданство поднять.
— Понятно. Приманка знатная, конечно. Один вопрос только возникает — почему субграждане-три в армию толпами не ломятся? Остальные — ясно, им незачем, но они-то... Как ты говоришь, для них единственный реальный способ сменить статус. А я что-то ажиотажа не наблюдаю. Наоборот, нехватка кадров, насколько в курсе. Вон, и нас, эксов правдами-неправдами в армию тащат.
— Ажиотаж есть, но не у колониалов и не у абордажников. В других войсках послужить желающих хватает. Туда запросто не пролезешь. А в колониалы никто не хочет попадать — опасно.
— Допустим. Но все равно, если вы житье субграждан-три таким плохим расписываете, то и в пехоту должны рваться.
Да... — Саймон махнул рукой. — Большинство смирилось. Не то, чтобы их устраивает, но... Понимаешь, на жратву по минимуму, съём конуры какой-нибудь и визор дешевенький даже пособия суб-три хватит. Впритык, но хватит. А в пехоте ведь и убить могут. Вот и не рвутся служить. Это те, кого достало такое существование, контракты заключают. А остальные — привыкли...
— Хватит, пургу нести, а то уже уши вянут, раздавай, — оторвался от своего планшета Рико.
Разговор за 'карточным столом' дал Антону пищу для размышлений. Ведь в будущем — двусмысленно звучит — придется как-то устраиваться в новом мире, в этом времени. Естественно, на ближайшее время основная задача — элементарное выживание, но потом, если уцелеет, лучше уходить 'на гражданку' в более высоком статусе. Отсюда — желательно закрыть контракт сержантом, а не рядовым или капралом. В идеале, конечно, полное гражданство заслужить, но за подвигами — к барону Мюнхаузену, нам сохранность задницы дороже. Ветров хотел еще поговорить по поводу гражданства с кем-нибудь опытным, тем же сержантом Ройсом, к примеру (с Анной на эту тему общаться не тянуло), но не успел. Рекрутов оправили в войска.
Вообще, Антон эту процедуру представлял себе немножко иначе. Ему казалось, что из разных армейских подразделений должны понаехать представители ('купцы', 'покупатели' — называй, как хочешь), и отбирать рекрутов по... своему усмотрению. По способностям, подготовке, оценкам инструкторов, 'по роже', в конце концов. Точнее — по внешним данным. По крайней мере, во времена Ветрова подобный отбор, по слухам, производился. Условно взятый майор из десантуры приезжал за здоровыми лбами, подполковник из ПВО — за технарями, а капитан из стройбата — за всеми подряд, кто остался. Правда, тогда 'купцы' забирали призывников — срочников, и сами были из разных родов войск. Но даже с учетом, что рекрутов поголовно готовили к службе в колониальной пехоте, могли бы появиться 'покупатели' из разных частей. Однако ожидания Антона не оправдались.
Никто не появился и не отобрал. Просто по истечению трехдневного отдыха рекрутов снова построили на плацу, раздали идентификационные чипы и объявили, что всем присваиваются звания рядовой четвертого класса Вооруженных Сил Федерации. Послушали напутствие начальника учебного лагеря, покричали 'ура', но чепчики в воздух не бросали. А затем инструкторы повзводно посадили рекрутов на знакомые уже транспортники СГ-500 и помахали вслед платочками. Пардон, платочками, конечно, не махали. И о будущем месте службы ничего не сказали. Секретность, мать ее!
Спустя пять часов рекрутов уже высадили на космодроме. К большому сожалению, там толком ничего разглядеть не удалось. А ведь Ветрову хотелось поглазеть на космические корабли, что называется, воочию. Вблизи. Увы, свежеиспеченных рядовых сразу же погнали в терминал космопорта, заставили посетить уборную, а затем через специальный 'рукав' провели на борт катера. Саму тушу авиамонстра класса 'земля-космос' увидеть снаружи тоже не получилось. А ведь столько баек о гигантских размерах этого аппарата слышал. Внутри же катер не удивил. Разве, что лестниц больше и помещений. А так... Взять отсек, где разместили взвод Ветрова — стандартный, ничем особо не отличающийся от салонов обычных самолетов. Из эпохи Антона, естественно, летать в современном мире ему довелось лишь на старичке СГ-500 и его более свежем собрате СГ-510. Разве что кресла совсем иного типа — куда более массивные, со множеством разных деталей и ремней. Противоперегрузочные. Да и еще одно отличие имелось — в отсеке, не в пример салонам самолетов прошлого, отсутствовали иллюминаторы. Поэтому и тут не срослось. Даже взлетно-посадочной полосой не полюбовался.
Путь до лунной орбиты занял четыре часа. Ни отоспаться, ни наговориться не успеешь. Хотя где тут отсыпаться и говорить. И без того впечатлений — выше крыши. То перегрузка в кресло вдавливает, то от невесомости тошнота комком к горлу подступает. К счастью, перед взлетом накормили какими-то специальными пилюлями, и невесомость переносилась нормально. Никто не блевал — и на том спасибо. У Ветрова лишь голова немного кружилась. Да и перегрузка на поверку оказалась не столь ужасной. Антон, в своей эпохе читавший и слышавший о космонавтике кучу разных страшилок, думал, что его как минимум по креслу размажет — ни вздохнуть, ни охнуть, ни пошевелиться. Однако ничего подобного. И вздыхал, и руками мог двигать. Просто казалось, что тело в вязкую массу поместили, к рукам-ногам тяжелые гирьки привязали, а на плечи пару мешков с картошкой бросили. Приятного мало, но жить можно. За короткое время даже не особенно устаешь. В любом случае, хорошо, что полет оказался непродолжительным.
Когда катер состыковался с кораблем и рекрутов отстегнули от кресел, ни невесомости, ни перегрузки уже не чувствовалось. Разве что легкость появилась, казалось, подпрыгнешь — в потолок головой врежешься. Антон вслух удивился данному обстоятельству, а в ответ Саймон пояснил, что это искусственная гравитация корабля-носителя сказывается.
А потом снова началась суета и беготня. Будто они в учебном лагере не набегались. Едва катер состыковался с кораблем-носителем (толчок был довольно ощутимым), рекруты прослушали краткое объявление капитана о завершении полета, а затем по команде Ройса поднялись и легкой трусцой рванули через шлюз по каким-то переходам, палубам, коридорам.
Пробежка завершилась в одном из отсеков, где инструкторы передали своих подопечных новым кураторам. Первому взводу достался коренастый мулат по фамилии Васкес. Он сам так представился разгоряченным пробежкой рекрутам. Кратко и малоинформативно. Без имени, регалий и должности. А поскольку на комбинезоне мулата никаких знаков отличия не было, то и о звании нового куратора оставалось только догадываться.
А Ройс под шумок ретировался. Фактически — не попрощавшись. Махнул рукой, буркнул, что-то невразумительное и свалил.
Васкес тоже разъяснениями и душеспасительными беседами рекрутов баловать не стал. Разбил взвод на четверки и стал заводить попарно в... можно, конечно, назвать это помещение кубриком или отсеком, но скорее оно напоминало медицинский кабинет. Или процедурную. Очень большую. Шкафы с ампулами, баночками, скляночками, столы, каталки, кушетки. И милые ребята в белых халатах. Именно белых, а не серых, как в клинике при криоцентре.
Один из белых халатов оперативно вколол Антону непонятную дрянь в вену, а другой уложил на каталку. То же самое проделывали и с другими рекрутами, а некоторых уже везли на каталках ближе к открытым дверям в дальнем конце 'процедурной'. И все это споро, деловито, без лишних разговоров и шума. А многие рекруты, наоборот, создавали шум — пыхтели, охали, переругивались, ворчали, шутили, пытались разговорить 'белохалатных'. В беседы с солдатней 'белые халаты' не вступали, в основном, отмалчивались, но Антон все же решил попытать счастья и задал вопрос заботливому медбрату, пристегивающему ноги пациента к каталке.
— Это куда нас?
То ли 'белый халат' попался общительный, то ли просто звезды сошлись, но ответ прозвучал.
— В гибернатор.
— Куудаа?
Возглас оказался странно растянутым.
Ветров почувствовал, что губы и язык онемели, в рот словно ваты напихали. Немного. Половину пачки — не больше. Антон попробовал уточнить, что за 'губернатор' через 'и', только более четко артикулируя, но вышло даже хуже:
— О это её аа уената?
Судя по произношению, губы и язык онемели еще примерно на четверть пачки ваты. Впрочем, разговорчивый медбрат понял, о чем его хотят спросить. Поскольку повторил:
