Когда конвоиры определили Ветрова на один из лежаков и, заблокировав замок удались, Антон посидел несколько минут, а затем изучил свое временное пристанище. Каюта сильно напоминала пустующий изолятор. Или помещение для содержания штрафников. Ниша санузла не имела дверей, но перекрывалась раздвижной тонкой пластиковой перегородкой. Кроме того, аналогичная перегородка имелась отдельно в самом блоке 'отправления естественных надобностей'. Деталь, порадовавшая Ветрова. Склонностью к эксгибиционизму он не страдал, а то, что арестованный и далее будет 'томиться' в одиночестве — далеко не факт. Методичек контрразведки Антон не изучал, но конторские аналоги предполагали появление соседей по камере. Так называемых 'наседок', 'подсадных уток', 'засланных казачков'. Методика, известная с древнейших времен.
Помещение в одну камеру с подопечным агента с целью разговорить, вытянуть сведения практиковалось еще в стародавние эпохи — задолго до рождения экса. И modus operandi правоохранителей с тех времен не сильно поменялся. Разве что ныне агентов подсаживали не с целью вытащить из подозреваемого информацию — для этого имелись специальные средства, включая комплексное тестирование, а скорее для того, чтобы раскачать психику интересующего арестанта, изучить реакции. Потому Ветров не исключал появления 'соседа', пусть и не сразу. Вероятно, и не скоро. Ведь заключенный, не забываем, должен потомиться в одиночестве, переварить слова допрашивающих, попереживать. Иначе терялся смысл пикировки Ричардсона с истинным арийцем. Более того, сценарий завершающей фазы допроса становился никчемной профанацией, а модус операнди сотрудников спецслужб превращался в никому не нужную клоунскую постановку. Во что верить Антон категорически отказывался. И ждал соседей не раньше следующих суток.
Вода в блоке отсутствовала в принципе, зато имелся волновой душ с ионизатором. И, вообще, несмотря на тесноту, в изоляторе было относительно комфортно. С учётом одиночного размещения. Через четверть часа принесли обед. Что дало повод Ветрову в очередной раз восхититься сотрудниками спецслужб, прикомандированными к суперкрейсеру. Военное положение, экса задержали в неоднозначной, подозрительной ситуации, а тут такое скрупулезное соблюдение прав арестованного. Размещение, питание, медицинское обслуживание — на высоком уровне. На грани гостиничного сервиса. Шутка, естественно, но не без доли истины. Культурные времена, эпоха победившего гуманизма.
А далее с культурой стало хуже. Началась свистопляска. Карусель вызовов и допросов. Правда, в своих предположениях относительно появления в изоляторе 'наседок' Антон ошибся. Никого к нему не подселили, но и без того экс хлебнул лиха. Полным ковшом. Ветрова доставляли в кабинет к Ричардсону еще трижды. И если вторая встреча больше напоминала собеседовании или облегченную версию первого допроса, то следующие были из разряда жестких процедур. А при четвертом рандеву Ветрова угостили полноценным 'комплексом'. Причем попотчевали чем-то убойным, куда более сильнодействующим и болезненным, чем пользовались при проверках офицеры-кураторы в Академии. Под завершение процедуры разум застило тёмной пеленой, ментальный код, показалось, расплескался по извилинам, и Антон потерял сознание. А когда очнулся, очень долго не мог понять, кто он и где находится. Как позже выяснилось — в медицинском отсеке.
Более того, Ветров сразу не сумел восстановить самоидентификацию. Персональные данные эксу сообщили врачи, но помогло это слабо. Несколько суток Антон провел в полной прострации; знал имя, звание, статус, но мало что понимал. И собственное 'я' толком не осознавал. Спасли, по традиции, образы. Зацепившись за один, Ветров размотал в памяти цепочку, начал перебирать их и, наконец, вынырнул из пучины личностной дезориентации. И уразумел, что повторения подобной экзекуции не перенесет. Пятый вызов, в случае очередного интенсивного допроса, реально станет последним. Сознание не выдержит давления вложенного кода, и Ветров повторит судьбу предшественников. Двинется рассудком.
И понял, что придётся идти на крайние, а скорее — запредельные, меры: то ли пытаться в одиночку перебить экипаж суперкрейсера, то ли пытаться бежать с корабля. Пусть подобные действия фактически самоубийственны, находятся на грани безумия. Вернее — за гранью. В случае контрабордажа пиратского рейдера огромную роль сыграл фактор внезапности. И удачи — чего скрывать. Да и подготовлен был тогда Антон неплохо, включая импульсник, гранаты и защитный костюм вооруженность. А сейчас из оружия — руки и голый зад. Или почти голый. Естественно, экстраординарных способностей авурха Ветрова никто не лишал, но на них одних рассчитывать глупо и самонадеянно.
Вдобавок новейший суперкресер и устаревшая модель рейдера 'немного' отличались по технико-тактическим характеристикам, начиная с оснащенности спецоборудованием и заканчивая численностью и подготовкой экипажа. Сбеги экс — его тупо с помощью сканеров и детекторов засекут и пристрелят из ручного оружия. Или оглушат парализатором. Вероятно, Антон сумел бы добраться до шаттла или катера, но дальше вариантов — нуль. На челноке от боевого корабля не удрать. Безусловно, суперкрейсер неповоротлив, не блещет маневренностью, пока наберет скорость, часы пройдут, но ему и гнаться за беглецом не требуется. Ударит из туннельных орудий, и до свидания. Разнесёт катер на атомы. В том, что решение об уничтожении любого 'удравшего' вспомогательного транспортного средства, способного совершить посадку на планете, будет принято, экс не сомневался. А снова сбегать на спаскапсуле было бессмысленно. Подберут.
Попытка захвата корабля представлялась затеей еще менее перспективной. Ветров и придумать толком для выполнения подобной задачи ничего не сумел. Какие-то намётки плана, не более. А точнее — ошмётки. Сбежать из-под ареста и спрятаться на корабле также не выглядело реализуемой затеей. Техническое оснащение суперкрейсера и многочисленный экипаж позволяли организовать грамотные поиски. И в их эффективность легко верилось. В отличие от шансов Ветрова на успешную игру в корабельные прятки.
Единственным относительно вменяемым вариантом являлась мысль взять заложника, и путем угроз добиться. Или комбинированный. Взять пленника и спрятаться. Или с помощью заложника попробовать взять под контроль рубку. Тоже не блестящие идеи, но иного выхода Антон не видел. Действия за гранью безумия, но именно оно и ждет экса в ближайшем будущем, когда давление превысит возможности сопротивление разума. Вернее, не безумие, при нем предполагается какое-то осознание собственного 'я', а полный распад личности. В точном соответствии с поговоркой: 'Куда ни кинь...'.
На роль заложника активно напрашивались господа допрашивающие. Майор Ричардсон или капитан Бисмарк-Шёнхаузен. Помимо того, что они мучили Ветрова препаратными и комплексными тестированиями, и эксу было бы приятно оказать сухарю-педанту и красавчику-арийцу ответную любезность, до них легко добраться. Сами нарываются. Практически на блюдечке себя преподносят. Едва ли не кричат: 'Схватите нас скорее!'. Каждый день с Антоном встречаются, и не по одному разу. Без бронескафов, защитных костюмов и прочих усиленных мер предосторожности. Если не считать таковыми постоянное конвоирование Ветрова двумя-тремя вооруженными флотскими, что, кстати, лишь облегчало авурху задачу по захвату майора или капитана. Оружие под рукой. Легче отобрать, чем искать. И наглядная демонстрация ствола переговорщику или жертве гораздо понятнее неоднозначных намёков на неведомые сверхспособности. Попробуй еще докажи, что умеешь на организмы людей воздействовать, сжигая сердца и сосуды отнюдь не глаголом, а импактом. Не поверят, материалисты проклятые. Пока одного — двух показательно не умертвишь, что чревато ненужным расходом силы и энергии.
Удобно. И потенциальные заложники, и оружие под рукой. Веский довод в пользу захвата допрашивающих. Любого другого важного офицера корабля, не говоря о командовании, пленить гораздо сложнее. Вторая мысль, склонявшая Антона к простому решению выбрать в качестве жертв Ричардсона с Бисмарком-Шёнхаузеном, заключалась в том, что они отлично подходили на роль заложников по статусу. Майор контрразведки и капитан БФБ явно далеко не последние люди на суперкрейсере. Полные граждане, чрезвычайно ценные кадры. Не адмиралы, естественно, но и не заурядные флотские. Наверное, командир корабля или старпом поважнее будут, но, возвращаясь к первому доводу, их поди-ка достань. Так что, занудный педант и блондинистый атлет являлись идеальными кандидатами в заложники. Или по одному, или оба сразу.
На раннем этапе планирования захвата, Ветров подумывал господ офицеров парочкой взять, если желаете, оптом, но потом от данной затеи отказался. Не окончательно — решил вариант с двойным пленением оставить в качестве запасного. Одновременно двух сотрудников спецслужб контролировать тяжеловато будет. Не безропотные гражданские штафирки, наверняка приличную подготовку прошли, способны коленца выкидывать. Риски, и без того огромные, вырастали при таком раскладе до запредельных. А мизерные шансы выжить, напротив, падали до уровня полной безнадёги. В связи с чем Антон склонялся к мысли захватить одного из офицеров. А второго ликвидировать. Или обезвредить.
Наиболее перспективным пленником экс видел истинного арийца. Конечно, майор старше по званию и, вероятно, по должности, но капитан — носитель громкой фамилии, несомненно, аристократ. А древность рода, связи, наследственность и прочие незримые атрибуты статуса в Федерации учитывались отдельной строкой. И порой ценились выше чинов и званий. Не намного, но ощутимо. А чаще чины, должности и звания со временем подтягивались к статусу личности. Истинные прелести классической демократии. Потому по совокупности признаков конторский красавчик смотрелся для Антона более предпочтительно в качестве заложника, чем контрразведчик. Интуиция и опыт говорили, что за гибель отпрыска герцогской фамилии высокородная семейка Бисмарк-Шёнхаузен командование суперкрейсера с потрохами сожрёт. С одеждой и... фекалиями. А потом выплюнет и опять скушает. Невзирая на войну и другие смягчающие обстоятельства. И командование, соответственно, очень бережно отнесется к угрозе жизни его блондинисто-арийского сиятельства. Или его светлости. Или кто он там по формам титулования и надлежащему обращению.
Ветров и предварительный порядок действий продумал: кого первым бить, как сочетать форсаж с импактом и электроударом, кого пытать, куда бежать, и прочее. И когда за эксом пришли, он был готов к 'резким движениям'. Однако не случилось. Едва входная створка изолятора отъехала в сторону, исчезнув в углублениях переборки, и к Антону явилась традиционная тройка конвоиров, он вынужден был срочно пересматривать планы. Неожиданно для себя самого.
Одним из конвоиров, по обыкновению, был уже знакомый флотский лейтенант, совмещающий функции охранные функции с работой техника. Он единственный зашел помещение изолятора, причем на этот раз явился не в скафе, а в стандартном флотском комбинезоне. Антон данный факт не удивлял — полностью экипировались в броню рядовые сопровождающие. Они остались в коридоре.
— Подъём! — скомандовал лейтенант. И 'приветствие' ничем не отличалось от сложившегося порядка. Ни на йоту, ни на букву. Технику, видимо, и лексикон лень менять было. Процедура, набившая оскомину. А вот когда Ветров кивнул, начал вставать с лежака и взглянул на техника и машинально его просканировал, экса, словно током ударило. Или молнией. Шаровой.
Эмоциональный фон лейтенанта играл совершенно новыми красками и оттенками. И выглядел по-иному. Ветров и прежде умел определить, находится ли кто-то в пределах пары десятков метров, вне зависимости от количества переборок между ним и 'объектом', и считывать психологическое состояние человека: боится, разгневан, спокоен или взволнован, настроен негативно или позитивно. А также мог грубо оценить интенсивность эмоций: сильная, слабая, умеренная. Не в цифрах и не в шкалах, терминологически процесс и не описать, но наиболее близким было определение 'картинки'. Про себя Антон называл картинки параметрами. И воспринимались указанные параметры и состояния именно как данные. Мертвые показания радара. Антон их просто 'видел', 'улавливал'. И воздействовать на чужую ментально-эмоциональную сферу умел плохо, применяя лишь элементы внушения. Через грань, активирующую 'скрыт'. Использовал редко. Например, на рейдере в минуты, когда старался убедить соратников сбежать от кораблей Федерации. Ветров давно полагал, что эта сторона дара авурха неким образом связана с гипнотическими способностями. К талантам, бьющим по психике, отчасти можно было отнести импакт, но он влиял на неё опосредовано, в виде последствий вмешательства в физическую составляющую организма.
А сейчас экс почувствовал, что настройки сканирования стали точнее. Он мог не только считать психологическое состояние 'объекта' в целом, но и уловить нюансы. От острых желаний до невнятных сомнений. И, главное, 'картинка' радара ожила. Параметры и состояния, характеризующие эмоции лейтенанта, будто включили обратную связь. В надежде на отклик. Обрели интерактивный характер. И Ветров осознал, что может вмешаться в ментально-эмоциональную сферу объекта. Способен внушить некие парадигмы и скорректировать мотивационные составляющие. Не очень тонко, не на микроскопическом уровне, но и не чрезмерно грубо. И не очень сильно. Не молотом по стеклянной посуде. Спичка в пластилиновом брикете — ближайшая ассоциация. Её подкинуло знание-понимание, которое экс задействовал, едва ощутив новый 'функционал' внутреннего радара.
Не откладывая дело в долгий ящик, Антон решил опробовать новый талант. На нечто серьезное замахиваться не стал, начал с мелочи. Сконцентрировался и попытался транслировать лейтенанту желание почесать бровь. Благо, что тот без бронескафа. Сразу не сложилось, техник ко лбу не прикасаться не желал. Категорически. И руками практически не шевелил. Лишь подбадривал экса негромкими 'посулами'. Не исправило положение и активирование форсажа. Начальник конвоиров игнорировал внушение. Ничего не получалось, но Ветров не отступал, старался давить с разных сторон, полагался на интуицию и двигался туда, где получал отклик. И упорство не осталось без награды. Уже на выходе из изолятора лейтенант принялся ожесточенно тереть левую бровь. И Антон прекратил внушение, но продолжил осваивать новый талант. И весь недолгий путь до кабинета, где обычно проводились допросы, экс интенсивно тренировался. Стараясь заставить бедного конвоира, то лапать нос, то чихать, то чесать макушку. С разной степенью успеха. Лейтенант мгновенно хватал нос и царапал макушку, едва Ветров 'формировал' такое задание. А чихал, и тёр брови не очень охотно, будто через силу. С задержкой.
Очевидно, эффективность внушения зависела, помимо мощности 'сигнала', от особенностей объекта. И не только от волевых и мотивационных. При таком элементарном воздействии реакция зависела и от примитивных рефлексов объекта. Проще говоря, чесание темени и носа входило в привычки лейтенанта, а прикосновение к бровям являлось несвойственным движением. Нехарактерным для моторики рук. Потому и тормозилось. Что подтвердило знание-понимание.
