Оперативной необходимости снимать Ветрова не было, Риверсайд перенасыщен камерами, сканерами и устройствами слежения. Вариант видео для СМИ тоже выглядел нерабочим — по причине негласного характера записи. Значит, конторские фиксировали поведение Антона для анализа. Либо последующего, либо проводимого в реальном времени. Потому экс продолжал гнуть линию — бодрость духа и хвост пистолетом. Это требовало, мягко выражаясь, определенных усилий — давление ментального кода возросло до такой степени, что Антон практически постоянно пытался удержаться на краю пропасти, в связи с чем слабо следил за окружающей обстановкой. И плохо запомнил, как оказался в здании Ньюландского отделения.
Относительно полноценно вернулся 'в явь' Ветров уже в холле, где толпилось множество флотских офицеров, услышав требовательный вопрос аристократа:
— Все понял?
Что он должен был понять, Антон 'прослушал', но подтвердил.
— Понял.
Рядом с арийцем стоял долговязый худой флотский с майорскими погонами на кителе. И с монументально-недовольным выражением лица. Словно на завтрак стакан уксуса выпил. Разбавленного рыбьим жиром и касторкой. Когда исчезли сержанты эскорта, экс не заметил.
— Дальше тебя проинструктирует и сопроводит майор.
Бисмарк-Шёнхаузен кивнул на недовольного флотского, и тот каркнул:
— Идите за мной.
Майор их провел в огромное помещение, напоминающее нечто среднее между конференц-залом и танцполом и указал на кресла.
— Присаживайтесь. Когда заиграет музыка, лейтенант, становитесь на место номер двадцать два.
Уксусно-касторный офицер что-то нажал на своем комме, и пол зала перед возвышением осветился ровными пронумерованными квадратами со стороной примерно метр на метр.
— Услышите свою фамилию, поднимайтесь к трибуне. После получения награды и поздравлений возвращаетесь на место. Когда прозвучит гимн, я к вам подойду и провожу в банкетный зал. Запомнили?
Ветров машинально кивнул, хотя слушал майора вполуха. Если не сказать меньше. Антон сосредоточился на собственных ощущениях и пытался уловить в окружающем пространстве пресловутый 'запах опасности', исходящий от шэйду. Старался, концентрировался, напрягался, но... безрезультатно. Ничего. Пусто. Специфического 'аромата Чужих' экс не ощущал. И чуйка помалкивала. Поблизости 'демонов' не наблюдалось. За все здание Ветров поручиться был не готов, но на этаже биоискинами и не пахло. Что подтвердило и знание-понимание. От разочарования подогнулись ноги. Не успей Антон расположиться в кресле — опустился бы на пол. Или скорее стёк.
Эмоции сложно описать. Что-то схожее испытал бы рьяный верующий, на молитвы которого ответили бы не высшие силы, а канцелярия аппарата правительства — уведомлением о том, что пантеон богов временно расформирован. Ведь за минувшие дни экс столько чаяний и надежд возложил на церемонию награждения, что её впору равнять с алтарём. По всем прикидкам-расчётам шэйду должны были появиться в здании отделения штаба Флота. Дело не в прогнозе знания-понимания, элементарная логика подсказывала: если имеются шансы столкнуться с биоискином, то на церемонии они наиболее высокие. Просто в силу большой концентрации высоких должностных лиц и генералитета, среди которых 'демоны' по определению должны быть. Не лейтенантов же с капитанами шэйду выбирать носителями. Естественно, данный вариант не исключается, но биоискины априори должны стремиться к 'замещению' важных — принимающих решения — людей. Пусть из трех непосредственно встреченных эксом на жизненном пути 'демонов' лишь один был генералом, но, с другой стороны, только он прятался под личиной сотрудника Бюро. И начальник полковника Смита — Токарев также являлся генерал-майором. Два из четырех. Статистическая выборка мала и не идеальна, но показательна. И Антон питал надежды, что биоискины посетят награждение.
И вдруг такой облом. Если бы не подавленное во всех смыслах психологическое состояние Ветрова, его реакцию на отсутствие поблизости 'демонов' можно было бы назвать шок и фрустрация.
Дальнейшее Антон воспринимал как в тумане. Густом, белесом, зыбком, гулком. И не одна фрустрация тому причиной. Ментальный код аасхов, словно воспользовавшись ситуацией и малейшим ослаблением концентрации экса, навалился на разум своей неподъемной тяжестью с утроенной энергией. Чтобы не рухнуть в бездну темноты, Ветрову в очередной раз пришлось хвататься за спасательный круг ускользающих образов, перебирать их, вспоминать. А непосредственно само вручение Боевого Креста прошло мимо сознания Антона. Кто-то что-то говорил, вставал, мелькали кадры, сквозь пелену изредка прорывались звуки. Как экс умудрился остаться на грани обморока сознании и не рухнуть в пучину беспамятства, осталось загадкой.
Отпустило ближе к завершению официальной части награждения. Ветров более-менее сумел разобраться с самоидентификацией и ощутил свое 'Я'. И почувствовал себя относительно целостной личностью. Разбитой и вновь склеенной из кусочков и осколков, но единой. Рассеявшийся туман в памяти был таким плотным, что Антон, едва очухавшись, непроизвольно скосил глаза вниз. Дабы увидеть на кителе второй орден и убедиться в реальности происходящего. Что награждение не приснилось. Впрочем, случись обратное, Ветров бы и ухом не повёл. Приснилось и приснилось. Не до наград в ситуации Антона. А вот отсутствие биоискинов — острый нож у горла. Несмотря на указанный 'нож', эмоции погасли. Выгорели. Вымерзли. На смену шоку и фрустрации пришло равнодушие. Индифферентность. Даже мысли о близкой гибели личности из-за возрастающего давления кода и необходимости что-то делать стали тусклыми и вялыми. Кисельными, желейными.
Как и обещал, флотский майор отвёл свежеиспеченного орденоносца в банкетный зал. Бисмарк-Шёнхаузен следовал за лейтенантом. Ветров побродил между столиками, послушал разговоры, механически что-то пожевал, выпил, не разбирая вкуса, а спустя час или чуть больше капитан предложил эксу вернуться в госпиталь. Антон не возражал. Ему было все равно. Перед отъездом организм потребовал освобождения от определенных излишков, и экс отправился в уборную. Аристократ с Ветровым не отправился, да и в сопровождающие на сей раз целого майора не дали. Верный путь указал один из сержантов охраны. А на подходе к уборной Антона накрыло. Экс почуял Чужого. Где-то неподалёку.
Равнодушие испарилось быстрее тыквенного семечка под языком голодного хомяка. Практически со скоростью света. И немудрено. В то мгновение, когда Ветров осознал, ЧТО ощутил, его тряхнуло. Будто молнией пронзило. От головы до пят. Разрядом в тысячи вольт. Выражаясь предельно мягко и осторожно, Антон взбодрился. На миг. А затем почувствовал, как в его сознание кто-то или что-то проникает. Не снаружи, а изнутри. Внедряется непосредственно из мозга и заполняет отделы разума, отвечающие за действия.
Это было похоже на приступы, когда экс терял самоидентификацию, но лишь отчасти. Сейчас сознания Ветров не терял. И память не рассыпалась осколками. Антон многое понимал и помнил. Просто казалось, что... его отодвигают от контакта с высшей нервной системой. От управления телом. Относительно медленно, но неотвратимо. Подчиняющая волю неведомая сущность поднималась из глубин разума темной разрушительной волной. Чудилось, Ветровское 'Я' из активного участника в спектакле собственной жизни превращается в зрителя. Наблюдателя. Отнюдь не постороннего и точно не безразличного, но неспособного повлиять на дальнейшие действия 'персонажа'. И точно — не режиссера.
Можно было сравнить возникающие ощущения с чувствами, появляющимися при отбирании у заядлого игрока пульта и джойстика, но данный образ был слишком слабым. Блеклым. И далеким от того, что на самом деле испытывал Антон. Здесь скорее было что-то от одолевающего разум кошмара, когда тебе снится поездка на автомобиле, в процессе которой вдруг руль перестает слушаться, блокируется педаль тормоза, отказывают иные рычаги, кнопки, системы. Именно подобное — словно вырвавшееся из царства Морфея в реальность — бессилие начало наваливаться на Антона. И не во сне, а наяву.
Ветров пытался ухватиться за ускользающие льдинки воли, но получалось плохо. Нечто туманное, но могучее и необоримое, разрасталось изнутри и мешало, сбивало концентрацию, давило, душило. И экс догадывался о природе этой туманной мощи. Знал, понимал. Без подсказок первой грани дара.
Ментальный код аасхов изменил режим функционирования. Из пассивного перешёл в активный режим, вернее, с учетом поступательности процесса, начал переключение. И отправной точкой для активации явно послужило обнаружение Ветровым 'запаха Чужого'. Как только Антон 'унюхал' близкое присутствие биоискина, очевидно, сработал внедренный механизм пробуждения программы, направленной на завладение центральной нервной системой и отстранение носителя кода от управления телом. Экс осознал это чётко. Не первой гранью дара, а прочувствовал печенкой, нижней частью позвоночника, или другим каким органом, отвечающим за интуитивные откровения. Уразумел без подсказок дара авурха, самостоятельно, пусть данный термин, с учетом ситуации, применять к мышлению Ветрова являлось форменным издевательством. Возникло ощущение, что Антона постоянно вели. Незаметно дергали за ниточки хитрые кукловоды с одной интересной планеты из Аномального Пояса. Ныне Ветров гроша ломаного не поставил бы на то, что был полностью независим от влияния вложенного кода в принятии решений. А в настоящий момент Антона прямо, тупо и недвусмысленно лишали возможности контролировать собственное тело. Экс попытался развернуться в сторону фуршетного зала, но у него не получилось. Ноги не слушались. Вернее, слушались не мыслей Ветрова. Антон лишь потоптался на месте, аки горячий боевой конь, и сделал пару шагов в глубину здания. В том направлении, откуда доносился 'запах' Чужого. Движения были неуверенными, но — главное — экс совершил их не вполне добровольно. Да что там, практически принудительно. Нет, встретиться с биоискином и слить код Ветров не возражал, но был категорически против беспардонного и несогласованного с 'владельцем' использования собственного организма в качестве безвольной куклы.
Спасибо товарищам аасхам за счастливое завтра — напихали гипнозакладок, мерзавцы. Теперь сразу стало ясно, что инопланетяне — далеко не добренькие ребята, какими старалась их представить в своих рассказах-видениях Сола. Наверное, таким непритязательным образом они подстраховались на случай форс-мажора или 'неповиновения' носителя. И понять их можно. Чисто по-человечески, точнее, не забывая о происхождении нелюдей, с логической точки зрения. Понять, но не простить. К самаритянам экс себя не относил. И христианские принципы разделял лишь частично. Вероятно, позже, при определенных условиях, если он выживет, Ветров остынет и сумеет простить аасхов, но сейчас он мечтал рвать их на куски. Руками, зубами, подручными средствами. Всех нелюдей, кроме Солы. На неё, пожалуй, запала не хватит, хотя именно она виновата больше кого бы то ни было в нынешнем положении Антона. А других — в овраг, кишащий биоискинами.
'Подлые твари!', — хотел было некультурно выразить мнение о соплеменниках черноволосой красавицы Ветров, но не сумел. Контроль над речевыми центрами он уже утратил. Да и конечности уже слабо координировались спинным мозгом, не говоря о головном. Ноги сами понесли хозяина в направлении источника 'запаха Чужого'. Антон успел сообразить, что аасхам плевать на судьбу носителя кода, и, значит, его тушку будут использовать по максимально упрошенной и эффективной процедуре. По классической программе: 'вперед и с песней'. Экс не сомневался — он сейчас побежит к биоискину, наводясь ракетной боеголовкой на цель и сметая любые преграды на своем пути. Что, естественно, будет фиксироваться приборами наблюдения. А коль скоро Ветрову попался (или вот-вот попадётся) биоискин, и, соответственно, появились шансы уцелеть, не пав в пучину безумия, то стоит задуматься о будущем. И постараться — по возможности — минимизировать негативные последствия 'боеголовочного наведения', нейтрализовав камеры и сканеры.
Незачем сотрудникам различных служб безопасности и контрразведки смотреть на неоднозначные записи. А в потенциальной фееричности отснятых 'картинок' экс был уверен. Ему небезосновательно казалось: стоит перестать сопротивляться желанию перейти на бег, то дальнейшие действия некоего Антона Ветрова для стороннего и не очень наблюдателя стопроцентно будут выглядеть странно. Мягко говоря. Или — безумно. Тем более, и сам актёр превратиться в наблюдателя. Зрители зрителю не нужны. В том числе — по довольно утилитарным причинам. Главная роль в подобном фильме Ветрова не прельщала. Он подозревал, что и конторским сотрудникам записи 'подвигов' не очень понравятся.
Слетевший с катушек лейтенант БФБ, кавалер Боевых Крестов разных степеней и Полный Гражданин Федерации — не лучший сюжет для любого служаки. А иначе — нормальным и адекватным — его едва ли станут воспринимать. И фиксация не вполне адекватного поведения экса безусловно поставит под удар героический образ лейтенанта и кавалера, а с ним и репутацию лиц, инициировавших награждение. Чего Антону даром не надо — наживать недругов в лице высоких конторских чинов. И вероятность ухудшения отношений с не очень высокими чинами отбрасывать не стоило; Бисмарк-Шёнхаузен пусть и капитан, но не на помойке себя нашёл. Потомок древнего герцогского рода — этим всё сказано. Не хватило еще с аристократией ссориться.
Кроме прочего, собственное странное поведение, если Ветров выживет после встречи с шэйду, придётся как-то объяснять, а отношение к истории с происками инопланетян и внедрению их в государственные, военные и правоохранительные структуры Федерации сложилось... определенное. Как к фейку. Старому, примитивному, отработанному. И вновь возвращаться к данной теме, примешивая вдобавок глобальную угрозу, — идея заранее обреченная на неудачу. На провал. На подобном материале можно лишь укрепить репутацию клинического психопата, которая будет органично оттенять записи с 'боеголовочным наведением'.
Потому Ветров долго не колебался. Да не было у него времени на душеные метания. Стандартные для человека возможности тела исчезали с большой скоростью. Улетучивались на глазах. В прямом смысле и значении данного фразеологического оборота. Ведь у Антона, по сути, остался доступ лишь к органам чувств, включая зрение. И то неполный. Ограниченный доступ, без прав администратора. Окружающее экс видел, но смежить веки, скосить взгляд или распахнуть глаза шире уже был не в состоянии. Спасибо аасхам, что мышление носителю кода не заблокировали — соображал Ветров относительно нормально. Не сказать, что брызгал гениальными озарениями, но и откровенно не тормозил. Тупил умеренно. По прикидкам самого экса, что, естественно не свидетельствовало о полной объективности. Оценивать собственные умственные ресурсы и в нормальных условиях людям непросто, что говорить о ситуации Антона — с вложенным кодом и, как выяснилось секунды назад, гипнозакладками. Главное, экс мыслил. Мыслю, значит, существую. Cogito ergo sum'. Мудрость Рене Декарта Ветров не только умом понял, но прямо-таки печёнкой прочувствовал. А в способность соплеменников Солы погасить разум носителя кода свежеиспеченный кавалер и гражданин не сомневался. Ни на йоту.
