Данные о предупреждениях заносились в личные дела заключенных. К первому предупреждению полагалась инъекция, усиливающая болевые ощущения при парализации. А бонусом шла дополнительная виртуальная метка на вживленном чипе, свидетельствующая о том, что носитель склонен к нарушениям дисциплины.
Со злостными смутьянами в лагере особо не церемонились. Пятое предупреждение автоматически влекло перевод в блок 'Джи'. Учитывая тот факт, что никто не отменял правил по части предупреждений за невыполнение нормы, то штрафными санкциями отдельные пленники обрастали быстро.
В экстренных случаях особо одаренных и отличившихся переводили и раньше, не дожидаясь пятого прокола. Хотя на поверку пресловутый блок 'Джи' оказался отнюдь не цехом по производству донорских органов. И не лабораторией для испытаний на людях секретных препаратов. И не отделением утилизации строптивых пленников. Авторы и рассказчики страшных лагерных баек и близко не знали правды. На самом же деле в блоке 'Джи' заключенных, получивших пять предупреждений, 'замораживали'. В лучших имперских традициях эффективности и экономичности.
На спутнике со времён функционирования рудника сохранилась законсервированная гибернационная установка. Прежде с её помощью погружали в длительный сон шахтёров, получивших серьёзные травмы. С началом войны, когда был организован лагерь, возник вопрос о том, что делать со смутьянами, бузотёрами и прочими злостными нарушителями дисциплины. Не говоря уже о бунтовщиках и саботажниках. Казнить всех подряд представлялось вариантом спорным, поскольку принципы гуманизма расцвели и в Поднебесной. И, несмотря на войну, международных конвенций никто не отменял. К тому же блицкриг не состоялся, и чиновники Третьего департамента вполне обоснованно предполагали, что после завершения активной фазы конфликта будет налажен обмен пленными. А при организации обмена факты физического уничтожения солдат Федерации в лагерях Понебесной непременно бы всплыли. Порождая некрасивую дипломатическую ситуацию. А имперское руководство крайне не любило некрасивые ситуации, в связи с чем могло посчитать ликвидацию пленников неправильным решением и показательно покарать виновных.
Ушлые ребята из Третьего департамента расклад понимали и изобретательно выкрутились. Прислали на спутник директиву о расконсервации гибернационной установки и дисциплинарное уложение о пяти предупреждениях. Вместе с ячейками для хранения замороженных тел. А в состав дежурных смен стали включать медиков с базовыми знаниями о крионике. Понятно, что о хороших специалиста и речи не было, но любые промашки с гибернацией на спутнике чиновников не касались. Проблема исполнителей, и точка.
Получилось дешево и сердито. Пленные добывали руду, по мере накопления, примерно раз в месяц ее забирал грузовой корабль. Стоимость содержания заключенных практически покрывалась выгодой от добычи. При этом наиболее активные дезорганизующие элементы из системы изымались. Бунтари, дебоширы, больные, лентяи. Подобные личности выявлялись, штрафовались и с накоплением предупреждений отправлялись в блок 'Джи'. Где благополучно помещались в криосон. До лучших времён. А как там их потом будут размораживать и реанимировать — вопрос десятый.
И система работала, пока не случился... Ветров. Он и до блока 'Джи' не добрался. Когда Антон вырвался из осмотрового бокса, а затем непостижимым образом перебил первую — тревожную — группу, в пункте управления не оказалось человека, способного на принятие решений. Сами дежурные называли ее комнатой слежения. Руководитель дежурной смены и сержант-безопасник погибли, а скомандовавший об объявлении тревоги Юн отправился на разведку и не вернулся. И на связь не выходил.
Привыкшие к почти полной автоматизации процесса управления пленниками дежурные запаниковали. Вдобавок они не имели возможности отследить, что происходит в помещениях и коридорах лагеря. Электроудар экса не подвёл — сигналы с датчиков и камер терялись. А расширение 'слепого пятна' в направлении комнаты слежения напугало дежурных до икоты. Учитывая, что вместе с Антоном в осмотровый бокс после потасовки с Карлом и его подручными угодило пятнадцать заключенных, а еще три десятка там загорали из соседних бараков, контролёры ждали ораву озлобленных пленных. Озлобленных и раздобывших где-то неведомое электронное оружие. А когда оставшаяся в комнате слежения парочка поняла, что 'бунтовщики' вскрывают заблокированные двери, ужас достиг невероятных высот. И не удивительно, что Ветрова встретили столь гостеприимно — лапами в потолок. И языки развязали. Напарник Бао лингво знал плохо, потому отдувался за двоих старший контролёр. А с гаджетами, имеющими программы-переводчики, в лагере дело обстояло неважно. Мягко говоря. Никаких устройств, типа планшетов, ноутбуков, смартфонов или, тем более, продвинутых девайсов, вроде наручных коммуникаторов или очков — компьютеров на спутнике не было. Подобные гаджеты просто изымались до отправки. Имелся лишь центральный электронный мозг (ЦЭМ) с кастрированным искусственным интеллектом и дублирующий компьютер в блоке безопасников.
Очевидно, один из электроударов что-то повредил в электронных схемах главного процессора, так как программа-переводчик, запущенная по требованию Ветрова старшим контролёром, работала с перебоями. То зависая, то скатываясь на другие языки. Потому пришлось довольствоваться допросом именно Бао. Он до самого последнего момента не мог поверить, что Ветров заявился в комнату слежения один, а не является частью передового отряда бунтовщиков. Даже то, что экс лично отвёл их в пустой отсек и запер там, не убедило старшего контролёра в обратном. Антон это по выражению лица видел.
К сожалению, Бао знал не очень много. Часть вопросов не нашла ответов. А читать по новомандарински Ветров пока не научился. Из информированного начальства остался лишь Юн. Он же Вобумингай. Бао божился, что безопасник владеет лингво в совершенстве. Лучше старшего контролёра — точно. А ведь как здорово недоумение изображал и вобумингайкал. Натурально, искренне, подлинно. Великий артист пропадает — на зависть примам знаменитых театров.
Вследствие отката от парализации, стресса, накопившейся усталость жутко хотелось прилечь. Не спать, глаза не слипались, просто полежать, отдохнуть, возможно, подремать, но потребность получения дополнительной информации заставляла Антона держаться на ногах. Благо еще диагност какие-то стимуляторы вколол, а то Ветров еле ноги волочил.
Эта же потребность погнала экса из медицинского бокса в технический отсек, где был заперт Вобумингай. Посмотреть, как он там. Не очухался ли? Не готов ли побеседовать?
Когда Бао с напарником под присмотром Ветрова оттаскивали в пустой техотсек долговязого безопасника, тот был еще без сознания. То ли Антон удар не рассчитал и слишком сильно приложил проводника рукоятью импульсника, то ли затылок у Вобумингая оказался не очень крепким. Гарантий, что азиат уже пришел в себя, не было, потому экс зашел в пищеблок и прихватил с собой бутыль с водой. В качестве средства для возвращения сознания. Ветров с удовольствием взял бы какой-нибудь инъектор со стимулятором, но надписи на новомандарине вводили в смущение; а бегать за Бао для перевода или тащить из медотсека увесистый диагност не было желания. Лень. И требования безопасности. Антон сейчас уязвим и похож отнюдь не на многорукого Шиву. Напротив, есть поврежденные конечности — левый локоть в фиксирующей повязке. Одновременно импульсник и диагност не удержишь.
Бутылку Антон сунул в карман, а оружие пока за пояс пристроил, но диагност в данной конфигурации переноски предметов явно бы мешал. Его за пояс не заткнешь, и в карман не определишь. В непострадавшей руке тащить надо. А случись что, на пол бросать? С риском разбить ценный прибор. Диагносты ведь не железные, вон, один разлетелся на куски от удара о защитную маску 'биолога'. Как выяснилось позже, медика дежурной смены. Маска, конечно, прочная, но и диагност развалился на детали. Так что, лучше обойтись без современных методов приведения в чувства, а действовать по старинке — водичкой. Или по щекам надавать. Или в комплексе.
Поскольку запирание Вобумигая не сопровождалось связыванием, перед дверями техотсека Ветров остановился и прислушался. К окружающему и к себе. На всякий пожарный. Чтобы проверить, не очнулся ли долговязый азиат. А то мало ли, вдруг пришёл в себя и активно рвется на свободу.
Тишина. По всем направлениям. Никто не буянит, ногами по дверям не лупит, если позволено так выразиться, 'посторонних' звуков изнутри не доносится. Ведь попытайся Вобумингай выбраться, то экс шум уловил бы. Несмотря на хорошую изоляцию помещений. А тихо выбраться из техотсека не получится: электронный замок Антон повредил, двери же заблокировал по старинке — примотав ручку к распределительному стояку на стене армированным проводом. Очень прочным — проверено лично.
Чуйка помалкивала. Запрос знания-понимания показал, что первая грань дара оценивает опасность захода в техотсек как минимальную. Решив, что долговязый азиат еще не очнулся, Ветров развязал провод, отодвинул створки дверей и заглянул внутрь. Осторожно. Интуиция интуицией, таланты авурха талантами авурха, но поговорку про бережёного забывать не стоило. Кроме того, экс предварительно вытащил импульсник из-за пояса. Конечно, и без оружия Антон далеко не беззащитный субъект, может и в лоб дать, и импактом угостить, но со стволом в руке чувствуешь себе увереннее. И лишняя страховка не повредит.
Не повредила. Беглый осмотр помещения показал, что чрезмерно полагаться на собственные необычные таланты не стоило. И то, что бутылка с водой для восстановительных процедур не пригодится. Равно как и другие методы приведения в сознание. Вобумингай не валялся на полу, уже очнулся. Правда, агрессии не проявлял. Вёл себя исключительно миролюбиво, разве что руки к потолку не тянул, по примеру бравых контролёров. Сидел тихонечко в уголочке и пялился на Антона.
— Очухался? — задал риторический вопрос Антон и просочился внутрь. Задал, естественно, на лингво.
Вобумингай пошевелил губами и начал что-то произносить на новомандарине, но Ветров не дал продолжить фразу.
— И не нужно изображать непонимание. Я в курсе, что ты лингво не хуже родного владеешь. Так что не трудись, господин джунвэй.
Азиат поперхнулся и проглотил остаток реплики. А когда открыл рот вновь, то заговорил на официальном языке Федерации.
— Голова сильно болит.
— Извини, дорогой, так получилось. Потерпи, попозже диагност принесу. Если будешь хорошо себя вести. А пока держи! — Ветров вытряхнул из кармана бутылку и катнул в сторону Вобумингая. Пришлось извернуться, но получилось проделать фокус при помощи одной — здоровой — рукой, в которой экс держал импульсник. И вращательных движений корпуса.
Азиат открыл бутылку и жадно присосался к горлышку. Выпив почти половину, оторвался и выдохнул:
— Фуу... стало легче. Обо мне контролёры рассказали?
— Они! Исповедовались, как святому отцу. А на что ты рассчитывал? Что молчать будут?
— Нет, конечно. Я допускал, что они расскажут всё, о чём им известно. У меня нет иллюзий по поводу персонала.
Бао не соврал. Лейтенант общался на лингво свободно, и акцент практически не ощущался.
— Правильное допущение. Кстати, а почему не попытался вырваться отсюда? Ты высокий, фигура спортивная, руки длинные, подготовку, наверное, определенную имеешь, приёмы разные хитрые знаешь. Притаился бы за дверью и навалился на меня из-за угла.
— Я не самоубийца.
— Поясни!
— Тактика зачистки помещений схожа у штурмовых групп разных стран и армий. Оружие и гранаты у тебя были. Дальше пояснять?
— Не нужно. Скажи тогда, а почему во время... — Антон помялся, подыскивая подходящий термин, — моего сопровождения не напал? Безусловно, я настороже был, но шансы имелись. Я ведь тебя как техника воспринимал, не знал, что ты из Третьего департамента.
Вобумингай покачал головой. Осторожно, словно боялся расплескать содержимое. Видомо, по затылку ему здорово досталось.
— Видел, как ты действуешь.
— В смысле?
— Я был в комнате слежения, в режиме реального времени наблюдал за тем, как ты расправился с тройкой сержанта. И запись немного прокрутил. Что произошло в осмотровом боксе, я не видел, фиксирующие приборы прекратили функционирование после того, как там начала работать медицинская группа Лина. И этого хватило, чтобы осознать — нормальный человек с подобной скоростью действовать не способен. Сделать выводы было нетрудно. С профессиональным бойцом я бы имел какие-то шансы на успех, но сходиться врукопашную с генетически модифицированным военным бессмысленно. Ты ведь модификант?
Версия Юна эксу понравилась. На нее можно было списать многие сверхъестественные таланты Антона. В частности, скорость движения в форсаже. Объяснять последствия электроудара сложнее, но и там не грех что-нибудь наплести. Например, насочинять про наличие образца экспериментального оружия. Впрочем, объясняться перед Вобумннгаем или кем-то ещё из лагерной администрации, Ветров не собирался. Перетопчутся. Просто психологически легче, если тебя воспринимают как опасного, необычного, странного, но всё же человека, а не считают неведомым чудом-юдом. Комфортнее. Удобнее. Пусть тебе с собеседником предстоит отнюдь не чаи распивать и погоду обсуждать. А, напротив, нужно из него информацию выдаивать. Или даже выбивать.
Да и в случае оставления Вобумингая и Бао с напарником в живых (а как с ними поступить Антон ещё не решил), версия безопасника в части странных способностей захватившего лагерь пленника представлялась очень привлекательной. Комфортной и для совести, и для госпожи паранойи. Ликвидировать пару контролёров Ветров точно не желал. И без того умертвил немало — впору личное кладбище строить. С десятками могил, а то и аллеями. Да и душегубствовать без повода было... противно. Одно дело в драке, в запале, когда за жизнь сражаешься, и выбора особого нет, а другое — осознанно, хладнокровно. Маньячеством попахивает. Да и необходимости в убийствах больше нет. Разве что Вобумингай упрётся рогом и доведёт. До белого каления.
И паранойя не в обиде. Перебил пленник большинство персонала, двигался сверхбыстро, силу проявил неимоверную — так на то он и модификант. А кто экс на самом деле — поди разберись потом. Так что версия Юна для Ветрова была приятна. Дополнительный комфорт обеспечивал тот факт, что и доказывать ничего не надо. Безопасник сам всё додумал
Потому 'догадку' Юна Ветров подтвердил с удовольствием.
— Модификант. Программа Бюро.
— Её же закрыли, если не ошибаюсь, — аккуратно поинтересовался Вобумингай.
— Программа закрыли, люди остались. А почему врукопашную? Импульсника не нашлось?
— У меня при себе имелся только парализатор. А применять его против человека, облаченного в костюм биологической защиты, бесполезно.
— Неужели лейтенанту Третьего департамента, фактическому начальнику лагеря импульсник не положен?
— Положен, но лежит в личном боксе. По протоколам безопасности в комнате слежения серьезного оружия быть не должно. Исключение — парализатор. Я комнату слежения и покинул в связи с тем, что требовалось вооружиться.
