— Что? Нет, я не буду!... — запротестовала она.
— Джинни! — перебил я. — Ты хоть понимаешь, как это больно — видеть сомнение на твоем лице? Я не хочу, чтобы между нами встала хоть какая-то недосказанность. Твои друзья, родные, да и просто знакомые — вряд ли хоть кто-то так просто примет наши отношения. Любая мало-мальски сомнительная ситуация будет трактоваться явно не в мою пользу. И рано или поздно ты все равно начнешь сомневаться. Или хотя бы расстраиваться. Я хочу избежать этого. Пожалуйста. Наложи Веритас. — Я потянулся к карману за палочкой. Джин перехватила мое запястье и покачала головой.
— Ладно, — шепнула она, вытаскивая свою, и, даже не отстранившись от меня, направила кончик палочки мне в сердце. — Веритас, — шепнула девушка. Я сглотнул. Ощущение было... слабее, чем в прошлый раз. Намного слабее. Теперь я вряд ли бы стал сравнивать это с чувством, будто в сердце впиваются железные крючья — скорее, мне казалось, что его стиснули мягкие, но неумолимо плотные тиски. По-прежнему ощущалась невозможность солгать — да даже подумать об этом было немыслимо! Вздохнув, я облизнул губы.
— Спрашивай, — выдавил я, ощущая, как враз похолодели ладони.
— Ты... То, что ты сказал сейчас, правда? — спросила она. Я вздохнул. Чем менее точна формулировка, тем больше лазеек она оставляет. Мало ли что я сейчас говорил... Не то, чтобы это было важно лично для меня на этот момент — но мне не хотелось, чтобы впоследствии она снова начала сомневаться во мне, подумав о моих словах.
— Да, — выдохнул я, и помотал головой, когда она собиралась прервать действие заклятия. — Спроси прямо. Не нужно... лазеек. Не оставляй двусмысленности, — несмотря на более мягкие ощущения, силы изменяли мне. Джинни заколебалась, и меня начало охватывать отчаяние. Сколько я еще продержусь? — Джин, пожалуйста! — почти взмолился я. Она вздрогнула и кивнула.
— Ты любишь меня? — спросила девушка прямо.
— Да! — выпалил я. От облегчения я готов был рыдать (хотя, конечно, это было бы, по меньшей мере, глупо). — Мерлин, да! Я люблю тебя, Джинни...
— Фините Инкантатем, — так же тихо закончила она, опустив палочку и убрав ее обратно в карман. — Боже, Драко, прости меня!— выдохнула она, обвив руками мою шею и прильнув ко мне всем телом. Я обнял ее, на сей раз уже обеими руками, прижал к себе, уткнувшись лицом в ее волосы... Несмотря на некоторое головокружение, я и близко не чувствовал того, что было в прошлый раз после заклятия — никакой тошноты, лихорадки, полубредового состояния... Да, я ощущал легкую слабость в ногах, и у меня немного шумело в ушах от усиленного тока крови, но все неприятные ощущения тем и ограничивались.
— Тебя-то за что прощать? — спросил я, и кашлянул, надеясь избавиться от хрипотцы в голосе. Джинни мигом отодвинулась, снова достав палочку, призвала стакан с ближайшего столика, наполнила его водой с помощью "Агументи" и поднесла к моим губам. Я улыбнулся, и, не разжимая сомкнутых вокруг нее рук, покорно выпил предложенную воду, не отрывая взгляда от ее глаз. Когда стакан опустел, девушка поставила его на подоконник и отодвинула в угол, к окну. Убрав палочку, она снова обвила меня руками за шею.
— За то, что сомневалась, — ответила она на мой предыдущий вопрос. — Что тебе пришлось настаивать на Веритасе...
— Да, не бери в голову, — легкомысленно фыркнул я, слегка поморщившись. — Я знаю свою репутацию. Можешь мне поверить, я даже участвовал в ее создании, — добавил я. Джин хихикнула.
— И все-таки, почему Блейз так отреагировала? — спросила она, посерьезнев. — Мне казалось, что уж она-то должна знать, что ты чувствуешь... Она ведь тебя понимает.
— Ну, вообще-то я до недавнего времени и сам так думал, — вздохнул я. — Оказывается, не совсем.
— Странно, — пожала плечами Джинни.
— Да, — согласился я. — Наверное.
Говорить о Блейз не хотелось. Мысли о ее поведении снова всколыхнули обиду. Я ради нее чуть ли не в лепешку расшибался — Я, Малфой, который в принципе ни для кого, кроме себя, такого не делал! Ну, может, еще для родителей... Все равно! Я подставился по Веритас из собственной палочки — и подставился бы дважды, реши Поттер тоже меня проверить, — а она...
— А что сказала Грейнд... То есть, Гермиона? — спросил я, чтобы отвлечься. Джинни вздохнула.
— Ну, она отреагировала лучше, чем можно было ожидать, — мягко сказала она. — Я, правда, не вдавалась в подробности, но, думаю, она что-то все равно заподозрила. В общем, я сказала ей, что мы встречаемся. Она спросила, уверена ли я в том, что ты не используешь меня... Ну в смысле, что ты не хочешь просто поразвлечься и бросить меня. В общем, все ее вопросы были вполне предсказуемы. Чего я не ожидала, так это того, что она сказала, что я в любом случае могу на нее рассчитывать. Что она поддержит меня, даже если у нас не сложится, и... — Джин не стала заканчивать, но это было и не нужно. Я кивнул, с легким оттенком зависти в душе.
— Да, вы, гриффиндорцы, умеете дружить по-настоящему, правда? — сказал я. Джинни хмыкнула, и погладила меня по щеке.
— Гермиона умный человек, и потом, ей тоже выпала не самая легкая любовная доля. Мой братец — не сахар... — заметила она.
— Так она все-таки влюблена в него? Я думал, они расстались? — заметил я. Джинни покачала головой.
— Гермиона сердилась на Рона за то, что он вытворял в этом году. Даже пыталась заигрывать с другими парнями, но... — она поморщилась, — из этого ничего не вышло. А потом, после того, как вернулся Сириус, и выяснилось, что Рон сыграл немаловажную роль во всеобщем спасении, она оттаяла. Да нет, ей не так уж не повезло, он тоже любит ее. Просто характер у Рона тот еще, и он... Ну, как бы это сказать... Не слишком романтичен.
— Да уж, вспомнить только Хэллоуинский маскарад... — пробормотал я.
— И не только, — кивнула Джинни. — Нам с Гарри приходилось время от времени напоминать ему делать что-нибудь этакое, но он искренне не понимал, зачем это нужно. Например, зачем дарить цветы, и всякое такое...
— Да уж, есть люди, которым это просто не дано, — заметил я, изо всех сил заталкивая вглубь сознания с дюжину ехидных комментариев, по привычке родившихся у меня в голове. Что-то подсказывало мне, что насмехаться над ее братом — не лучший способ общаться с любимой девушкой. Джинни, впрочем, оставила мое замечание без ответа. Видимо, разговор на эту тему ей был не слишком приятен, так что я не стал настаивать.
Пару минут мы помолчали — я выцепил прядку ее волос и играл с ней, пропуская между пальцами, и старался не думать о том, что так и не услышал ни слова о ее ответных чувствах в ответ на свое признание. Хотя, с другой стороны, все, что нужно, было уже сказано вчера в Выручай-комнате. Она не была уверена, что это любовь, и, наверное, просто не хотела давать мне напрасную надежду. "Если так, солнышко мое рыжее, ты просто не знаешь, на кого напала", — подумал я. — "Куда ты теперь от меня денешься... И я не я, если не добьюсь, в конце концов, чтобы и ты меня полюбила..." Джинни, положив голову мне на плечо, молча поглядывала на меня искоса, насколько позволяла ее поза, и улыбалась каким-то своим мыслям. Из этого задумчивого состояния нас вывел далекий бой часов.
— Полночь, — прошептала Джинни.
— Рождество, — добавил я, и мы удивленно уставились друг на друга. В самом деле — в суматохе прошлого дня, примирений и любовных приключений, мы как-то упустили из виду, что сегодня Рождество. Сам не знаю, как и почему я вспомнил об этом сейчас. Джин улыбнулась — какой-то чистой, искренней улыбкой, от которой у меня вдруг стало легко и спокойно на душе. Наклонившись, я нежно поцеловал ее.
Тем временем, кажется, бой часов напомнил о Рождестве не только нам. Блейз с Гермионой тоже, казалось, очнулись, вспомнив про праздник, и даже Рон проснулся, неловко дернувшись во сне, и свалившись при этом со стула. В этот миг я даже готов был поверить в то, что этому празднику и впрямь присуща какая-то особая, непонятная даже нам магия, помимо многовековой традиции. Начать хотя бы с того, что именно теперь в палату начали подтягиваться все, чье появление здесь могло ожидаться, — начиная с мадам Помфри и заканчивая Дамблдором и Люпином, которые завились, почему-то, еще и в компании Снейпа. Крестный выглядел мрачным, как, впрочем, и всегда, но что-то в его лице подсказывало, что мрачность его по большей части напускная. Маскирующие чары, хоть и действовали, были менее отвратительными, чем всегда — морщин поменьше, волосы почище, зубы поздоровее, да и нос не так велик, как обычно.
С легкой руки директора, мадам Помфри при помощи девушек взялась организовать крохотное рождественское угощение — ничего особенного, просто имбирный эль и печенье. Пока они возились над стаканами, стараясь придать им более праздничный вид, я не удержался, чтобы не подколоть Северуса.
— От кого шифруешься, крестный? — хмыкнул я. — Блейз тебя без чар видела не раз, неужели боишься пленить сердце какой-нибудь из наших отважных гриффинорок?
— Мальчишка! — беззлобно фыркнул Снейп. — Тебе и в голову не придет принимать в расчет не только девиц твоего возраста?!
— Мерлин, Северус, только не говори, что тебя смущают взгляды мадам Помфри. Уверяю, ее интерес — чисто профессионального характера, — хихикнул я. — Прикидывает, сколько фунтов тебе надо набрать, и сколько пломб поставить. Понятия не имею, правда, что это значит, но звучит пафосно, — добавил я. Профессор хохотнул.
— Маглы таким образом лечат зубы, — проинформировал меня он. Я поморщился.
— "Пломбами"? А что это значит?
— За подробностями советую обратиться к мисс Грейнджер, — отозвался Северус. — Но приблизительно , "пломба" — это что-то вроде заплатки, которую они ставят на зуб, если начинается кариес.
— Фу, — скривился я. — Хотя, твоим чарам одна-две бы не помешали, — добавил я тут же. Снейп в ответ только хмыкнул. — Снял бы ты их, а? — попросил я. — Ну, в честь Рождества?
— Незачем лишний раз шокировать студентов, — наставительно сообщил он. — Хотя... — взгляд его упал на приоткрытую дверь одноместной палаты, куда ушел Люпин — видно, узнать, как дела у Гарри и Блэка. Я заметил колебания крестного, и понимающе усмехнулся. Да, наверное, если бы дела обстояли все так же, как на пятом курсе, я бы тоже ни за какие коврижки не согласился предстать перед Гарри, будучи под действием уродующих маскирующих чар. Хотя, со стороны Снейпа это было бы... чем-то вроде проявления наплевательства по отношению к школьному недругу. Как слизеринец, крестный не мог этого не понимать, и, вероятно, именно потому и колебался. Я коснулся плеча Северуса, обещая поддержку, что бы он ни решил, и поймал проницательный взгляд Дамблдора, который, заметив это, одобрительно кивнул мне, улыбаясь в бороду. Я хмыкнул, обводя взглядом Больничную палату. Несмотря на необычные обстоятельства и свалившиеся проблемы, это Рождество обещает быть весьма интересным...
Pov Гарри Поттера.
Когда я был малышом, я не особенно любил праздники. Не сказать, чтобы ненавидел — были в них и свои положительные стороны, — но и не любил. Даже Рождество. Для Дадли это означало очередную горку подарков, Рождественский ужин, и всевозможные развлечения. Для меня — вдвое больше работы по дому, чем обычно, постоянные крики и недовольство тети Петунии, которая была на взводе из-за своего вечного стремления, чтобы в праздник все было идеально, ну и конечно, наказания за малейшую провинность. В качестве Рождественского подарка я получал примерно то же самое, что обычно на День Рождения — какую-нибудь ненужную мелочь вроде бумажной салфетки, пары зубочисток или, в самом лучшем случае, монетки в один пенни. Да и Рождественское угощение мне перепадало далеко не всегда. Нет, Дурсли, по сути, никогда не морили меня голодом — чего не было, того не было, — но при этом еда, которую я получал, частенько сильно отличалась от того, что ели остальные — особенно в тех случаях, когда они ждали гостей. На мою долю выпадало пара сухих бутербродов с сыром, или тарелка оставшейся от завтрака каши — остывшей и склизкой. Неудивительно, что я не верил красивым детским сказочкам, которые иногда краем глаза видел по телевизору, о том, что в Рождество сбываются все мечты и желания, особенно у несчастных и обездоленных детей. Мои желания не сбывались никогда.
С моим поступлением в Хогвартс я открыл для себя прелесть самого праздника — подарки, поздравления, угощение, каникулы и все прочие удовольствия, — однако при всем при этом я по-прежнему не понимал того особенного значения, которое вкладывали в Рождество маглы. И дело было вовсе не в вопросах веры и религии. Ничего особенно потрясающего и прекрасного со мной в Рождество не происходило — ну разве что Святочный Бал на Четвертом курсе, впрочем, на меня он тогда не произвел такого впечатления, какое мог бы, случись он, например, в этом году. Голова моя была тогда занята Турниром, а кроме того, я был смущен тем, что практически не умею танцевать, и расстроен из-за того, что Чжоу на Бал пошла с Седриком. Недаром мы с Роном сбежали чуть ли не с середины праздника и отправились погулять, невольно подслушав при этом Хагрида и мадам Максим. Я сравнил свои воспоминания с теми, что оставил недавний хеллоуинский маскарад — мда, прямо сказать, от последнего удовольствия я получил значительно больше. Во-первых, у меня хватило ума научиться прилично танцевать, что признал даже Драко. А во-вторых, у меня была постоянная и любимая девушка, которая, на мое счастье, не предпочла избрать своим партнером на вечер кого-нибудь другого.
Однако в это Рождество, я чувствовал, что все изменилось. Словно решив разом вознаградить меня за все пропущенные по милости "дорогих" роственничков годы, судьба начала осыпать меня милостями, исполняя желания одно за другим. С самого утра Сочельника, несмотря на ссору с Блейз и Драко, меня не оставляло ощущение, что вот-вот произойдет что-то хорошее, что-то, чего я давно жду. Утром я почти не сомневался, что это означает скорое пробуждение крестного. Однако время шло, Сириус по-прежнему спал, и мрачное настроение снова взяло надо мной верх. Оно немного рассеялось после разговора с Джинни и Гермионой, а потом и вовсе сменилось надеждой — после примирения с Малфоем и решения во что бы то ни стало вымолить прощение у Блейз, несмотря на ее отказ общаться со мной через зеркальце. Ни о какой оскорбленной гордости не могло быть и речи — ко всему прочему, Драко доходчиво растолковал мне, что это может привести лишь к бесконечной и никому уже не нужной обиде, которая может и окончательно испортить наши с ней отношения.
Возвращение Блейз для меня было сравнимо с фейерверком. Она вернулась, она готова была меня выслушать, она снова давала мне шанс! Правда, ее вид меня малость шокировал — или даже не такую уж малость, — но я все-таки каким-то чудом нашел в себе силы уговорить самого себя, что мне совсем не важно, как она выглядит. Хотя, что греха таить, это БЫЛО важно — Мерлин, да при одном взгляде на ее посмуглевшую кожу и незнакомые карие глаза меня бросало в дрожь, а густые черные волосы, напоминавшие парик — так ровно были подстрижены и уложены — и вовсе наводили ужас. Я с тоской вспоминал ее мягкие золотисто-рыжие локоны, волнами ниспадающие на спину, которые так приятно было перебирать, пропуская между пальцами, и любоваться отблесками света на них, которые превращали их в поток расплавленного золота... Я до одури твердил себе, что это не важно, и что я люблю ее любой, главное, — ее внутренний мир... И все равно, на какую-то часть она вдруг превратилась для меня в незнакомку — уж слишком не соответствовал ее облик привычному образу моей девушки. Она казалась даже внутренне совсем другой — жесткой, безжалостной, высокомерной... Хотя, конечно, на деле все оказалось не так — Блейз вовсе не была безжалостна, просто обижена, и к тому же опечалена смертью близкого человека. Но все-таки она нашла в себе силы простить меня!
