Я задумался о возможностях наследия магии. Законы, по которым она передавалась, я затвердил наизусть не хуже первых детских стишков, и теперь пытался отыскать хоть что-то, что позволило бы объяснить теперешнюю ситуацию. Его мать была маглой... маглой.. Хм. Стоп, а ведь я делаю ту же ошибку, что и все, с легкой руки Волдеморта. Это он подогнал маглов и маглорожденных под одну гребенку, а старинные правила разделяли их. Значит, вот в чем секрет! Да, скорее всего так и есть...
— Но тогда получается, что ты действительно единственный оставшийся Поттер... — пробормотал я. — По крайней мере, из младшего поколения... Единственный возможный наследник...
— А? — Гарри обернулся, удивленно уставившись на меня. — Ты это о чем?
— О твоей магии, — пояснил я. — Если у рода нет наследников, которые могли бы получить ее, Родовая Сила начинает изворачиваться. В твоем случае это как раз так — она нашла максимально чистокровного, и ты ее унаследовал.
— Но я полукровка! — возразил он.
— Не совсем. Вот Темный Лорд — тот настоящий полукровка. Я ты...
— Я не понимаю. Все говорили, что и я тоже полукровка, ведь моя мать была...
— Маглой? На самом деле нет. Маглов и маглорожденных стали приравнивать друг к другу только с легкой руки Темного Лорда, и то не всегда, — объяснил я. — А по древним законам, маглорожденные считались... как бы это сказать... Ну, хоть и недостойными, но все же волшебниками.
— И что с того?
— Ну, понимаешь... По древним порядкам, получается, что ты не настоящий полукровка. Ты чистокровный по отцу, и чистокровный в первом поколении по матери. Это... несколько меньше, чем полностью чистокровный, однако в редких случаях, когда нет выбора, магия способна изворачиваться. Если у рода нет других наследников, она может счесть достойным и такого, как ты. Без обид, это просто констатация факта, а не оскорбление.
— То есть, это может быть просто законное наследие? Не какая-то уникальная особенность, дар или что-то в этом роде? — спросил Гарри, и — странное дело! — мне послышалась в его голосе надежда.
— Да, — пожал плечами я. — Понимаешь, Тот-кого-нельзя-называть — вот он-то настоящий полукровка, у него мать колдунья, а отец настоящий магл. Головой, конечно, не поручусь, но по-моему, он так ненавидел маглов, что приравнял к ним и маглорожденных, дабы его не смешивали с ними. Хотя на самом деле, маглорожденные считались магами — пусть и неполноценными. — Черт, кажется, я повторяюсь.
— Грязнокровыми, — тихо сказал Поттер с горечью и обидой. Я вздохнул.
— Как с тобой трудно иногда, — заметил я. — Слушай, давай не будем ссориться. Эту иерархию не я придумал, и я от нее не в восторге, но...
— Не рассказывай сказки! — вспылил он снова. — Да слово "грязнокровка" у тебя с языка не сходило со второго курса, стоило тебе завидеть Гермиону!
— И я не горжусь этим! — крикнул я в тон ему. Меня тоже уже это достало — постоянные упреки, словно и не было прошлого года, когда я не задирал их чертову троицу! Ну хорошо, не считая Уизела... — Я повторял за отцом то, что он говорил, я говорил и думал так, как меня научили! — выкрикнул я, напрочь забыв о своем нежелании повышать голос. — Я полагался на мнение тех, кого любил и уважал, Салазар побери! А ты, Святой Поттер, неужели ты никогда не делал этого?
— Нет! — рявкнул он. — По милости таких как ты и те, "кого ты любил и уважал", у МЕНЯ не было кого любить и уважать в детстве! И не было тех, кто мог научить меня относиться к кому-то так, или иначе! И я -то научился полагаться на свое мнение, а не на чье-то!
— Да неужели!? — ядовито фыркнул я. — А не ты ли, драгоценный ты наш, все шесть лет автоматически относил всех слизеринцев в лагерь Тьмы, а? И не Хагрид ли с Дамблдором поспособствовали этому? Ладно я, я был маленьким самонадеянным дерьмом, и заслужил такое отношение, но остальные-то чем провинились? Блейз? Тео? Да та же Пэнси? Уж у нее-то ни родители, ни даже дальние родственники никоим боком Лорда не поддерживают! Ну что молчишь, Поттер?! Я не прав? Да твой рыжий приятель до сих пор так и делает, если ты не заметил — тоже, скажешь, я не прав?
— Это... Это совсем другое! — выпалил Поттер, однако лицо его было виноватым и растерянным. — Мы... М-то ведь не обзывали вас так, как вы, и не...
— Что "не"? Не считали, что таким как мы не место в школе? Что мы не заслуживаем и вашего взгляда, или доброго слова? А что до обзываний — ну да, вы не называли нас "грязнокровками" — но это было бы глупо — но скажи, неужели Уизли не пользуется словом "хорек" в отношении меня девять из десяти раз, когда вообще обо мне упоминает? Думаешь, это воспоминание — одно из самых приятных в моей жизни, и мне так весело каждый раз вспоминать те ощущения? Если хочешь знать, после этого замечательного превращения у меня была сломана правая рука и два ребра, не считая синяков! Думаешь, мне было так же смешно как и вам? — Я замолчал, и, отвернувшись, закрыл глаза, кусая губы в тщетной попытке успокоиться. Запал у меня малость поутих, и в глубине души я жалел о брошенных ему в лицо обвинениях. Скорее всего, теперь на призрачных надеждах подружиться можно смело ставить крест. Сейчас он вспомнит, что именно оттолкнуло его на первом курсе, и что заставляло его ненавидеть меня все это время, и снова меня возненавидит. Тем более теперь, когда его долг выплачен...
— Малфой... — неуверенный голос Поттера сзади. — Слушай, прости. Ты прав, а я просто слепой идиот, что не понимал этого... Мы все просто полагались на мнение старших, и не задумывались о том, что вещи иногда не такие, как кажется... Прости. Я... Я не должен был набрасываться на тебя. Мне... Мне очень жаль, что... в общем, не обижайся, а?
— Как с тобой трудно иногда, Поттер, — тихо повторил я, вздыхая. Злость моя улетучилась, и я чувствовал, как и всегда после эмоциональной вспышки, только усталость и апатию. Я посмотрел на него — на лице Гарри было написано раскаяние, смешанное с чувством вины и даже отчасти с жалостью. Я нахмурился — вот уж чего мне от него не надо! — Ладно, забудь. Я тоже наговорил лишнего.
— Да нет, — грустно усмехнулся Гарри, опуская голову. — Ты сказал правду.
Некоторое время мы сидели подальше друг от друга, отвернувшись в разные стороны, и не обращая внимания на упавшую мантию, а потом — тихий голос Поттера, на грани шепота, вывел меня из задумчивости.
— Малфой! — я обернулся через плечо, чтобы снова увидеть сожаление в его глазах, и почувствовать на плече едва ощутимое касание, такое легкое, что я решил, будто мне померещилось. — Это правда? Ты тогда действительно пострадал? Гермиона тогда сказала, что Грюм... ну, то есть лже-Грюм, что он мог тебя покалечить, но мы не придавали этому значения. Все решили, что ты отделался легким испугом. Но ведь тебя не было тогда в Больничном крыле...
— Поттер, а ты вообще часто видел Слизеринцев в Больничном крыле? — горько отозвался я. — Мы там оказываемся только тогда, когда туда отправляют с опасной травмой с урока, или с квиддичного матча. И то не всегда. Обычно слизеринцев лечит Снейп. А уж тогда... Я и так был достаточно унижен — неужели я должен был еще бежать в Больничное крыло с воплями, что меня превращали в грызуна, и теперь мне нужно лечение?
— Я не знал, — виновато сказал он, и теперь я понял, что его рука на моем плече мне не мерещится. — Я правда не знал. Мне очень жаль.
— Да при чем здесь ты, Поттер! — фыркнул я. В тот момент я готов был сказать все, что угодно, лишь бы согнать с его лица эту чертову жалость. — Я сам нарвался тогда — а впрочем, чего было ожидать от чокнутого Пожирателя, который прикидывался двинутым аврором.
— Грюм не двинутый! — воспротивился Поттер. Я закатил глаза.
— Ну естественно. Грюм не двинутый, Люпин вообще ангел во плоти, а Хагрид — кроткая балерина! Может, и Амбридж тоже оправдаешь? Хотя нет, вряд ли она состоит в Ордене Феникса.
— Откуда ты знаешь об Ордене? — напрягся Поттер.
— Поттер, я тебя умоляю! Даже первокурсники знают об Ордене. А меня он взял под свою защиту, так что...
— Так что ты мог бы проявить побольше уважения к людям, которые тебя защищают! — сердито рявкнул он, рывком отдернув руку. — Какой же ты все-таки гад, Малфой. И как я мог забыть, за что именно ненавидел тебя все это время?
Черт. Кажется, мне саданули кинжал под сердце? Нет? Тогда, боггарт подери, почему мне так больно? Я прикусил губу, и усилием воли собрал остатки своей малфоевской гордости.
— Отлично, Поттер, — почти выплюнул я, отодвигаясь от него настолько, насколько позволяла крохотная площадка. — Просто великолепно. Значит, вещи не всегда такие, как кажутся? Значит, ты думаешь, что раз уж я не на стороне Волдеморта, то обязан пятки лизать вашим Орденским? — кажется, я впервые без всякого страха назвал Темного Лорда по имени, но меня это совершенно не заботило. — Я, кажется, не настолько им обязан, чтобы пресмыкаться перед ними, и не сметь иметь собственное мнение! И вообще... — я почувствовал, как горло перехватывают непрошенные слезы, и заткнулся, мечтая об одном — только бы не разреветься, как какая-нибудь девчонка! — Да пошел ты, Поттер! — выдал я напоследок, и, отвернувшись, уселся почти на краю площадки, уставившись в темноту внизу.
Слезы все-таки полились, и я благословлял судьбу, что давным-давно научился плакать беззвучно, без всхлипов и шмыганья носом. Со стороны, не видя мокрых дорожек на моих щеках, невозможно было определить, что я плачу — я просто сидел, позволяя слезам течь по моему лицу. Поттер за моей спиной, кажется, не двигался, потом зашевелился, но не подошел, как я где-то в глубине души надеялся, и не попытался снова заговорить со мной. Ну и к Волдеморту его! Можно подумать, мне так нужна его долбанная дружба и доброе отношение! Жил без этого шесть лет, и дальше проживу!
Становилось все холоднее, по мере того, как ночь вступала в свои права. То ли я просто остывал, то ли и вправду холодало, но скоро я уже с трудом сдерживал дрожь, сидя на голых камнях, и прижавшись к каменной стене. Тонкий пуловер действительно совсем не спасал от холода, и я поминутно поеживался, обхватив себя руками, и пытаясь хоть как-то удержать оставшиеся у меня крохи тепла. Внутри меня росла обида, сродни той первой, совсем детской, после того как Поттер отказался пожать мне руку в поезде. Слезы продолжали течь, и я не вытирал их, не желая дать ему понять, что со мной происходит. Хотя, этот чурбан, наверное, вообще не обращает на меня внимания — может, он вообще уже спит!
И вдруг башня затряслась. С потолка посыпалась пыль и мелкие камешки. Я вздрогнул, вскинув голову. Из-под купола проникал бледный свет, заливая стены призрачным синеватым мерцанием, однако ничего похожего на очертания паука я не заметил, значит, дело не в кварроке. Но что это тогда? Может, землетрясение? Вроде, башня нестабильна не только магически... Но это же нереально — в Хогвартсе ничего похожего никогда не ощущалось, а Башня, как ни крути, его часть, и отдельное землетрясение, только для нее, невозможно!
Башня снова затряслась, на сей раз ощутимее. Пол подо мной заходил ходуном, с потолка посыпались более крупные обломки, и в качестве апофеоза прямо на площадку, всего в полуметре от меня, рухнула здоровенная металлическая дуга, длиной метра полтора, и сантиметров двадцать шириной. Должно быть, когда-то это была часть подставки для телескопа или какого другого инструмента для наблюдения за звездами. Грохот от ее падения едва не оглушил меня, вместе с ней вниз посыпалась куча пыли и мелких камешков. Закрывая голову руками я прижался к стене, мельком глянув на Поттера, который сделал то же самое. Его вид вызвал новый приступ боли, и Башня, словно откликаясь, задрожала еще сильнее...
И тут до меня дошло, наконец, в чем дело! Моя Родовая Магия! Контроль, Гриндевальду его в глотку! Стоит ослабить контроль, поддаться эмоциям — и вот, пожалуйста. Чуть не обрушил треклятую башню себе на голову! Как там это устраняется? Ах, да, медитация!
Я закрыл глаза, и глубоко вдохнул наполненный пылью воздух. Неудержимо тянуло закашляться, однако я сдержался — чем больше силы воли придется приложить, тем быстрее я справлюсь с ситуацией. Я спокоен. Поттер ничего не значит. Я спокоен...
Обмануть себя не удавалось, однако утихомирить собственную силу получилось. Открыв глаза, я кинул взгляд на оказавшегося почти рядом Поттера, который испугано озирался по сторонам, не веря, что встряски окончены. Мигом вспомнилась обида, и хотя я не позволил себе снова поддаться эмоциям, все равно я постарался отодвинуться от него подальше, усевшись почти на краю. Интересно, не разбудило ли это маленькое землетрясенице нашего приятеля-кваррока? И если разбудило, догадается ли эта тварь приползти проверить в чем дело? Пока внизу не видно никакого движения, да и тишина стоит гробовая, не считая какой-то возни у меня за спиной — но это просто Поттер на ночлег устраивается под своей мантией, доброхот хренов! Я снова поежился — напряжение спало, и холод чувствовался все ощутимее. Позволив себе откашляться наконец от пыли, я подтянул ноги к себе, стараясь свернуться в клубочек поменьше, чтобы сохранить тепло.
— Малфой. — Голос Поттера сзади был сдавленным, словно он говорил через силу, и каким-то неуверенным, словно он с трудом подбирал слова. — Я... Я признаю, что Грюм... не самый нормальный человек, которого я знаю. И Люпин — не ангел, и Хагрид... и остальные Орденские — у них у каждого есть свои достоинства и недостатки. Но ведь они есть у каждого, правда?
Я молчал. Его слова не были похожи на извинение, или оправдание — скорее, он просто объяснял мне, как капризному ребенку, и обида от этого показалась еще острей. Я с усилием сделал легкое равнодушное движение плечами — и не согласие, и не опровержение. Поттер тяжело вздохнул.
— Понимаешь, эти люди мои друзья. Они мне дороги. Ведь ты тоже не спустил бы никому, если бы твоего отца называли подлецом и предателем, или что-то в этом роде. Или если бы я стал издеваться над... Кребом и Гойлом, или над Ноттом. Ведь не спустил бы?
— Не спустил, — отозвался я нехотя, и ужаснулся хриплости своего голоса.
— Так почему ты ждешь, что я спущу? — спросил Поттер. Я вздохнул. Ну и вот как с таким общаться? Нет, ну он отчасти прав, конечно... но это не дает ему права причинять мне боль!
— Я ничего от тебя не жду, — тихо сказал я, и почти подпрыгнул на месте, когда его рука снова опустилась мне на плечо.
— Прости. Я был к тебе несправедлив, — сказал Поттер, и мне показалось, что у меня остановилось сердце. — Просто я разозлился, и хотел... отомстить, наверное.
— И тебе это прекрасно удалось, — холодно заметил я, гадая, как бы мне украдкой вытереть лицо так, чтобы он не заметил мокрых дорожек на моих щеках.
— Знаю. Прости, — виновато сказал он, и вдруг тихонько усмехнулся. — но я не считаю себя таким уж не правым. Мне не стоило обижать тебя, но ведь по сути я просто защищал тех, к кому хорошо отношусь. И ты и вправду мог бы быть к ним терпимее..
— Отвянь, Поттер, — устало отозвался я, разворачиваясь, и потер лицо ладонями, словно от усталости, а на самом деле вытирая следы слез. Уф, кажется, сошло.
