Кроме тренировки, по дороге в кабинет Антон скоропалительно корректировал планы. В связи открытием очередной грани дара авурха. Или скачком старой на следующую ступеньку силы, разницу экс до сих пор не улавливал. Вероятно, на ментальном прогрессе его как авурха сказались стресс и давление кода, но у Ветрова не было времени анализировать причины возникновения нового таланта. Антон отказался от идеи немедленного захвата заложников, оставив ее на крайний случай. Экс лихорадочно продумывал варианты и, выбрал один — лежащий на поверхности. Напрашивающийся. Решил попробовать 'загипнотизировать' одного из своих мучителей, принудив его отказаться от немедленного допроса. А дальше видно будет.
Судя по действиям конвоиров, сценарий экзекуции не отличался от прежних процедур. Лейтенант с двумя флотскими привели Антона в кабинет. Майор Ричардсон и истинный ариец уже находились на местах. Едва увидев капитана, Ветров принялся сканировать его, выявляя в ментально-психологической сфере реперные точки и уязвимые зоны. Пригодные для воздействия. А, нащупав отклик, стал обрабатывать блондинистого красавчика посредством новоприобретенного таланта. Для начала попробовал вызвать у аристократа симпатию и подсознательное доверие к задержанному сублейтенанту Ветрову.
Пока Антон занимался гипнотическими экзерсисами, рядовые усадили его на 'прокрустово ложе'. Техник собрался подключать датчики, а майор уже зашевелился в кресле, готовясь выдать обычную вступительную речь, но экс поломал традиционный порядок. И спросил у контрразведчика:
— Разрешите обратиться?
— Разрешаю.
— Вы неоднократно говорили, что я по отдельному ходатайству имею право ознакомиться с перечнем вводимых мне препаратов, правильно?
— Да, имеете.
— Тогда я желаю ознакомиться с перечнем.
— Вы можете с ним ознакомиться после допроса, — сухо произнёс Ричардсон.
— Я уже четырежды допрашивался. И трижды мне делали какие-то инъекции, потому я ходатайствую об ознакомлении с перечнем введенных препаратов. Ходатайствую после допросов. Иначе буду вынужден под протокол заявить о грубейшем нарушении своих прав, предусмотренных Уголовным уложением Федерации и Харлемской конвенцией.
Окажись на месте педанта Ричардсона какой-то менее зацикленный на процессуальных нормах офицер, он наплевал бы на заявления и жалобы подозреваемого. Пропустил бы мимо ушей. Или приказал конвоирам тумаков Ветрову отвесить. Для профилактики. Дабы не возникал на пустом месте с нелепыми ходатайствами. А с майором номер прошел.
— Хорошо, ходатайство удовлетворено. Перечень будет сейчас представлен. — Майор поколдовал над панелью, раскрыл голографический экран и развернул его к Ветрову. — Видно?
— Да.
— Читайте.
Антон и даром не нужен был список препаратов, который ему вводили. Обнаружит экс там пару знакомых названий, и что толку? Нет, ходатайство являлось формальным поводом потянуть время, которого не хватило для составления реального плана по пути на экзекуцию. И оно сейчас требовалось Ветрову. Подумать и определиться с дальнейшими действиями. И для того, чтобы посильнее гипнотически обработать капитана — давление на него экс не прекращал ни на мгновение. А пялился на экран для проформы. И создания видимости чтения.
Через десять минут, когда майор начал выказывать признаки нетерпения, а наметки плана сформировались, экс сказал:
— Я почти закончил. Есть один вопрос...
— Спрашивайте, — буркнул Ричардсон.
— Не к вам. Господин капитан, разрешите переговорить?
Контрразведчик промолчал, а Бисмарк-Шёнхаузен кивнул.
— Слушаю.
— Нужно наедине, — попросил Ветров, продолжая давить на эмоции капитана. Помимо доверия и симпатии, стараясь пробудить у объекта интерес к беседе тет-а-тет с 'коллегой'.
— Что за новости? — возмутился контрразведчик.
— Простите, нужно.
— Для чего?
— Мне требуется сообщить капитану конфиденциальную информацию...
— Не требуется, — перебил Антона майор и завел свою набившую оскомину разъяснительную шарманку. — На основании пункта два статьи тридцать девять Уголовного уложения Федерации свидания наедине и конфиденциально предоставляются задержанному лишь с его защитником. А в связи с тем, что допрос подозреваемого производится с учетом требований примечания к статье сто сорок один Уголовного уложения Федерации и пункта четырнадцать Харлемской конвенции без участия адвоката, конфиденциальные свидания не предусмотрены. Кроме того, уведомляю, что любую информацию задержанный может изложить лицам, наделенным соответствующими процессуальными правами и обладающим достаточными допусками. И я, и лейтенант Бауэр подпадаем под данную категорию, поэтому нет препятствий для изложения указанной информации в ходе допроса.
От тягомотного выступления Ричардсона у экса едва скулы не свело, но он не думал сдаваться.
— Это сугубо служебные сведения, представляющие интерес исключительно для сотрудников БФБ, — закинул удочку Антон. Он не смотрел на контрразведчика, сконцентрировавшись на представителе древней герцогской династии. И напрягал новоприобретенную грань дара, насколько возможно. — Дело не касается круга вопросов, связанных с моим пленением, пребыванием в лагере на Втором и побега. А также не имеет какого-либо военного значения. Мне необходимо сообщить капитану конфиденциальную служебную информацию, не более.
— А что мешает вам изложить конфиденциальную служебную информацию после допроса? — спросил майор.
— Я очень плохо переношу многократные препаратные тестирования. Индивидуальная особенность организма. Вы сами видели, что я уже терял сознание.
— У многих допрашиваемых наблюдается подобная реакция на комплексное тестирование. Не беспокойтесь, на борту имеются соответствующие средства, вам окажут необходимую медицинскую помощь для восстановления.
— Разрешите не согласиться. Очередного введения мне 'химии', я просто не переживу. Погибну. Или с ума сойду.
— С чего вы взяли?
— Чувствую. Вы изучали мое досье, в курсе, что я — интуит, правильно? Моё здоровье подорвано, и я точно знаю: еще одного препаратного допроса, если он будет осуществлен в ближайшую декаду, не переживу. Мне требуется значительное время для восстановления.
Данный довод Антон подумывал высказать и раньше — до открытия новой грани дара, но понимал его бесполезность. Никто, даже педант Ричардсон, не будут озабочены рисками утраты разумности какого-то задержанного сублейтенанта. Не велика птица. Особенно с учётом военного положения и обстоятельств задержания. А возникновение способности влиять на эмоционально-психологическую сферу человека меняло расклад. И при чутком отношении к арестанту капитана данная карта могла сыграть. Не сама по себе, а вкупе... с прочими условиями.
— Ваше мнение понятно. Опасения я не считаю обоснованными и существенными, — резюмировал Ричардсон.
На сухаря-педанта Антон и не рассчитывал. Он, вообще, на контрразведчика не давил, сконцентрировавшись исключительно на блондинистом потомке 'Железного канцлера'. Не распылялся. Учитывая заметные невооруженным глазом 'теплые' отношения между капитаном и майором, мягкая лапа внушения должна обрабатывать благодатную почву. Плюсом накладывалось неизбежное соперничество конкурирующих спецслужб. Бисмарк-Шёнхаузен элементарно не мог пройти мимо возможности щёлкнуть Ричардсона по носу.
Тактика оказалась успешной.
— Я не возражаю, — заявил аристократ.
— Против чего? — спросил майор.
— Против того, чтобы пообщаться.
— После допроса — сколько угодно, — фыркнул контрразведчик.
— Исключительно перед, — возразил Бисмарк-Шёнхаузен. — А, вероятно, и вместо.
— Как?
— Вместо допроса, — пояснил герцогский отпрыск.
— Что вы себе позволяете, капитан?! Здесь я определяю порядок производства следственно-оперативного мероприятия. И соблюдение процедурных вопросов также закреплено за мной.
— Харальд, не надо нервничать и шуметь, — усмехнулся капитан.
Антон мысленно отметил, что Ричардсон совершенно не шумел. Незначительно повысил голос, а скорее — стал говорить резче и суше. И не заметно, что особо нервничал, но капитан наверняка лучше знал свого визави.
— Никто не нервничает, — подтвердил мнение Ветрова майор.
Бисмарк-Шёнхаузен поднял руки вверх, 'признавая правоту' контрразведчика.
— Не буду спорить. Харальд, ты ведь сам меня в протокол внёс, хотя я мог негласно участвовать. И теперь обязан учитывать мои замечания.
— Допустим.
— А я склонен согласиться с задержанным. Если он утверждает, что очередное введение препаратов причинит непоправимый вред его здоровью, следует прислушаться. Задержанный — интуит.
— Это не делает его слова истинными. Вероятность ложного заявления нельзя исключать.
— Нельзя, — кивнул Бисмарк-Шёнхаузен. — Однако пока в искажении информации Ветров не уличен. Ни при допросе, ни специальными методами. Пусть история у задержанного почти фантастическая, но она пока не опровергнута. Нет оснований считать её лживой.
— Вероятно, он может добросовестно заблуждаться относительно обстоятельств содержания в плену и побега, находясь под внешним воздействием. Либо будучи подготовленным к препаратным тестированиям.
— Это также лишь домыслы.
— До поры. При подтверждении домыслы станут фактами.
— Пускай. На сегодняшний день факт в том, что показания Ветрова должны приниматься в качестве правдивых. Значит, нет оснований полагать ложными или провокационными его иные заявления. В том числе — о вероятной гибели. Или оставлять их без внимания. А главное, введем мы сейчас препараты, допросим, а задержанный скончается... Кто ответственность понесёт?
— Не надо задавать риторических вопросов.
— Правильно, участники процессуального действия, — проигнорировал реплику майора аристократ. Оплатив контрразведчику той же монетой. Прежде контрразведчик пропускал мимо ушей язвительные перлы капитана. — И я в числе прочих. Чего мне не хочется. Потому я категорически возражаю против немедленного допроса сублейтенанта Ветрова. И требую предварительной конфиденциальной беседы с ним.
Ричардсон поиграл желваками, подумал и капитулировал.
— Дополнительный допрос откладывается на неопределенный срок. Можете беседовать, — выплюнул разрешение контрразведчик. Он встал с кресла, махнул рукой лейтенанту и вышел из кабинета. Следом удалились конвоиры, оставив задержанного наедине с капитаном. Антон про себя отметил, что он, очевидно, ошибся с принадлежностью помещения. Оно не было кабинетом майора Ричардсона, как Ветров считал ранее, а скорее выполняло функции общей допросной и использовалось прикомандированными сотрудниками разных спецслужб. Отметил мимолётно — голова была занята другим.
Пока представители братских ведомств препирались, Антон, уверенный 'в победе' аристократа, соображал, о чём говорить в 'конфиденциальной беседе' капитану. Какую легенду озвучить. Дабы он не просто выслушал экса, а принял. Поверил. Иными словами, скушал. И не поперхнулся. Соображал Ветров, не отвлекаясь от процесса постоянной обработки отпрыска древнего рода. Что само по себе являлось трудоёмким. А вдобавок нужно было подобрать нормальный вариант легенды. Сыграть тонко, пройтись по острию. С одной стороны, не пережать, а с другой — подать удобоваримое блюдо. Не аппетитное, но съедобное.
В какой-то момент у Ветрова возникла идея сочинить фальшивку, например, о предательстве некоего высокого чина из Бюро и вывалить её капитану, но, по здравому размышлению, экс данную затею отверг. Откровенная ложь чревата разоблачением. Во-первых, легко сразу на деталях спалиться. А во-вторых, враньё выплывет наружу со временем. При любых раскладах. Даже если сейчас Антон сумеет 'убедить' аристократа в правдивости озвученной фальшивки, позже обман вскроется. Когда экса не будет рядом с капитаном, внушение ослабнет, либо коллеги арийца заподозрят его в неадекватном восприятии действительности и примут надлежащие меры для вразумления. В виде обследования на предмет гипнообработки. И тогда выяснится, кто на конторского арийца ментально давил, ведь экс едва приступил к освоению новой грани дара авурха и не умел затирать следы воздействия. И почему-то не сомневался, что при тщательной проверке специалистами следы будут обнаружены. И Бюро сильно заинтересуется одним из заурядных сотрудников управления дознания. Чего Антон не желал. Кто знает, как судьба дальше сложится. При всей отчаянности собственного положения, экс надеялся побарахтаться. Не просто выжить, но и потом... пожить. В своё удовольствие. В связи с чем возможный интерес спецслужб к персоне сублейтенанта Ветрова представлялся фактором сугубо негативным.
При такой ситуации легче рассказывать правду. Или что-то к ней приближенное. Антон и поступил согласно данному принципу. И едва за Ричардсоном и конвоирами закрылись створки дверей, экс попросил выключить запись и вывалил на аристократа свежесостряпанную легенду, в которой большая часть правдивой информации была приправлена соусом откровенного сочинительства.
Стержневым элементом рассказа были сведения о шэйду. О проникновении биоискинов в различные органы структур Федерации и их влиянии на политическую жизнь государства. Естественно, экс ни словом не обмолвился о своей миссии, вложенном ментальном коде и талантах авурха, дабы не выставлять собственную персону на передний план. И не привлекать лишнего к ней внимания со стороны компетентных органов. Личностью Антона и без того интересовались чрезмерно. Не хватало еще примерять шкурку подопытного кролика. Что непременно случится, узнай сотрудники Бюро или их коллеги из контрразведки об экстраординарных способностях сублейтенанта Ветрова.
Потому к указанным темам, связанным с 'персональным', экс старался близко не подбираться. Напирая на информацию именно о биоискинах. И здесь не скромничал, сведения не зажимал, развернулся по полной программе. Вывалил почти все, что вспомнил. Развёрнуто и подробно. В основном — то, что узнал от полковника Смита. Поведал о расследовании, связанном с эпидемией сердечных приступов среди сотрудников БФБ, о финансировании инопланетными эмиссарами сепаратистских движений и дальнейшей переориентации на постепенный захват государственных структур, озвучил версию о том, что за началом текущей войны стоят именно шэйду. Выдавая собственные догадки за инсайдерскую информацию, полученную в системе Стеллы. По версии Ветрова, он, прибыв в составе инспекторской бригады на Лауру, воспользовался давним знакомством с полковником Смитом, втёрся к тому в доверие и сумел добыть важные сведения. В том числе — под грифом 'совершенно секретно'. Не узнал из рассказов полковника, а именно добыл. Фактически выкрал. На собственной шпионской роли экс акцентировался специально, дабы его не заподозрили в связях с сепаратистами. Или в чем похуже. И тогда не восприимчивовость к 'химии' не спасет — Ветрова просто допрашивать на суперкрейсере больше не станут. Тупо арестуют и отправят куда подальше — для спецрасследования. И потом — под трибунал. А так — поди докажи, что Антон с мятежниками снюхался, если его препаратные допросы 'разговорить' не способны.
