— Боюсь, с ней разбираться будет не с руки, — сказал Эрикссон, сделав ударение на 'ней',
— А, ваша наставница?
— Да.
'Чертова долбанутая ведьма, задрала со своими тайнами мадридского двора, чтоб ёе через пень колодой перевернуло и динитовой гранатой разнесло на ошмётки!', — мысленно приласкал черноволосую колдунью Смит, но озвучивать лестную характеристику и пожелание не стал. И не потому, что опасался реакции Солы или её ученика, а в силу давно укоренившейся привычки не разбрасываться эпитетами при общении с потенциальным неприятелем. А своим Эрикссона глава ВКУ давно не считал. Пусть майор и был прав в том, что разбираться с ведьмой Смит не желал. Ни при каких обстоятельствах. И, соответственно, препятствовать Роберту не собирался. И новый вопрос задал больше для сохранения лица.
— И почему такая срочность?
— Слышали от Ветрова о ментальном коде аасхов?
— Безусловно.
— Я согласился на вложение кода. И если останусь жив и психически здоров после процедуры, то улечу с планеты на корабле имперцев. С той же задачей, которую ранее получил Ветров.
Смит выпустил воздух сквозь зубы. Сдулся проколотым резиновым мячиком.
— Значит, Антон...
— Он не справился.
* * *
Путешествие на Ньюланд Ветров не запомнил. Совершенно. По вполне уважительной причине — ввиду угнетенного состояния личностной самоидентификации. Проще говоря, в связи с пребыванием в ауте. И ладно, если бы получилось как в дешёвой беллетристике — смежил веки в одном месте, открыл глаза в другом. Или в духе классического комедийного кино — 'поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся, гипс'. За исключением фаз падения и гипса. Все происходило иначе. Антон иногда проваливался в набившую оскомину мглу, а порой 'выныривал на поверхность'. И обратно погружался в туманное небытие. Перед глазами что-то мелькало, но, естественно, в памяти почти ничего не сохранилось. Не считая отдельных картинок, похожих на кадры, снятые под вспышкой фотоаппарата.
Более или менее в себя — самым прямым образом — экс пришёл уже на планете. Ближе к 'менее'. Его доставили в Ривердейл, направив в Риверсайдский региональный госпиталь Бюро. Там откачали, подлечили и привели в чувство. Однако Ветров не обольщался. Он балансировал на грани сохранения разума. И, случалось, его терял. Приступы участились. Началась прогрессивная дезориентация, о которой Ветрову говорила Сола. Процесс распада личности был запущен и в любой момент мог стать необратимым. Часики тикали громче и громче. Знание-понимание исчисляло отпущенный срок в сутках. От трех до двенадцати. Что звучало приговором. Ни современная медицина, ни высоколобые конторские мозгоправы шансов справится с давлением вложенного ментального кода не имели по определению. Подлатали, немного восстановили, и на том, спасибо.
И отдельная благодарность — аристократу. Он не только организовал доставку Ветрова на планету, но и грамотно составил рапорт, где положительно оценил действия экса и представленные им сведения. И проявлял энтузиазм без внешнего воздействия. Без какой-либо дополнительной гипнотической обработки. Экс элементарно находился не в том состоянии, чтобы продолжать ментальное воздействие на потомка великого древнего политика. Вероятно, хватило уже 'наведенного' внушения.
Рапорт капитана благотворно сказался на положении сублейтенанта. Он из статуса задержанного, без пяти минут подозреваемого, благополучно перекочевал в разряд ценных свидетелей. И существенных ограничений в правах не наблюдалось. Антона никто особо не охранял, его передвижениям не препятствовали, он имел возможность покидать госпиталь. Другой вопрос, что Ветрову при выходе в город предоставляли постоянное сопровождение, но оно состояло из одного человека, причем явно с медицинским образованием — практиканта или интерна. А не из наряда вооруженных конторских держиморд. И связано сопровождение было именно с заботой о сохранности здоровья сублейтенанта. Ведь вторая 'прогулка' чуть не оказалась фатальной. Едва экс покинул пределы госпиталя, голова закружилась, навалилась туманная пустота, и Ветров уразумел собственное 'Я' уже в палате. После этого Антона 'на прогулки' одного не отпускали.
А сначала обошлось без эксцессов. Предоставленным правам свободного передвижения Ветров воспользовался при первой же оказии. И, едва оклемавшись, отправился 'в город'. Формально — в банк, чтобы забрать хранящийся в ячейке подарок. Памятный клинок из хвоста свордера. А реально Ветров попробовал пошляться по улицам. В надежде на улыбку фортуны. Вдруг с шэйду столкнётся? Не столкнулся. Прогулки в сопровождении также успеха не имели. И рассчитывать на подобное впредь было бы наивно. Принимая во внимание ухудшающееся состояние Антона — крайне глупо. Впрочем, кроме данного малоперспективного с точки зрения встречи с биоискинами досуга, Ветрову ничего иного не оставалось.
Расчет на план 'Попасть на приём к генералу' не оправдался. То ли экс переоценил степень проникновения шэйду в структуры БФБ, то ли заместитель начальника Ньюландского управления не имел возможности заняться любопытным сублейтенантом по причине загруженности или отсутствия на планете, но внимание Неру Антона миновало. Законы чисел не сработали. Или были перебиты другим — более мощным — правилом. Законом подлости. Ветрова на ковёр не вызывали. И 'в гости' не приходили. Возможно, имелись и другие факторы, препятствующие встрече экса с генералом -биоискином, но о них оставалось лишь догадываться, а знание-понимание результативных подсказок не давало.
Иные 'демоны' также не торопились увидеться с Антоном. Эксом занимались исключительно люди. Бисмарк-Шёнхаузен и его руководство. Непосредственное и из секторального аппарата. В частности, начальник отдела штаб-майор Альтабелли и советник главы секторального департамента Бюро полковник Шереметьев. К штаб-майору Бисмарк-Шёнхаузен потащил Ветрова, едва того откачали. Альтабелли выслушал капитана и экса, заявил о том, что доводы, изложенные в рапорте, станут предметом проверки, и отправил Антона восвояси. В госпиталь. Без комментариев касательно будущего Ветрова. Позже Бисмарк-Шёнхаузен пояснил, что материалы по сублейтенанту Ветрову переданы на рассмотрение секторального руководства Бюро, благо в системе Ньюланда находился ряд высоких чинов.
Один из них — полковник Шереметьев — дважды вызывал экса, допрашивал, но также особого интереса к рассказу Ветрова в части, касающейся шэйду, не выказал. По завершению первого допроса, а точнее — учитывая стилистику общения — беседы, представитель секторального начальства безапелляционно заявил о том, что домыслы сублейтенанта о Чужих, демоны они, или призраки бесплотные, его мало волнуют. Бывший 'второй инквизитор' полковник Райан Смит — коллаборационист, сепаратист и мятежник, долгие годы занимавший вредительством, саботажем и прочей антигосударственной деятельностью. Не в одиночку, а в сговоре с вражескими силами — имперцами и халифатцами. А информация о якобы проникших во властные, военные и правоохранительные структуры Федерации инопланетных агентах — известный и давно протухший фейк. Авторства того же Смита. В сети периодически появляются подобные вбросы, но Бюро чаще всего просто игнорирует их. А в отдельных — особо значимых — случаях принимает меры, разыскивает 'инсайдеров' и заставляет опровергать сведения, либо, когда не удаётся найти концы, зачищает сайты и порталы.
Такова негласная позиция руководства Бюро. Данное отношение к проблеме Шереметьев полностью разделяет и сублейтенанту Ветрову аналогичное ненавязчиво рекомендует. Позиция руководства БФБ Антона не удивила, он не сомневался в том, что шэйду сумеют нейтрализовать информационные атаки полковника Смита и его людей. Ресурсы биоискинов позволяли. И верхушке Бюро удобно. Куда проще поверить в происки вражеских спецслужб, чем в инопланетное проникновение. А вот то, что высокий чин из секторального департамента даже не попытался обсудить 'сотрудничество' самого экса со Смитом, показалось необычным.
Чего скрывать, БФБ вполне могло и обвинить Антона в пособничестве мятежнику. Подобное действие, исходя из стандартной конторской логики, напрашивалось. Конечно, пояснения Ветрова уже под микроскопом изучили, самого многократно промурыжили препаратными тестированиями, вывернули едва ли не потрохами наружу, но стандартные протоколы никто не отменял. Как минимум — должны были задушевными подначками потчевать. А тут нате, никаких поползновений в сторону подозрений в сотрудничестве с мятежниками. Ни слова на данную тему. Несмотря на просматривающиеся перспективы использовать сведения о контактах с 'колабрационистом, сепаратистом и мятежником, долгие годы занимавшимся вредительством, саботажем и прочей антигосударственной деятельностью' в прикладном уголовно-правовом аспекте. И реальную возможность состряпать на их основе вполне рабочий материал. А то и дело об подрывной деятельности в БФБ, примотав к нему побывавшего в плену сублейтенанта в качестве главного фигуранта. Подобного развития событий Антон опасался больше всего. Точнее, не желал. Трудно бояться чего-то на фоне каждодневного ежеминутного риска потерять самоидентификацию и рассудок из-за давления вложенного кода. Тем более — будучи 'приговоренным' к смерти или безумию и зная отпущенный недолгий срок. Ветрова преследовал один страх — не успеть добраться до шэйду.
'Опасения' оказались напрасными. Никто из Антона лепить сепаратиста не собирался. Что поражало. Уразумев данный факт, Ветров забросил удочку, полюбопытствовал, почему его не крутят на предмет порочащих связей, на что Шереметьев отмахнулся. Мол, проверено и забыто. И если всех контактировавших на дыбу тащить, реквизита не напасёшься. Пользуясь благожелательным отношением и пришедшейся к слову темой, Антон ненавязчиво полюбопытствовал о судьбе членов Лаурской инспекционной бригады и выяснил, что ничего необратимого с ними не случилось. Грозовые тучи зацепили краем. Главу комиссии Робертса понизили в звании до подполковника, а остальные невольные слушатели ультиматума мятежного правительства отделались легким испугом — незначительными дисциплинарными взысканиями. Хотя первоначально речь велась о трибунале, государственной измене, и длительных сроках тюремного заключения. В лучшем случае — об уменьшении степени гражданства. 'Ястребы' в Сенате требовали крови. Однако со временем, после разгрома кораблей Федерации имперской флотилией, и вынужденного ухода из системы Стеллы эскадры адмирала Ванштейна, риторика высших должностных лиц поменялась. Козлами отпущения за мятеж и отделение Лауры вместо конторской инспекции стали флотские. Ванштейн и его командование.
Спрашивать отдельно о майоре Дебрианн Ветров не рискнул, чтобы не привлекать лишнего внимания к фигуре своей дамы сердца. Она, то есть фигура, наверняка и так вниманием не обделена. В любом смысле. Главное, Антон узнал — с Элизабет всё в порядке. Что не говори, догадки, подкрепленные подсказками первой грани дара авурха — неплохо, но точные сведения из достоверного источника — предпочтительнее.
Если с данным вопросом у экса срослось, и на давно волнующий вопрос был получен ответ, то с другим не получилось. Позиция о фейковости проникших во властные структуры Федерации инопланетных агентах была незыблемой. Железобетонной. Базальтово-гранитной. Ветров попробовал ненавязчиво надавить на полковника гипнотически, но без толку.
Ментальная обработка не помогла. Полковник упёрся и категорически не желал менять мнение. Да что, там ни на йоту не отступал. Ни пяди земли не сдавал. Очевидно, мнение Шереметьева было сформировано на основе слишком сильных психологических установок. Или на фундаменте непоколебимых парадигм. Во время второй встречи с полковником Ветров попытался изменить тактику и попробовал заставить 'собеседника' организовать встречу с вышестоящим начальством. Или местным руководством. В расчёте на менее зашоренное восприятие или улыбку фортуны — вдруг следующий босс окажется биоискином. И здесь не сложилось. Потуги пропали втуне. Советник главы секторального департамента был несгибаем и несдвигаем. И, сложилось ощущение, что непробиваем. Словно броня танка для болта арбалета. Не человек, а сплошная фундаментальность.
Объективности ради экс не усердствовал в ментальном воздействии. Состояние не позволяло чрезмерно напрягаться. Сил и энергии едва хватало, чтобы сохранять адекватное самосознание, потому при малейших признаках усталости экс прекращал давление на Шереметьева. И просто отвечал на вопросы полковника.
Вопросы чаще всего касались действий Ветрова при бегстве из лагеря военнопленных. Повторная встреча с высоким чином из секторального руководства Бюро была посвящена исключительно данной теме. Экс охотно рассказывал историю побега в собственной интерпретации. По обыкновению, замалчивая отдельные подробности, типа использования экстраординарных способностей, и привирая там, где нужно. Изобличения во лжи Антон не допускал. Не рассматривал в качестве реального варианта. Основная канва — правдива, а что касается деталей, их не проверить. И если его не стали пропускать через допросную мясорубку, чтобы отсечь подозрения в сотрудничестве с мятежниками, то и в данной части пытать не будут.
Пытать не стали. Ни на дыбе, ни тестированиями. А ситуация в целом приняла неожиданный оборот. В один из своих визитов в госпиталь Бисмарк-Шёнхаузен поинтересовался:
— Помнишь, что я тебе говорил на первом допросе?
— Часть позабыл, наверное, с головой у меня сейчас не очень, но отдельные фразы припоминаю. А что конкретно?
— Моя шутливая реплика о твоём награждении оказалась пророческой, — усмехнулся капитан.
— Про второй Боевой Крест на шею?
— Скорее про медаль Сената.
— Ничего себе... — протянул Ветров. Больше для того, чтобы поддержать разговор. — И не верится...
— А зря. По дипломатическим каналам пришло подтверждение побега из лагеря на Втором. Сопряженное с захватом и угоном балкера. Твоя информация полностью подтвердилась. Кроме того, на спутнике произошло восстание, часть оборудование поломана. Детали неизвестны, но добыча руды там парализована. Отсюда наши аналитики сделали выводы о нанесении противнику существенного экономического вреда. С учётом данных обстоятельств полковник Шереметьев подал рапорт о присвоении сублейтенанту Ветрову очередного звания и награждением медалью Сената. Рапорт подписан, решение о награждении принято. Потому поздравляю, скоро станешь лейтенантом и Полным Гражданином.
— Ничего себе, — повторно изобразил удивление Антон. Продемонстрировать восторг не хватило сил. И желания. Даже то, что с награждением медалью Сената присваивалось Полное гражданство Федерации со всеми вытекающими преференциями и благами его оставило равнодушным. Некогда это являлось пределом мечтаний экса, но сейчас положительных эмоций почти не добавило. Когда игра вырывается на Гамлетовский уровень — быть или не быть? — умиляться мелочам, типа блестящих висюлек и компенсационных выплат, глупо. И нелепо.
— Что-то особой радости не наблюдаю, — заметил отсутствие положительных эмоций от собеседника Бисмарк-Шёнхаузен. — Думаешь, почему к Герою Федерации не представили?
