Разобрать что-то в шуме боя было сложно — стреляли и впереди, и позади, и с флангов. Правда, слева было практически тихо и мирно — оттуда кто-то лишь изредка подавал признаки жизни короткими очередями. Периодически в общий фон перестрелки вклинивались взрывы гранат, после чего хотелось поковыряться в ушах и вытащить из них несуществующую вату. Но Антону удалось-таки вычислить, что огонь по нему ведется уже из двух точек — сладкая парочка мятежников разделилась. Как и следовало ожидать, берут в клещи. Определить точное месторасположение сепаратистов представлялось задачей нереальной — для этого надо высунуться и осмотреться, что равносильно самоубийству. А Ветров в камикадзе не рвался. Но угадать при помощи слуха примерное направление, откуда стреляет один из мятежников — тот, что с пулеметом, — Антон был в состоянии. Все же выстрелы на звук отличаются — пулемет и погромче и... побасовитее автомата.
Пулеметчик явно на прежнем месте остался — рокот с поляны доносится. Поливает и поливает, почти без остановки. Словно у него боезапас бесконечный, и перезаряжаться не нужно. Впрочем, в угаре и общем грохоте Антон мог и не заметить, что пулеметчик делал паузу для перезарядки. В любом случае — знатно садит, длинными очередями, с другими стволами не перепутаешь.
А вот где автоматчик притаился, собака, вопрос... Разве что с левого фланга обходит. Почему-то чудилось, что именно оттуда грозит опасность. Когда Антон поворачивал голову влево, холодком сжимало потроха. Интуиция проснулась, что ли? Или, проще говоря, чуйка? Как у Ланге... Надо будет потом спросить у капрала, что он ощущает, когда его 'барометр' работает. Вряд ли ответит, но не побьет ведь. Тем более что Ветров не просто из любопытства, а для дела.
Экс решил поверить интуиции. Собравшись с духом и дождавшись, когда рокот пулемета с поляны станет слышен особенно отчетливо, выдернул чеку и швырнул гранату на звук.
Граната еще не сорвалась с руки, а Ветрова словно током ударило — ведь рядом с мятежником могут оказаться и свои парни из разведзвода. Поэтому одновременно с броском Антон громко заорал:
— Берегись!
Почему-то по-русски.
Но Ветров даже не сообразил, что кричит на непонятном для подавляющего большинства современников языке. Точнее — для любого жителя двадцать восьмого века, за исключением специалистов-лингвистов. Но об этом в тот момент... не думалось. За две секунды полета гранаты Антон успел помолиться богам (чтобы своих не зацепило), усомниться в том, что вообще бросает гранату в сторону мятежников (а вдруг — наши?) и сам себя укорить за идиотские бредни (откуда рядом с сепаратистами разведчикам взяться, были бы наши поблизости — давно пулеметчика пристрелили или на нож взяли). А потом громыхнуло так, что лязгнули зубы и посыпались с деревьев листья с ветками. А разные бредни с сомнениями из черепушки вышибло. Напрочь. Вместе с прочими мыслями. Единственное, на что хватило соображалки Ветрова — метнуть вторую гранату влево, в том направлении, откуда 'холодком' по потрохам тянуло.
Второй взрыв основательно встряхнул почву и выбил остатки соображения. Голова опустела. И наступила тишина. Антон помотал башкой, словно пытаясь вернуть мысли на место. И ощущение реальности — тоже. Встал на четвереньки и едва не поднялся в полный рост, но проснулся инстинкт выживания, и экс плюхнулся обратно на землю. Похлопал себя по ушам...
Сработало.
Мысли стали постепенно возвращаться, а вслед за ними 'прорезались' и звуки. По большей части — те же самые. Выстрелы, крики, редкие взрывы и прочее музыкальное сопровождение. Но в звуковой гамме кое-что все же поменялось — крики раздавались гораздо ближе, явственнее и... громче. До того, как метнуть гранаты Ветров их почти не различал из-за выстрелов, а тут такой ор стоит, что митинг напоминает. Или прения в сенате времен расцвета демократии. Или ощущение близости криков — следствие того, что Антона взрывами сначала оглушило, а потом отпустило... и теперь любой вопль по ушам и нервам бьет?
Ветров прислушался. Нет, раньше этого ора не было. В пределах четкой слышимости, по крайней мере. А сейчас — каждый звук выделяется на общем фоне. Вот человек долго и протяжно воет: 'У-у-у'. А вот ругается — частью на лингво, но в основном — на неизвестном эксу языке. А теперь снова выть принялся. И надо признать, красиво поет.
Увлекшись 'концертом' одинокого исполнителя, Ветров не сразу сообразил, что по ложбинке больше никто не стреляет. А сообразив — обрадовался. Значит, гранатами зацепил. Или напугал — минимум. Нет, скорее зацепил — воют-то не по детски. Да и ругаются, ясен пень, не из любви к искусству. Одного — точно зацепил. И, кстати, холодком по нутру не тянет, когда влево поворачиваешься. Тоже — симптом. Может, и второго накрыло. Хотя рвануло так, что Антон чудом из башмаков не выпрыгнул — тут любую чуйку может вырубить.
Для страховки пошевелив куст у 'баобаба' и не дождавшись выстрелов, Ветров выглянул из укрытия.
Выли и ругались с поляны. Но смотреть особо было не на что. Учитывая силу взрыва, экс подспудно представлял себе страшноватую картинку: поваленные деревья, оторванные конечности, кровищу. Все же динитовые С-20 — это вам не пакет с помидорами. Но реальность оказалась не столь живописной. К счастью.
Ни поваленных деревьев, ни оторванных рук-ног. Взрыхленная почва, валяющийся на краю поляны пулемет и катающаяся по земле фигура. Ничего выдающегося. Если не считать воя и отборной ругани.
Ветров машинально приложил к плечу автомат, навел прицел на катающегося человека и... опустил оружие. Опасности мятежник уже не представлял, а добивать...бр-р... простите. Пусть с ним Мак разбирается. И потом, может, 'язык' понадобится. Да и жалко — эдакого мастера разговорного жанра в расход пускать. Коленца выдает — позавидуешь. И это лишь то, что Антон понимал. Самые красочные обороты наверняка остаются... интершумом.
Невольная улыбка скользнула по губам. Один из ребят культурным оказался, неинтеллигентные люди подобные перлы не осилят.
Пока Антон предавался рефлексии и размышлял об интеллигентности раненого мятежника, бой затих. Изредка звучали одиночные выстрелы, а затем и они прекратились. Замолчал и сепаратист — он теперь лишь вяло шевелился. Но нервное напряжение еще до конца не отпустило. Поэтому, услышав слева невнятный шум, экс едва не подпрыгнул и дернул стволом в сторону ближайших кустов. Сепаратист?! Тот самый, что обходил? Но холодком не тянет, интуиция молчит.
— Антон, спокойно, свои, — донесся из-за кустов голос Ланге.
— Фу-у... — Ветров облегченно выдохнул и опустил автомат — из зарослей вышли капрал и Ковальски. Ланге был собран и подтянут, а Ник казался помятым и взъерошенным.
— Вы чего подкрадываетесь? Я чуть очередь не выпустил, думал — подползают гады, кранты.
— Осматривались, — пояснил Ланге. — А потом он, — капрал кивнул на Ковальски, — о корень споткнулся, чуть носом землю не вспахал.
— Ничего я не вспахал, оступился просто, голова кружится.
Ланге проигнорировал оправдания Ника.
— Антон, у тебя все в порядке, не зацепило?
— Нет. А что с нашими?
— Трейси убили, и Петрова сильно осколками посекло, а остальные, в норме.
Антон кивнул. Наверное, надо было что-то сказать, спросить, выразить сожаление, но не получилось.
— А ты молодец, одного в ноль завалил, и второго из строя капитально вывел. Не ожидал. Гранатами?
Антон снова кивнул. Он испытывал смешанные чувства. Похвала капрала была приятна, но мысль о погибших печалила. Да еще добавлялось странное ощущение от того, что он впервые убил человека, пусть и мятежника. И вроде радоваться должен, что выжил, вышел целым и невредимым из первого настоящего боя, а не получалось. Какое-то опустошение наваливалось.
— Ник, пока с Антоном побудь, я пройдусь, гляну, что к чему.
Ланге исчез в зарослях, а Ветров уселся на траву. Ковальски примостился рядом.
— Парней жалко, — Ник вздохнул. — Ну, ничего, наши за них поквитались. Рихард сказал, что семерых партизан завалили. А если твоего считать — то восемь. Двое раненых, остальные разбежались.
Антон промолчал.
— А ты силен. Двух партизан накрыл, — продолжил Ковальски. — А я вот даже пострелять не успел. Мак прибежал, приказал залечь. Только лег — взрывы, пальба. Потом рядом как громыхнет, думал, финиш, приплыли тапочки к дивану... Когда очухался, уже бой закончился. И Ланге меня нашел...
Ник прервался, посмотрел на переставшего шевелиться мятежника и поинтересовался:
— А этот окочурился, что ли?
Ветров пожал плечами. Ему было все равно.
Ковальски потер шею, поковырял пальцем в ухе и пожаловался:
— До сих звенит.
А потом не в строчку добавил:
— Вот думаю, не поторопились ли мы с колониальной пехотой? Может, надо было в абордажники записываться?..
ГЛАВА 8
Незатейливая конструкция внешне была точь-в-точь обыкновенный металлоискатель. Стандартная модель, их устанавливают на входе во многих государственных учреждениях уже на протяжении столетий. Говорят еще до Смуты и Первой Федеральной подобные аппараты существовали. И хотя их функциональное назначение давно расширилось (промышленные образцы могли обнаружить не только металлические предметы, но и отдельные виды пластика, в том числе взрывчатку, а также некоторые опасные химические соединения), название осталось прежним — металлоискатель. И этот образец ничем на первый взгляд не отличался от своих аналогов. Если не разобрать, то не поймешь.
Смит удовлетворенно хекнул. Он пару раз продефилировал мимо 'металлоискателя', аккуратно осмотрел — на ходу, стараясь не привлекать внимания — и не нашел в конструкции ничего, что способно выдать измененный функционал. Молодцы ребята из лаборатории, постарались на совесть. Не подкопаться. А ведь под видом обычного металлоискателя таится 'ренгеноскоп'. Вернее, два в одном. Помимо обнаружения оружия и взрывчатки, данный аппарат должен был иметь и 'диагностическое' назначение — 'просвечивать' человека посредством каких-то лучей с неудобоваримыми названиям и выявлять аномалии. Полковник слабо разбирался в терминологии, но суть понимал. И надеялся на эффективность работы прибора. На то, что задумка не провалится.
Кстати, продавить идею оказалось очень легко. Стоило Смиту на совещании с участием членов Директората намекнуть на желательность дополнительно установить металлоискатели в разных частях здания, мол, это может снизить риски и увеличить шансы на поимку неведомых 'диверсантов', как согласие сразу было получено. И отданы соответствующие распоряжения. Буквально в тот же день закипела работа по оснащению металлоискателями помещений центрального офиса. Остальное было делом техники. И в прямом, и в переносном смыслах. Замаскировать многофункциональные аппараты и подсунуть их в число других, предназначенных для установки.
Раньше металлоискателями были оборудованы лишь три официальных входа в центральный офис. Однако в последние дни во исполнение решения руководства Бюро детекторами оснастили едва ли не каждое крыло здания. Правда, в основном, нормальными металлоискателями. Совмещенные приборы были установлены только неподалеку от аппаратной сектора наблюдения, на седьмом этаже перед малым конференц-залом и... на парковке. Так распорядился слепой случай. Ведь полковник старался сохранить строжайшую конфиденциальность, поэтому отдел внутреннего контроля не вмешивался в процедуру размещения 'металлоискателей'. Просто три аппарата с ренгеноскопами тихой сапой донесли к остальным на склад. А потом Радулеску проследил, где их установили, и дал команду техникам подключить аппараты и синхронизировать работы рентгеноскопов с камерами наблюдения и обеспечить отправку данных на коммуникаторы. Естественно — свой и полковника. Опять же — втихую.
Вообще, кроме Тадеуша и троих умельцев из лаборатории ОВК, Смит никого в свой план не посвятил. Даже собственное начальство, от непосредственного до членов Директората. Второй инквизитор боялся, что 'наверху' где-нибудь 'протечет', и пиши пропало. И без того сохранить коварный замысел втайне от вероятного противника — задача чрезвычайно трудная, а дай генералам Бюро полный расклад — она превратится в абсолютно невыполнимую. И тогда мероприятие практически со стопроцентной вероятностью утратит смысл. Соответственно, Смит, в лучших традициях жанра, использовал руководство 'втемную', ловко сыграв на недавно приобретенных фобиях высокого начальства.
Теперь оставалось лишь ждать собирать данные и... верить. В то, что 'демоны' не всемогущи. И не всезнающи.
А прибор внушает некоторые надежды. Выглядит — не подкопаешься. В данный экземпляр, установленный перед малым конференц-залом, лабораторные умельцы зачем-то еще впихнули дистанционный энцефалограф — об этом Смиту сообщил Радулеску. Мол, есть у них некая идея... Второй инквизитор возражать не стал, но сильно сомневался, что из такой добавки выйдет толк. Ребята из лаборатории отдела были отменными исполнителями, а вот их идеи, как говорится, оставляли желать. При отсутствии конкретного технического задания и ограничения полета мысли, обычно 'светлые головы' придумывали либо нечто невыполнимо глобальное, либо совершенно завиральное.
Ну, авось...может, сейчас что-то путное получится. Полковник еще раз окинул взглядом 'металлоискатель' и направился к лестнице. Натянув на лицо маску озабоченности, типа, вспомнил нечто срочное и важное. На тот случай, если за ним ведется постоянное наблюдение. Смит был убежден, что за ним следят. И не только камеры и детекторы службы наблюдения, установленные в коридоре, но и неизвестные пока противники. Следят и анализируют каждый его шаг, каждую реплику, каждую гримасу.
Покинув холл, где располагался малый конференц-зал, полковник вызвал по коммуникатору Радулеску и приказал:
— Через десять минут.
Общение по телефону или комму они теперь минимизировали. Как правило — лишь назначалось время встречи. А место обговаривали заранее, стараясь постоянно выбирать новое. К своему огорчению, полковник оказался прав, когда посулил совещания в туалетах — его грустное предсказание исполнилось. Однажды Смиту уже довелось принимать доклад капитана в ватерклозете в складском секторе на седьмом подземном уровне. И судя по всему, не за горами следующее подобное рандеву. А что прикажете делать, если нет уверенности в надежности собственного кабинета? Смит был почему-то уверен, что его кабинет противником прослушивается и просматривается в обязательном порядке. Наряду с кабинетом Радулеску. Или сканируется — ведь неизвестно, как 'демоны' сведения получают. Объективными данными это обстоятельство, вроде бы, не подтверждалось. Единственный неоспоримый факт, свидетельствующий об утечке информации — гибель Юнга после разговора с полковником. И утечка вполне могла произойти не из кабинета, кто, например, поручится, что разговор не перехватили, вообще, откуда-нибудь с Луны. Однако полковник предпочитал перестраховываться и перестал принимать Радулеску в своем кабинете. Несмотря на запоры, сканеры, глушилки и детекторы.
