Чип позволял отлеживать пленных, а также отчасти контролировать их поведение. Путём воздействия на болевые рецепторы через вживленное устройство. Вплоть до шока и потери сознания. По сути, парализация осуществлялась двумя способами: именно так, и посредством удара излучателем по центральной нервной системе. И сейчас ни один из способов в ряде помещений Ветров применить не мог.
Справедливости ради, некоторая непрактичность электроудара стала ясна теперь, а вчера Антону было не до жиру, не до размышлений и сожалений. И знание-понимание особо не подсобило.
Статус временного работника дежурной смены в теории позволял многое, но информацию, необходимую для осуществления своих дальнейших планов, Ветров по-прежнему самостоятельно получить не мог. Отрыть папку с личными делами контингента Антон право имел, равно, как и просмотреть персональные данные заключённых, но сведения в электронных досье, доступных для работников дежурной смены, были купированными. Урезанными. Обычно там хранилась информация следующего характера: номер, имя, возраст, звание, род войск, геномный код, состояние здоровья, название фильтрационной базы. Плюс данные о пребывании в лагере: срок, выработка, нарушения. Прочие подробности биографий пленников, в том числе, где крестился и учился, содержались в базах службы безопасности. И достаточным приоритетом для изучения полных досье обладали именно они — сотрудники Третьего департамента.
Благо один такой сотрудник имелся под рукой. И совершенно не возражал против приобщения 'временного работника' к информационной благодати. Ветрову и угрожать не пришлось. Вобумингай беспрекословно выполнял распоряжения экса: подключился к базам службы безопасности, вывел дела список военнопленных на голоэкран, когда нужно, открывал и закрывал досье, вводил критерии поиска. Благо, просматривать файлы каждого дела Антон мог самостоятельно — голоэкран, в отличие, от панели не требовал идентификации отпечатков пальцев. Автоматический переводчик на лингво долговязый безопасник актировал по приказу Ветрова сразу после введения кодов допуска и присвоения временного статуса, поэтому расшифровки мозголомных иероглифов эксу удалось избежать. Антон подозревал, что информация на лингво была победнее новомандаринского оригинала, но и имеющегося хватало. И количество файлов в вариантах обоих языков совпадало, что внушало Ветрову сдержанный оптимизм.
Учитывая, что в изучении дел фактически участвовал и Вобумингай, экс старался завуалировать свой интерес к определенной информации. Чтобы намерения Антона не стали прозрачными для долговязого азиата. Иными словами, Ветров хотел запутать принудительно-добровольного помощника, давая ему косвенные вводные для формирования запросов. Заходя из-за печки. К примеру, для отбора людей, обучавшихся в летных школах, Антон приказал составить перечень курсантов военных образовательных учреждений. С указанием специализации. Тем самым расширив круг поиска. А отсев делал уже самостоятельно. Также Ветров поступал и в отношении иных параметров поиска. Вероятно, мартышкин труд, лишняя перестраховка, но рефлексы, вбитые в подкорку преподавателями Академии, требовали путать следы.
Просмотрев несколько десятков досье, Антон мысленно пометил для себя пятерку потенциально полезных по части организации побега со спутника пленных. Двоих выгнали со второго и третьего курсов лётных факультетов военно-космических школ, еще одного — с четвертого курса навигаторского факультета, а парочка имела лицензии пилотов-любителей. В распоряжение Ветрова мог попасть и идеальный вариант — разжалованный лейтенант Космофлота, но фортуна не улыбнулась.
Идеальный кандидат в пилоты был мертв. Это Антон знал точно, и без подсказок дара. Видел собственными глазами смерть кандидата. Речь о прямоугольноподобном качке, которого экс невольно зацепил импактом. Кто бы подумал, что эдакий колоритный персонаж — дипломированный военный истребитель. Да еще со стажем. Кстати, одним из обладателей пилотских лицензий оказался дружок качка и оппонент Ветрова по драке — Карл.
Определившись с потенциальными кандидатами в соратники, экс не завершил просмотр и продолжил кормить Вобумингая вводными, теперь уже совершенно бесполезными. И для проформы проглядывал файлы. Для проформы, но в силу привычки методично.
При просмотре взгляд зацепился за фамилию во вновь отрытом досье. Ковальски. Ник Ковальски. Ветров глазам не поверил и едва не принялся их тереть. Уразумев, что ошибки нет, выплеснул удивление вслух. По-русски.
— Поворотец, черт возьми! Охренеть, не встать!
— Что? — не понял Вобумингай.
— Ерунда, — ответил на лингво Антон. — Показалось.
— Показалось?
— Ничего, забудь! — добавил металла в голос экс.
Вобумингай вжал голову в плечи и притих. А Ветров принялся читать сопроводительный текст, пытаясь обнаружить сведения о том, как его давний товарищ оказался в лагере на Втором. И машинально шепча отдельные фразы:
— Николас Ковальски, сержант колониальной пехоты. Уроженец континента Австралия планеты земля две тысячи девятнадцатого года старой эры, дальше... Физиологический возраст, геномный код, здоров, как бык... срок декрионизации, дата заключения контракта, служба на Лауре... Ага, вот. В период... это за год до начала войны... в составе сводной группы переброшен с Лауры в систему Аквалона. Номер борта. Потом...
Неожиданно сжало виски, а в затылке потяжелело. И появилось ощущение, что вложенный код аасхов повысил давление, напомнив о том, что 'часики тикают'. И через мгновение-другое Ветров опять может провалиться в темноту, потеряв персональную самоидентификацию. Антон уронил импульсник на панель, опёрся об неё освободившейся здоровой рукой и затаил дыхание, словно замерев на границе минного поля. Сознание застыло в шатком подобии равновесия, и не возвращаясь к ясности разума и не проваливаясь в бездну дезориентации.
Антон прикрыл глаза и постарался выкинуть мысли из головы, а затем принялся по давно апробированной методе перебирать бусинки образов на чётках воспоминаний. Правда, существенно отступив от привычной цепочки. Ветров не обращался к воспоминаниям периода до криозаморозки, да и события 'нового времени' серьезно урезал, позабыв и пребывании в клиники, и о лагере 'Энкубьерто', и о первых месяцах на Лауре. Не трогая ни бои с сепаратистами, ни встречи с биоискинами, ни учёбу в Академии. По сути, обращаясь исключительно к делам сердечно-амурным, Антон прокручивал в голове лишь три образа: Сола, Диана, Элизабет. И обратно: Элизабет, Диана, Сола.
Состояние экса было схоже с пресловутыми приступами 'утраты личности', которые, казалось, уже окончательно исчезли. Схоже отдалённо. Проблем с память не наблюдалось, чувство дезориентации отсутствовало, Ветров осознал, кто он, где находиться, что делает. А вот ощущение, что любое напряжение извилин готово обрушить мир в темноту, как раз придавало ситуации вкус схожести с упомянутыми приступами. Что пугало дополнительными бедами. Ужасными и неотвратимыми. Ведь возобновление приступов через значительный промежуток времени после полного восстановления баланса должны свидетельствовать о начале распада личности под воздействием кода аасхов. Надежды на благоприятный исход внушали разница в ощущениях и неопределенность того, что есть значительный промежуток времени. Хотя о надеждах и бедах экс старался не думать. Просто перебирал образы и ждал.
Потихоньку отпустило. Виски разжало, специфическое ощущение близкой утраты самоидентицикации стало отодвигаться на дальний план мировосприятия. Антон облегченно выдохнул и открыл глаза. И увидел, как пальцы Вобумингая пляшут канкан на сенсорной клавиатуре электронной панели. Бок незамедлительно обожгло жидким азотом, а в ушах загремели набаты. Интуиция не кричала об опасности, а орала истошным голосом. Вроде бы, долговязый азиат не подкрадывался к Ветрову с острым колющим орудием или тяжелм тупым предметов в руке, не пытался завладеть импульсником, но чуйка визжала на предельном уровне, предупреждая о непосредственной угрозе жизни. Как бывало при столкновениях с шэйду. Очевидно, Вобумингай не просто так пальцами по клавиатуре перебирал.
Едва ли безопасник вводил коды для подрыва лагеря, суицидальные традиции камикадзе в Поднебесной не практиковались, но и прочие расклады ничего хорошего для Антона не сулили. Вобуминай точно не доставку букета цветов заказывать собрался. Запрашивать у знания-понимания анализ конкретных вероятностей в части осуществления подлых намерений азиата, времени не было. Потому Ветров, наплевав на то, что пару мгновений назад вынырнул из пограничного состояния разума, включил форсаж. Рискуя снова оказаться у края бездны. Однако в приемлемых пределах. Избегая чрезмерного напряжения. Предпринимать попыток вырубить Вобумингая в ускоренном ритме физически, тем самым, увеличивая нагрузку на мозг и повышая опасность повторного приступа, экс не стал, а незатейливо врезал импактом. А может, затейливо — ведь в последний момент Антон постарался ослабить воздействие и ударить вполсилы, чтобы не прикончить долговязого азиата, а отправить в нокаут. Или, продолжая пользоваться боксерской терминологией, привести в состояние грогги.
Дабы безопасник остался жив, но утратил боеспособность и прекратил заниматься непотребствами с клавиатурой. Ветров следелал это не из гуманитарных побуждений, а руководствуясь исключительно практическими соображениями. Вобумингай мог еще не раз пригодиться эксу. Лучшего гида и переводчика на спутнике не найти. И в качестве заложника или щита для целей захвата балкера старший безопасник — куда лучший вариант, чем парочка почти бесправных контролёров. Почти бесправных и никому не нужных.
Подобных опытов Ветров прежде не проводил, но экстремальная ситуация не давала иных шансов уцелеть. Ударив импактом, Антон выпал из режима 'slow-motion'. И посмотрел на дело рук своих. Точнее — дара авурха. Увы, с ослаблением удара получилось не очень здорово.
Вобумингай пустил носом кровь и оплыл слабо оформленной кучей на полу рядом с панелью. Не снегурочкой, но где-то близко. Типовой анамнез для человека, попавшего под импакт экса. Налицо те же симптомы, что у бедолаг из осмотрового бокса, как врагов, так и случайных жертв. Единственное отличие, азиат не сразу коньки отбросил, а пока подавал признаки жизни: булькал горлом и слегка подергивался. И дар авурха свидетельствовал о том, что человек не умер. 'Сканирование' Вобумингая показало наличие пульса, артериального давления и почти стандартной температуры. По идее, следовало провести безопаснику неотложные реанимационные мероприятия, на худой конец диагност к нему прицепить, но у Антона после едва не начавшегося приступа дезориентации элементарно иссякли силы. Короткое пребывание на грани ментальной бездны вытянуло энергию не хуже вакуумного пылесоса. Вдобавок за диагностом следовало идти, а оставлять азиата одного в комнате слежения Ветров просто боялся. Опасался.
Вобумингай, конечно, пострадал от импакта очень серьезно, на ладан дышит, но кто ведает, на что способен организм долговязого джунвэя. По всем параметрам он при смерти, но гарантий того, что азиат не завершит свои непонятные действия, которые чуйка оценила как реальную угрозу гибели, нет. С его клавиатурными манипуляциями еще следовало разобраться. Что Ветров, немного отдышавшись, и попробовал осуществить.
Внимательное исследование развернутого голоэкрана и сенсорной панели дало не очень много ясной информации по причине пресловутой трудности перевода — от чрезмерного количества иероглифов рябило в глазах. Однако Антон уразумел, что Вобумингай активировал неизвестную систему вооружения, имеющую программу идентификации целей. Джунвэй не желал жахнуть по площадям или взорвать лагерь — мишенью был один Ветров, о чём недвусмысленно свидетельствовал открытый файл экса с его персональными данными и какими-то электронными метками.
Обращение к знанию-пониманию, на удивление, стало эффективным и прояснило действия Вобумингая едва ли не до конца. Если верить первой грани дара, ликвидировать лагерь или предпринимать иные суицидальные шаги джунвэй не собирался. Он хотел применить вмонтированный в потолок и замаскированный импульсный разрядник, в ручном режиме установив индивидуальное нацеливание оружия. И определив мишенью временного контролёра. Подобные возможности у данного типа устройства имелись. Ввиду отсутствия ручного оружия у долговязого азиата и его опасений связываться с военным модификантом — действия довольно логичные и обоснованные. По каким-то причинам для активации разрядника Вобумингай не использовал голосовые команды, что наверняка оказалось бы быстрее и проще. Очевидно, безопасник побоялся посторонними звуками привести в чувства и привлечь внимание Антона и решил действовать осторожно — оброненный импульсник лежал рядом с рукой экса, и ему, чтобы подхватить оружие и произвести выстрел понадобились бы мгновения. Знание-понимание эту версию подтвердило.
Задачу джунвэю усложнило фактическое отсутствие у Ветрова вживленного чипа. Вернее — сигнала от него. Сам-то чип из-под кожи никуда не исчез, но тонкая начинка — вплоть до наносоставляющих — была повреждена электроударами. Крайне удачно повреждена. Иначе Антону бы не поздоровилось. Выстрел из стационарного импульсника для любого белкового организма, мягко говоря, вреден. Организм авурха — не исключение. И попадание означало бы однозначный исход. Летальный.
Останься чип 'живым', нацеливание по нему заняло бы у Вобумингая гораздо меньше времени, и пока Антон балансировал на грани ментальной бездны, азиат успел бы активировать и задействовать систему. А при отсутствии сигнала джунвэю пришлось проводить определение цели вручную, для чего искать файлы экса в базе данных. И считанных секунд для произведения выстрела не хватило.
Порадовавшись чудесному спасению, Ветров аккуратно закрыл файлы и свернул голоэкран. Немного подумав, погасил панель. От греха. Теперь заниматься предпринимать реанимационные процедуры стало менее рискованно. А попытаться откачать джунвэя стоило. Полезный кадр, с какой стороны не посмотри. Вредный, опасный, но полезный. В хозяйстве пригодится.
Сгоняв до медотсек и прихватив диагност, Антон вернулся в пункт управления. И едва просочившись внутрь, осознал, что бегал за аппаратурой зря. Вобумингай в хозяйстве не пригодится. Поскольку трупы в качестве потенциально полезных предметов используют исключительно эстонцы из доисторических анекдотов. А жизнь — далеко не анекдот, пусть и смешна иногда.
Сейчас же эксу было не смешно. Скорее — грустно. И почему-то жаль долговязого безопасника. Не сказать, что приятель, но немного привык к нему. Видимо, на настроение повлияло то обстоятельство, что личность Энтони исчезла относительно недавно, и с момента возвращения к собственному 'Я' Ветров наиболее часто и интересно общался именно с джунвэем. С одной стороны, пребывая в тонусе по причине перманентного ожидания от собеседника-соперника активного противостояния, а с другой — находясь в комфортных психологических условиях, потому что мог разговаривать с безопасником почти на равных. В противовес допросно-приказным упражнениям с испуганными до мокрых штанов контролёрами. И общения с долговязым джунвэем будет не доставать. В информационном плане и эмоционально-психологическом.
