— Что значит исчез?!
— Наружка потеряла его в парковой зоне.
Смит протяжно выдохнул. А затем рявкнул:
— Вацлав!
— Я! — вытянулся телохранитель.
— Иди отсюда... пока... в общем, в приемной жди. И все доклады — через коммуникатор. Даже если астероид на планету падать начнёт. Ясно?
— Так точно.
Вацлав испарился из кабинета не хуже жертвы 'демонов'. Беззвучно, незаметно и бесследно.
Дождавшись окончания 'испарения', полковник повернулся к Тадеушу и пожаловался:
— Он меня когда-нибудь убьет. Посредством инсульта или инфаркта. — И после короткой паузы добавил: — Или я его.
ГЛАВА 7
Завывание сирены отозвалось эхом в голове. И болью. Острой, пронзительной, резкой. Словно сирена ударила прямо по извилинам. Он открыл глаза и упёрся взглядом в грязно-серый потолок. Или что-то иное? Повертел головой и обнаружил, что сверху навис не потолок, а полка. Или настил. Что-то, сильно напоминающее нары. Странное слово, откуда оно ему известно?
Поразмыслить над терминологией не дали.
С верхней полки кто-то спрыгнул и тряхнул за плечо.
— Вставай!
Взгляд переместился на спрыгнувшего человека. Небритый, коротко стриженный, худой. Полуголый. Из одежды — одни штаны. Цвет не рассмотреть, освещение тусклое. Почти полумгла. На лбу у человека свежая ссадина. Свежая? Интересно, а почему он решил, что ссадина свежая?
Человек со ссадиной снова тряхнул плечо.
— Подъём! Слышишь, сирена уже замолчала. На работу пора.
Что за работа? Почему на нее пора? И как необходимость вставать на работу связана с сиреной?
Вопросы рождались один за другим. А ответов он не знал. Он... кто 'он'? Имя... не вспоминалось. Тонуло в топкой трясине образов. Размытых, непонятных. Мятый обрывок воспоминания об имени скользил рыбкой у поверхности разума, но всплывать не желал. И в руки не давался. Демоны, да как же его зовут?! Демоны... нечто откликнулось внутри на слово. Нечто важное.
— Тони, не спи!
Тони? Его так зовут? Попробовал мысленно повторить. Тони. Отклик в памяти возник, но слабый, едва заметный. Будто чужой наряд примерил. Наряд... Пробежался взглядом вдоль тела, посмотрел на ноги. Они скрывались под широким полотном материи. Одеяло? Наверное. Откинул покрывало и увидел, что не обнажен. Штаны есть. Такие же, как у стриженного со ссадиной. А тот уже натянул на себя то ли рубашку то, ли куртку. Скорее — куртку. А затем дернул за руку, заставляя встать с полки. Или с настила? Или с нар?
Ступни коснулись пластикового пола. Почему-то ждал, что подошвы скрючит от холода, но этого не произошло. Пол оказался не ледяным. Комнатной температуры. Вспомнить бы еще, что значит 'комнатная температура'.
— Одевайся!
По примеру человека со ссадиной облачился в куртку. На ощупь — плотную и прочную. Однотонную, кажется, серую; точно в полутьме не определить. По сторонам тем же самым занимались другие люди. Много. Десятки. И справа, и слева, и впереди, и сзади. Разного возраста, роста и телосложения. Впрочем, слишком юных и дряхлых стариков видно не было. Скудность освещения не позволяла оценить ни количество людей, ни размеры помещения. Понятно лишь, что большое. Видна ближняя стена, через три настила. Глухая, без окон. Богатством убранство помещение не отличалось. Стройные ряды полок в два яруса, они же настилы, и всё. Ни столов, ни тумб, ни стульев. А дальние стены терялись в полумраке, не разгоняемом слабым свечением панелей на потолке. И прятались за полками и спинами людей. Еще один источник света маячил вдалеке, над темным пятном какого-то провала.
Мужчины поднимались или спрыгивали с настилов, надевали куртки и отправлялись друг за другом в сторону тёмного провала, напоминающего по форме арку. Выход?
Машинально нагнулся и пошарил рукой под полкой. Пустота. Обуви не обнаружил. Зато коротко стриженный сосед обратил внимание на движение.
— Опять ботинки свои ищешь? Нет их. Не волнуйся, башмаки тебе не понадобятся. Сейчас дойдем, в скафы залезем. — Небритый негромко булькнул, вроде бы, хохотнул. — Там копыта к костюму прилагаются.
— В скафы? — голос прозвучал хрипло, гнусаво. Карканьем старого простуженного ворона.
— О, да ты, брат, заговорил! — удивился сосед. — А раньше молчал, мы уже решили, что ты не только умом повредился, но и онемел.
— Умом повредился?
— Конечно. А что, не помнишь? Может быть, контузило, или ещё что, но приложило тебя крепко. Когда ты сюда попал, больше овощ напоминал, чем человека. Сначала, вообще, только лежал и глазами хлопал, но потом потихоньку оттаял, начал пить есть, команды выполнять. И даже работать сумел. Хотя чего там уметь... набрасывай да кати.
— Кати?
— Эка ты, как попугай, повторяешь всё. А без повтора что-нибудь можешь сказать внятно?
— Могу.
— Отлично! — обрадовался стриженный. — Значит, в себя приходишь. А по поводу работы ты тоже не помнишь? Который день ведь пашем...
— Нет.
— Ничего, скоро сам увидишь. Накатаешь досыта. И, давай, пошевеливайся, мы уже почти последние. Не успеем — выработку увеличат. Или пайку срежут.
Они пристроились в конец колонны, направляющейся в сторону темного арочного провала.
— Как моё имя, не забыл?
— Как?
— Забыл, значит. Так и думал. Не горюй, пройдет. Я, значит, Игнациус, но можешь называть меня просто Игги.
— Хорошо, Игги. А я?
— Что я?
— Меня как зовут?
Стриженный хохотнул.
— Ну, ты, приятель, даёшь. Я откуда знаю? У тебя на лбу фамилия не написана. И документов нет. А будь у нас чипы, то считывать нечем. Все устройства отобрали, сволочи. Говорят, что даже импланты удаляли. Правда, чипы с персональными данными взамен понавставляли, но нам от них ни тепло, ни холодно. Точнее, холодно. Чуть что против установленного порядка затеял, бузить взялся кто, команда на чип поступает, и ауфидерзейн. Был человек, стал, значит, труп. И за борт. Быстро и практично. Так что, я не в курсе, как тебя зовут. Тут и номеров-то нет. Одни иероглифы проклятые. По ним нас и определяют. Мы первые дни пытались отгадать твое имя, сотни перебрали. Полбарака в развлечении поучаствовало. Ноль реакции. Ты только на 'Тони' откликнулся. И то не сказать, что конкретно, лишь подергивался слегка. Вот, значит, и нарекли тебя этим именем. Некоторые юмористы предлагали Овощем обозвать, Пустой Башкой или Дебилом, но их махом окоротили. А ты, значит, не Тони?
— Не помню.
— Вспомнишь обязательно, — пообещал Игги и резюмировал: — А пока, значит, побудешь Тони.
Возражений не последовало.
За арочным провалом прятался длинный коридор. Еще более темный, чем помещение с настилами-полками. Расположенные на потолке панели слабо мерцали, почти не давая света. Благо, двигаясь с группой попутчиков, заблудиться трудно. Тем более, не в лабиринте. Коридор несколько раз поворачивал, но ответвлений не имел. Да и иными украшениями был небогат. Лишь пару раз попадались то ли заваренные, то ли замурованные двери. Тони их толком и не разглядел. Спутник тащил его за собой, словно буксир.
Коридор завершился большим и сравнительно освещённым холлом с двумя десятками проёмов вдоль стен. Снова — арочных. Над каждым горел иероглиф с дублирующей надписью цифрами. В холле людской поток делился на ручейки, растекаясь группами к разным проёмам.
— Нам в двенадцатую, не забыл?
Тони не помнил, но промычал что-то утвердительное.
Они свернули в сторону соответствующей арки. За раздвигающимися дверями оказалось помещение для облачения в спецодежду. Спутник назвал его проще — раздевалкой. И здесь окнами-дверями дела обстояли неважно. Помимо, входной арки, имелся явно люк на противоположной стене. По виду — шлюзовой. С мебелью также не сложилось. Ни столов, ни кресел, ни элементарных лавок. Только зажимы вдоль стен с костюмами для работы в безатмосферных пространствах. Не скафандры, как говорил сосед, а именно костюмы БАП. Непонятно как, но Тони сразу определил, что его спутник ошибся в терминологии. По классификации, принятой в Федерации, к скафандрам относилось оборудование для защиты от воздействия внешней среды, обладающее полной изоляцией, автономным дыхательным комплексом, классом бронирования и экзоскелетом. А в костюме БАП ни бронирования, ни экзоскелета не предусматривалось. У Тони едва ли не строчки из справочника перед глазами всплыли. Хотя непонятно, из какого справочника. И что за Федерация? Почему без соответствующего прилагательного? Просто Федерация?
Подумать над источником вплывших в памяти обрывочных сведений не позволил Игги.
— Опять застыл? Простоишь — выработку не закроешь.
— А что это?
— Норма такая, в тоннах и килограммах. Не закрыл её — могут увеличить. Или еду ограничить, хотя паёк тут стандартный, брикеты, на вкус чуть лучше кожаного ремня. Одноразово. Сначала норму, значит, увеличивают, потом пайку урезают. А дальше уже предупреждения идут. Других наказаний нет. Никто, значит, в карцер не отправляет. Вроде бы, хорошо, никаких последствий. Только есть маленькая деталь: накопил пять предупреждений — отправляйся в блок 'Джи'.
— А там что?
— Знать бы... Оттуда пока ни один не вернулся. Кто-то говорит, опыты проводят на людях, другие сочиняют, что в блоке 'Джи', значит, народ на донорские органы потрошат, но, по мне, враньё голимое. Про опыты ещё ладно, но с донорскими органами — полный бред. Зачем китаёзам с доходягами возиться, если дешевле, значит, здоровые печени-почки выращивать. У них ведь клонирование не запрещено. Есть у меня мысль одна о том, что в блоке 'Джи' нашего брата утилизируют. На узкоглазых похоже. Просто и эффективно.
Посмотрев на замершего Тони, Игги в очередной раз хохотнул.
— Это лишь моё предположение. Что там творится на самом деле, неизвестно, но явно ничего хорошего. С пленными в военное время не церемонятся.
— Пленными?
— У-у, всё конкретно, значит, запущено, — прогудел спутник. — Ты и того не помнишь. Хотя, о чём я, ты же и имя своё забыл. Да и от растения недавно не отличался. Ладно, влазь в скафандр, сейчас некогда, а потом я тебе в подробностях политическую ситуацию, значит, обрисую. Если ты, значит, опять... не того...
Спрашивать о том, что собеседник подразумевает под словами 'опять не того', Тони не стал. Догадался, что имеется в виду помутнение сознания. Если он снова впадёт в состояние живого растения, разговаривать будет не о чем. И не с кем.
— В скафах не поговоришь, переговорными устройствами, значит, наши добрые хозяева их не оснастили, так что просто смотри за мной и повторяй, — подвел итог общению Игги. — Там особой науки, как я уже сказал, нет. Сразу покажу, что, значит, брать и куда, значит, бросать и катить.
Облачившись с помощью товарища в костюм БАП, Тони отправился вслед за Игги к шлюзу. Пройдя шлюзовую камеру, они попали в подземный туннель. Можно было бы сказать, штольню, но выходом на поверхность в ней и не пахло. Народ уже в значительной части отсеялся. В 'штольню' вместе с Игги и Тони отправился лишь десяток человек. Небольшая прогулка в резвом темпе привела их то ли в пещеру, то ли в зал, где стояли вагонетки. И ждала оттрудившаяся смена.
Работа действительно оказалась нехитрой. В чём-то Игги оказался прав — в стиле 'набрасывай да кати'. Неизвестный Тони механизм вгрызался в каменное чрево подземелья и вываливал на платформу кучи породы, после чего пленные сортировали руду, загружали контейнеры и катили их к приемочному пункту. Где сваливали руду в жерла автоматического приемника. Сортировка проводилось по принципу отделения крупных кусков руды от мелочи. А еще особняком грузились камни с зеленовато-серебристыми крапинками. Эту информацию сосед донёс до Тони при помощи жестов. Наглядной демонстрацией. Об остальном Тони рассказали уже после смены. Неизвестный механизм Игги назвал проходческим комбайном, добавив, что тот управляется дистанционно. А по поводу руды ничего прояснить не сумел. Что именно здесь добывалось, никто не ведал — среди пленников не было специалистов горного дела или геологов.
Как оказалось, норму выработки на текущие сутки Тони успешно закрыл. О чём свидетельствовало изменение цвета плечевого индикатора на защитном костюме с белого на зелёный. Игги пояснил, что данные о выполнении нормы поступили, помимо прочего, и на вшитый чип с персональными данными, и штрафных санкций сегодня для Тони не предвидится. Получай положенный брикет и кушай. Предупреждений тоже не будет.
Тони вообще в этот день еще очень многое узнал. Память не возвращалась, но окружающая действительность обрастала подробностями, деталями, красками. Мир словно становился ярче, невзирая на тусклость освещения. Игги поведал соседу, что помещения, в которых проживают пленные, находится на астероиде. Где точно — неизвестно. Название системы товарищ не ведал. Пленные называли место своего заключения или лагерем, или шахтой.
Судя по рассказам, люди попадали на астероид после захвата или уничтожения кораблей в разных регионах обжитого космоса. По большей части — в районах боевых действий и в секторах, граничащих с территориями Поднебесной. Доставляли пленников на астероид разными способами. Кого — в анабиозе, кого — просто перевозили в запертых трюмах грузовых кораблей, если речь шла о недалёком прыжке. Именно от пленников, не побывавших в заморозке, и разошлась информация об астероиде — отдельные проворные личности успели что-то подсмотреть в иллюминаторах. Вдобавок часть прибывших пленных получила вводный инструктаж от 'хозяев лагеря'. Непосредственно же на месте добыть какие-либо сведения, не относящиеся к норме выработке и дисциплинарным наказаниям, было очень сложно. Если не сказать — невозможно.
Лагерь функционировал практически в автономном режиме. Помещения для проживания и работы были изолированы. Кроме них пленные могли появляться в туннелях, 'штольнях' и 'раздевалке', и то по команде. Залы с настилами, где все спали, Игги называл камерами, хотя они были огромными. Тони почему-то про себя нарёк эти помещения бараками. Обитатели разных камер — бараков пересекались только в тоннелях по пути в 'раздевалки'.
Живых надзирателей, охранников, офицеров Поднебесной и обслуживающего персонала на астероиде не видели. Работу с контингентом никто не проводил. По крайней мере — лично. Управление пленными производилось другими способами. Звуковые оповещения, информационные сообщения на световом табло и дистанционное воздействие. Вживленные в тела чипы позволяли контролировать каждого.
В высокие потолки камер-бараков были вмонтированы излучатели, и любой пленник, при необходимости, идентифицировался и становился объектом воздействия. Например, для болевого шока через тот же чип. А в отдельных случаях заключенный приводился в бессознательное состояние. Именно так 'хозяева лагеря' поступали в случае нарушений дисциплины в помещениях для проживания. А запрещалось заключенным многое: громко кричать, отходить далеко от закрепленного для сна настила, за исключением посещения санузла, собираться группами, совершать резкие движения. Не говоря уже об инцидентах типа драк. Их пресекали мгновенно — сразу глушили находящихся в точке конфликта и поблизости. Валили пачками.
