А сейчас Антон точно заодно с мятежниками. И спрашивать будут именно об этом. Что меняло ситуацию в корне. Тем более, что после инъекций с конскими дозами препаратов в голове ощутимо зашумело. А внимание начало рассеиваться. До такой степени, что Ветров не сразу сообразил, что вопросы уже посыпались, а он на них что-то отвечает.
— Ваше полное имя?
— Антон Сергеевич Ветров.
— Имеете гражданство Федерации?
— Да, имею.
— Категория?
— Субгражданин — один. Получил этот статус в связи с присвоением звания сержанта, закрытием контракта и боевой награды Федерации.
— Отвечайте только о том, что спрашивают. Без дополнений.
Дополнить очень хотелось. Вопросы словно возникали в сознании из ниоткуда, растворялись, оставляя горячий след в виде острого желания откликнуться, рассказать обо всем на свете, раскрыть душу, вплоть до тайных фантазий и детских грез, рассыпаться по окружающему пространству словесными горошинами. Однако перечить голосу было нельзя, нужно подчиняться его приказам, иначе придет боль. Страшная боль. И страх перед болью перевешивал желание. Пусть и не без труда. Будто в огненную клетку поместили предмет вожделения. Руки тянутся к нему, но достать невозможно, пальцы сгорят. До костей. Или дотла.
Чудовищным усилием Антон собрал остатки воли в кулак и включил режим 'slow-motion'. Концентрация вернулась, мозги прочистились, сознание вынырнуло из вязкого тумана.
Один из технических специалистов приступил к следующему вопросу. Не задал, а именно приступил, поскольку экс машинально разогнал форсаж до такой степени, что воздух загустел. А слова допрашивающего растянулись неимоверно. Куда там Соле с ее смешными 'эстонскими' гласными. Сейчас, пока произносится одно предложение, уснуть не грех.
Антон убавил скорость восприятия. Довел его не до пограничного состояния, но близко к черте нормального течения времени. Так и форсаж дольше продержится, и слушать вопросы легче. А особенно — отвечать. На ответах Ветров бы стопроцентно спалился. Вернее — на быстроте произнесения слов. Экс с трудом представлял, какие звуки услышали бы конторские, начни он отвечать на пике форсажа. И услышали ли бы вообще. В любом случае, пропустить столь странное поведение подозреваемого невозможно. А на грани стандартного восприятия ничего необычного присутствующие заметить не должны. Оптимальный выбор, несмотря на то, что Ветрову приходилось серьезно напрягаться, чтобы замедлить речь и произносить слова медленно и внятно, не срывая на скорость триста слов в минуту.
— Звание?
— Сублейтенант.
— Место рождения?
— Планета Земля.
— Год рождения?
— Две тысячи пятый. По старому летоисчислению.
— Где проходили первичную подготовку для службы в колониальной пехоте?
— Лагерь 'Энкубьерто'.
Допрашивающий задал еще десятка полтора вопросов, из разных сфер, интересуясь то цветом волос Антона, то фамилиями его однокашников по Академии, то званием непосредственного руководителя. И без подпорок знания-понимания было ясно, что задаются контрольные вопросы, а ответы сверяются с данными из личного дела Ветрова. Проводится настройка, калибровка аппаратуры.
Затем конторские взялись за главное блюдо. Начали поочередно пытать экса на предмет того, не снюхался ли он с мятежниками на Лауре. Попутно просвечивали и другие темы. Выясняли, что Ветров видел, слышал, любопытствовали по поводу поведения других членов инспекционной бригады. Притом и вопросы были тоже разного типа. Иногда спрашивали прямо в лоб — не получал ли Антон заданий от сепаратистов, но чаще словно плели паутину из незначительных деталей, медленно подбираясь к основному. Где находился, чем питался, с кем общался, что обсуждали. И отвечать на эти коварные непрямые вопросы было гораздо сложнее. Ведь требовалось не запутаться в мелочах.
Антон справлялся. Стоял на своем. Как герой древнего фильма. Поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся, гипс. Только в данном случае было: прилетели, всех изолировали, подхватил вирус, заболел, выздоровел перед отлетом, ничего не видел, ничего не слышал. Было тяжело, но Ветров держался. Через час он устал настолько, что еле-еле фиксировал восприятие на грани форсажа. А вопросы не заканчивались. Когда экс уже почти перестал контролировать свое состояние, конторские наконец-то успокоились и отстали.
Один из техников принялся снимать с Ветрова датчики, а другие собрались возле начальника. Ветров навострил уши, подключив ресурсы знания-понимания. Что недослышит — догадается.
— Что скажете?
— Показатели в целом в норме. Реакции объекта близки к стандартным. Наблюдается небольшая заторможенность перед ответами, но в рамках допустимой погрешности.
— Заторможенность может быть воздействием нейтрализаторов или специальной гипнообработки?
— Вряд ли. Экспресс-анализ ничего не показал. Следов специальной 'химии' в организме не обнаружено. Да и в остальном... Методики выявления подготовки к допросу отработаны, картина не совпадает. Видимо, заторможенность является индивидуальной особенностью. У эксов нередко случается.
— Закладки?
— Характерных признаков не выявлено, но, сами понимаете, здесь стопроцентной гарантии дать нельзя. Иногда закладки ставятся столь качественно и глубоко, что обнаружить их можно лишь при многодневном стационарном наблюдении. Полностью исключить данный вариант мы не можем. Однако глубокие закладки, как правило, являются результатом длительной гипнообработки серьезными специалистами в соответствующих учреждениях. А подобных на Лауре нет. Ни учреждений, ни специалистов.
— Предварительные выводы?
— Вероятность вербовки данного испытуемого мятежниками нулевая, вероятность сотрудничества со спецслужбами иностранных государств — крайне низкая.
— Ясно. Отправляйте его восвояси.
— Обратно в техотсек.
— Нет, повторных тестов с ним проводить уже не будем. Пусть к остальным отвезут, в медицинский бокс.
На этой фразе Антон отпустил форсаж и позволил измученному сознанию отключиться.
Пробуждение было ужасным. Кошмарным. У Антона болело все. Ломило руки, выворачивало суставы, кололо, жгло и морозило потроха. Бедную голову словно засунули в мясорубку, прокрутили, а получившийся фарш постоянно жарили на сковороде. Не забывая переворачивать. Для того, чтобы разлепить веки, потребовалось усилие, сопоставимое с подходом тяжелоатлета к рекордному весу. И смотреть на мир тоже было... больно.
Над головой низкий белый потолок, мигающие лампочки приборов, переплетения проводов и трубок, мерное попискивание и урчание аппаратуры. Покалеченным терминатором в сознание заползла мысль — узнавание. Медицинский отсек.
Антон закрыл глаза, но это облегчения не принесло. Попытался пошевелиться. Не смог. Повторил рекордный подход и скосил взгляд вниз. Руки и ноги примотаны ремнями к креслу. Или кровати. Или лежаку, если угодно.
Что-то запиликало громче, нутро содрогнулось, и мир скрылся под темным одеялом.
Следующие дни, месяцы или эпохи Ветров провел то ли в прострации, то ли в полубреду. Черная пустота сменялась болью и беспомощностью реальности, а та тонула в пучине смутных образов и галлюцинаций. Антон 'видел' Солу, Диану, полковника Смита, Чужого, сдирающего с морды личину Себастиана Липняка, Ника Ковальски, психолога-переводчика из клиники, друзей детства, своего деда, каких-то незнакомых людей и неведомых существ. Образы кружились, что-то говорили или молчали, растворялись в воздухе и возникали вновь. Беспорядочно, бессистемно. Антон порой выныривал в чудовищно хищную явь, а потом вновь проваливался в каньоны горячечных видений или ущелья беспамятства.
Очередное возвращение в реальность оказалось симптоматичным. Боль уменьшилась. На порядок. Не ушла полностью, но стала терпимой. Состояние отдаленно напоминало похмелье средней тяжести. Суставы ломят, голова раскалывается, мутит. Разве что сушняк не мучает. Нет, от стакана воды Антон бы не отказался, но вполне мог подождать. А вот другой позыв был безотлагательным. Очень хотелось в туалет. Нестерпимо. Будто неделю его не посещал.
Поелозив по ложу, экс убедился в том, что по-прежнему ограничен в движениях пристегнутыми на руках и ногах ремнями. И обнаружил, что может справить естественные потребности, что называется, не сходя с места. Соответствующие устройства на лежаке имелись и были присоединены к пациенту. Работали автоматически. В чем Антон убедился, использовав данные средства по назначению.
Решив первоочередную задачу, Ветров приподнял голову. Аккуратно, оберегая содержимое черепушки от резких движений. И машинально перебирая образы и воспоминания, дабы убедиться в том, что последствия ввода препаратов при недавнем допросе не сказались на самоидентификации.
Негативных последствий не было. Угрозы приступа или распада личности Ветров не ощущал. Замечательно. Однако желательно избегать разных эксцессов, типа недавнего допроса. Голова-то не казенная, да и принятый код — не килограмм сладостей. Напротив, фактор риска. Неизученный. На текущий момент кардинальных проблем Антон избежал, но гарантий, что следующие приключения с вводом специальной химии не закончатся плачевно, никто не даст. Разве что господь Бог, но до него смертным, пусть и непростым, не достучаться.
И не факт, кстати, что примененные при допросе препараты не повлияли на личностное восприятие. Ветров примитивно может не замечать микроскопических изменений психики. Чуйка, конечно, помалкивала, да и запрос знания-понимания поводов для беспокойства не подкинул, но поговорку о том, кто береженого бережет, недаром придумали. Чем скорее Антон встретит 'демонов' — шэйду и инициирует код, избавившись от тяжелого ментального груза, тем лучше для здоровья. И физического, и, особенно, психического. Одного Чужого или толпу — не важно.
Экс нашел взглядом среди приборов таймер и мысленно охнул. Больше двух суток в медицинском боксе провалялся. Ничего себе! Королевский отходняк накрыл. А то и императорский. Все прошлые 'похмельные синдромы' после аппаратно-препаратных тестирований, включая 'комплексы', и рядом не валялись. Ни по полноте ощущений, ни по яркости впечатлений. Ветров связывал это не только с качеством и количеством инъекций при допросе, но и с пресловутым ментальным кодом аасхов. Без последствий его принятие пройти не могло. И наверняка негативно сказалось на организме. Что, в свою очередь, вызвало усиление отходняка от тестирования.
Убедившись, что шевеление и аккуратные повороты головы не взрывают мозг, не откликаются всплесками монструозной боли, Ветров огляделся. Бокс двухместный, но соседнее ложе не занято. Или соседа по палате раньше выпустили, или экс в одиночку тут прохлаждался. Антон склонялся к первому варианту, и знание-понимание данный вывод одобряло. Соответственно, догадки о том, что мест для размещения на корабле хватало, а содержание в ужасных условиях в техотсеке преследовало цель обработки перед тестированием, были верными. С этой мыслью Ветров и уснул. Сам не заметил, как вырубился.
В следующей раз экса разбудили. Антон проснулся, почувствовав, что его хлопают по щекам. Довольно сильно.
— Вставай, хватит Белоснежку изображать.
Экс продрал глаза. Возле его ложа стоял медик, что-то записывающий в электронный блокнот, и прежние знакомцы-конвоиры. Двое из трех. Сержант-энтузиаст и капрал-лентяй. Офицера с ними не было.
— Одевайся! — Сержант швырнул на колени Антону комок с одеждой. Форменной, без знаков различия. Куда делись обмундирование и другие шмотки Ветрова, пояснить никто не удосужился.
Датчики и трубочки уже отключили, поэтому одеваться Антону ничего не мешало. Не считая бесцеремонных взглядов конвоиров. Экс хотел было высказаться по данному поводу, ляпнуть что-нибудь в духе 'глаза не протри', 'я что, вам нравлюсь, ребята?', но сразу же задавил в себе этот позыв. Не стоит нарываться. И без того проблем — выше крыши. Конвоиры — люди подневольные, исполняют, что приказали. Просто их поведение показательно.
Субординацию забыли напрочь, ёрничают, позволяют тыкать, ведут себя развязно. Даже при доставлении в помещение для допроса уважения больше проявлялось. И тот факт, что офицера с конвоирами не было — тоже сигнал. О том, как Ветрова воспринимают флотские. Так или иначе, сотрудник Бюро, к ним всегда служивые относятся с некоторой долей предубеждения и опаски. Невзирая на текущий статус. Сегодня персонаж из БФБ под подозрением в шпионской деятельности, а завтра отмылся и сам кого угодно во вражеские агенты и предатели интересов страны запишет. Конторский есть конторский, подгадить способен в каких угодно условиях.
А сейчас ситуация другая. Ни страха, ни пиетета в сложившихся обстоятельствах Ветров не ждал, но и примитивной опаски перед сотрудником могущественной спецслужбы со стороны флотских не ощущалось. Словно занюханного штафирку из проворовавшихся складских сопровождать собираются. Что означало принятие определенных решений по членам инспекторской бригады.
Знание-понимание вновь забуксовало и подсказки давало в стиле анекдота про прогноз погоды. То ли будет, то ли нет, то ли дождик, то ли снег. В связи с чем Антон решил навести справки у конвоиров. Авось в морду за вопрос не дадут. Естественно, обращаясь к флотским, экс заведомо ставил себя в психологически проигрышное положение. И чем бы Ветров не поинтересовался, он будет выглядеть отнюдь не героически. Как и любой пленник, узник, заключенный, выступающий в роли просителя. Впрочем, наступить на горло собственной гордости — не проблема. Корчить из себя молчуна и последователя Зои Космодемьянской экс не собирался. Бессмысленная и непродуктивная затея. А поблеять жалобным тоном, опустив очи долу, не прочь. Или преданно заглядывая в глаза — в зависимости от того, что будет лучше восприниматься флотскими. Для дела не повредит. Глядишь, конвоиры, на полезные сведения расщедрятся.
Тем более, если курсы прикладной психологии не врали, в подобной обстановке от пленника будут ожидать вопросов. Неопределенность — она пугает. Каждого первого. Независимо от возраста, опыта и социального положения. Она изматывает душу, воспринимается негативнее, чем открытая или неявная угроза. Просто кто-то умеет держать лицо, не выдавая страх перед неопределенностью, а кто-то — нет.
У Ветрова особой нужды держать марку не было. Не вышел для того ни рылом, ни возрастом, ни чином. Гонор не грех и в угол загнать, чтобы информацию получить. А не расщедрятся на сведения конвоиры, не скажут ничего толкового — не беда. И без прямых ответов о многом догадаться можно. По мимике, по незначительным репликам, по реакции на вопросы. Особенно — когда грани дара применяешь. И кто заявит о том, что так нечестно — пусть ядовитой слюной подавится.
Потому, натягивая рубашку, Антон полюбопытствовал:
— Куда меня?
Соответствующим тоном. Не лебезящим, но вежливым и в меру просительным.
— Там узнаешь.
Сержант явно не намеревался обсуждать с подконвойным проблемы его перемещения.
— Где там? — не смирился Ветров.
— Не твое дело.
— Всех ваших переводят на рейдер, он сегодня стартует к Марсу, — вступил в разговор капрал.
