— Сэр, а почему... Это ведь... Это он, да? — уточнил зачем-то я. Дамблдор кивнул.
— Тебя смущает то, как он выглядит? — понимающе улыбнулся он. — Но в этом нет ничего удивительного. Медальон провел больше года в коллекции рода Меллори, а они свои экспонаты держат только в безукоризненно безупречном состоянии. Его всего лишь заново почистили и отполировали.
— А он... Он действует? — выдавил Рон, глядя на медальон со смесью восхищения и ужаса. Я не сомневался в отрицательном ответе, но к моему удивлению и ужасу, директор снова кивнул. Я даже подскочил на месте. О чем Дамблдор только думает, храня в столе ДЕЙСТВУЮЩИЙ крестраж?! Мало нам было того, что натворила Джинни под воздействием Тома Риддла из дневника? Нет, сам директор вряд ли подвергнется влиянию души Волдеморта, но все-таки, осторожность есть осторожность, и вообще...
— Сэр, почему вы не уничтожили его? — выпалил я. Ответом мне стал проницательный взгляд невозможно голубых глаз.
— Ну, очевидно, потому, Гарри, что на медальон наложены сильнейшие чары неразбиваемости, — ответил директор. — Сильнейшие — и очень искусные. Они так тесно переплетены с самой структурой медальона, что снять их практически невозможно. Нет, конечно, сделать это можно, но на это уйдет куда больше сил и времени, чем у нас есть сейчас.
— Постойте, но раз так... выходит, его почти невозможно и уничтожить? — нахмурился я. Что-то не сходилось. Дамблдор уверял, что у крестражей есть слабое место, да и потом, я сам видел, что способен сделать с металлом яд василиска... Это не говоря уже о дневнике.
— В таком виде — нет, — ответил Дамблдор. — Оболочка защищена дополнительными охранными чарами, которые, увы, не поддаются внешнему воздействию. Как ни печально, но даже яд василиска с того самого клыка, которым вы с юным Малфоем уничтожили диадему Рейвенкло, оказался не в состоянии причинить вред ЭТОЙ вещи. Впрочем, это не удивительно. Медальон принадлежал Салазару Слизерину, а уж у него-то была возможность закалить его при помощи этого самого яда. Возможно, медальон могло бы уничтожить Адово Пламя, но не могу ручаться за это целиком и полностью. К тому же, Адово Пламя, или, как его еще называют, Дьявольский Огонь, — вещь чрезвычайно опасная, и я пошел бы не его применение только если бы другого выхода не оставалось.
— Тогда как же его уничтожить? — растеряно спросил Рон, косясь на крестраж чуть ли не с благоговением.
— Ну, для меня вполне очевидно, что для того, чтобы уничтожить медальон, его, в первую очередь, необходимо открыть, — медленно ответил директор. — Мне удалось установить, что для этого определенно не нужен ключ, ну и различные отпирающие чары, увы, тоже бессильны. Попытка воздействия физической силой тоже... не принесла результатов, — он ухмыльнулся себе в бороду, словно припомнив что-то забавное. — И мне пришло в голову, что возможно, я слишком зациклен на чем-то одном, и это мешает мне заметить очевидные вещи. Поэтому я обращаюсь за помощью к вам — ну и, конечно же, к мисс Грейнджер. Мне, правда, очень не хотелось бы давать вам медальон с собой — все-таки, крестраж — вещь очень опасная, но... Прибегать сюда для каждой новой попытки было бы... излишне. Поэтому, я наложу на него охранные чары, чтобы максимально оградить вас о его воздействия, и прошу вас взять его, и держать при себе до тех пор, пока не поймете, как его открыть.
Директор продолжал что-то говорить о том, насколько опасен может быть крестраж, и что мы должны соблюдать с ним предельную осторожность — и в то же время не выпускать из рук, и ни в коем случае не позволять сокурсникам увидеть его. Дафна могла быть не единственной кандидаткой в Пожиратели в школе. Однако конца этой речи я почти не слышал, вперившись взглядом в медальон. Что-то в нем казалось мне почти знакомым — точнее, "знакомым", наверное, не совсем верное слово. Скорее... понятным? Маленькая золотая змейка на крышке, казалось, подмигивает мне крохотными глазками-изумрудами.
— Дневник был специально нацелен на то, чтобы завладеть душой своего нового владельца, который после этого был обречен вернуть из небытия шестнадцатилетнего Тома Риддла и снова открыть Тайную Комнату, мистер Уизли, — сказал Дамблдор, в ответ на какой-то вопрос Рона, который я прослушал. Наверное, он спрашивал о том, как именно может воздействовать на нас медальон? — Именно поэтому он воздействовал на вашу сестру подобным образом. Этот медальон рассчитан на что-то иное. В каждом крестраже — частичка человеческой души, и напитана она тем, что было важно для ее хозяина в тот момент, когда она была отделена. Юный Том мечтал о славе Слизерина, о воплощении его мечты об изгнании "недостойных" из школы, — и именно это, в конечном итоге, нес дневник. Кольцо, хранившееся в хижине Гонтов, напитано было его злобой и отвращением, которую вызывали у Риддла его родственники — как маглы, так и волшебники. Он, который в мечтах видел себя потерянным наследником знаменитого и богатого рода, оказался потомком всего лишь семейства нищих, прозябающих в крохотной хижине. Не то, чтобы это стало для него потрясением, или такой уж неожиданностью — но, полагаю, получить подтверждение и убедиться во всем воочию, было для него... весьма неприятно. Именно эти его злоба и разочарование наполняли кольцо — и именно на них основывалась его защита, с которой я столкнулся. А по рассказу Гарри и Драко о диадеме, тоже вполне очевидно, что в момент ее превращения в крестраж, Волдеморта одолевала тяга к знаниям и даруемому ими величию. Рискну предположить, что чаша Хельги воплощает в себе жажду наживы, хотя возможно, в этом я могу ошибаться... Ну и Нагайна, наконец, змея — полна его агрессии и злобы. Это воплощение его желания... желания убивать, своими руками отнимать жизнь, испытывая при этом жестокое удовольствие от осознания своей власти и силы. Страшно и подумать, что на месте Нагайны мог оказаться небезызвестный василиск, которого вы очень вовремя одолели в Тайной Комнате... несомненно, останься он в живых, и Волдеморт непременно захотел бы использовать его в своих целях, — и превращение в крестраж дало бы ему дополнительный контроль над чудовищем. Жаль, Темный Лорд не очень увлекается общепринятой символикой, ведь змея, знак его предка Слизерина, которым он так гордится, — это, прежде всего, символ мудрости...
Василиск, Тайная Комната... Змеи Слизерина... Ассоциативное мышление лихорадочно заработало, выстраивая цепочки воспоминаний, и я вздрогнул. Мне показалось, что у меня в голове зажегся свет — именно так, как рисуют в глупых магловских мультиках, когда над головой персонажа загорается лампочка. Я почти слышал щелчок, когда кусочки мозаики встали на место, собираясь в цельную картину. Глазки-изумруды снова подмигнули мне, и я в каком-то оцепенении уставился на крохотную змейку, свернувшуюся на крышку крестража. Наследие Слизерина, мудрость змеи... Медальон, закаленный в яде василиска... Дверь в Тайную комнату, которую не мог найти никто, кроме наследника — а почему? Ну конечно же! Способ открыть медальон Слизерина... способности змееуста — вот что!
— Откройся! — прошипел я, как и в прошлый раз, хорошо отдавая себе отчет, что говорю на змеином языке, и в упор уставившись на медальон. Раздался щелчок — на сей раз не в моем воображении, его услышали и остальные.
— Гарри? — окликнул меня встревоженный голос Дамблдора.
— Гарри, что ты делаешь!? — секундой позже взвизгнул Рон.
В какой-то прострации, неспособный шевельнуться, я почти отстраненно наблюдал, как поднялась крышечка медальона, и половинки распались в стороны, соединенные между собой скрытой петелькой. Внутри...
Внутри не оказалось обычной фотографии или миниатюры с изображением близкого человека, или другого существа. Там, как оказалось, вообще не было места для каких бы то ни было изображений.
С обеих половинок на нас с каким-то веселым любопытством глянули ясные темно-карие глаза. Вполне человеческие, с красивым, чуть раскосым разрезом, опушенные длинными темными ресницами... И в то же время — холодные, бесстрастные, безжалостные. Обежав взглядом комнату, глаза остановились на мне — и я не смог отвернуться. Не смог отвести взгляда...
— Гарри Поттер.... — раздался смутно знакомый, холодный высокий голос, и в нем послышалась насмешка. В глубине карих глаз вспыхнули красные искорки, а меня захлестнуло знакомое ощущение — будто сознание перебирает невидимая рука, бесцеремонно вороша мысли, чувства, воспоминания... — "Избранный", "Золотой мальчик"!... — проговорил все тот же голос, и теперь насмешка становилась все более явной, — и, что еще хуже, теперь она, отвратительно утрируя, копировала интонации Блейз, с которыми та кричала на меня перед камином в "Трех метлах". .
Неведомо откуда — в кабинете, в закрытом помещении! — поднялся ветер. Занавески на окнах вздыбились, точно паруса, огонь в камине заревел, устремляя вверх, в дымоход раздувшиеся языки пламени, в воздухе заклубилась неведомо откуда взявшаяся пыль. Не в силах оторвать взгляд от человеческих глаз Тома Риддла, я шарахнулся назад, но они будто притягивали меня, не отпускали — словно две тяжелые руки опустились на плечи, удерживая на месте.
— Гарри, отвернись! — громовой голос Дамблдора наполнил помещение — Отвернись от него! Не поддавайся, ты можешь это сделать! Не смотри на него!
Я задрожал, вскакивая, но все еще не в силах отвести взгляда. Чужая воля прочно удерживала меня, а безжалостный взгляд резко, почти лихорадочно ворочал мысли. Где-то на периферии сознания слышались смутные выкрики Рона, звавшего меня по имени.
Отвести взгляд, отвести взгляд! Мысли путались, мешая сосредоточиться, я дрожал с головы до ног — и одновременно обливался липким, холодным потом. Наконец, сам не знаю, каким чудом у меня это получилось — буквально на долю секунды мне удалось обрести контроль над собой. Я все еще не мог отвести взгляд — казалось, это требует просто непомерных усилий... но к счастью, у меня был другой, выход. Моих сил оказалось достаточно, чтобы... просто закрыть глаза. Меня тряхнуло, внутри моей головы снова раздался щелчок — но на сей раз резкий, будто лопнула туго натянутая нить — и в тот же миг отдача практически швырнула меня на пол. Я упал, больно ударившись бедром о подлокотник кресла, и мои глаза невольно распахнулись. К счастью, раскрытый медальон я видеть больше не мог — его скрывала крышка стола, на которую я теперь смотрел снизу. Зато творящийся в кабинете бедлам предстал передо мной во всей красе. В воздухе беспорядочно кружась, мелькали какие-то бумаги — кажется, страницы рассыпавшихся книг. Оглушительно хлопая, то надувались, то на мгновение опадали тяжелые бархатные шторы. Портреты прежних директоров и директрис пустовали — кажется, их обитатели со страху разбежались и попрятались по другим школьным картинам, или своим портретам, находящимся за ее пределами. Серебряные приборы, стоявшие на столиках и подставках в беспорядке валялись по полу, а пустующая жердочка феникса угрожающе раскачивалась из стороны в сторону.
— Гарри! — по другую сторону от кресел жался к стене Рон, пытаясь загородиться от ожившего крестража руками. Дамблдор, чья борода и волосы развевались, точно знамя на этом колдовском ветру, подняв волшебную палочку, кончик которой светился неведомым голубым светом, и беззвучно шевелил губами, накладывая какие-то чары — но безуспешно. Мерлин, что же я наделал?
— Рон! — крикнул я, рывком вскакивая на ноги, и выхватывая из кармана палочку. Правда, я понятия не имел, что буду делать, если уж даже заклинания Дамблдора не оказывают никакого эффекта... Знал только, что костьми лягу, но не позволю этой твари причинить кому-нибудь вред. И тут... Кусок души Волдеморта без боя сдаваться не собирался. Медальон засветился — знакомо, темным, багровым свечением, — точно так же сияла диадема, перед тем как мы с Драко вспороли ее отравленным клыком. Глаза — или чем бы ни было на самом деле его содержимое, — вдруг вспучились, увеличиваясь, теряя цвет и форму, и ... через пару минут из створки медальона поднялась женская фигура с длинными золотисто-рыжими волосами, завивающимися крупными, блестящими локонами. Знакомые, любимые зеленые глаза безошибочно нашли меня — и я не смог отвести взгляд от лица Блейз, хоть и готов был в любую секунду отвернуться, ощутив малейший намек на Легилименцию. Однако в "ее" планы это больше не входило.
Красивое личико моей Принцессы исказила злобная усмешка, сделавшая бы честь самой Беллатриссе.
— Поттер, — почти выплюнула она, и я с дрожью узнал интонацию. Утрированную, преувеличенную — но, по большому счету — ту же самую, с которой кричала на меня реальная Блейз при нашей ссоре. — Какой же ты придурок! — скривившись, бросила полупризрачная фигура, окинув меня злым, ненавидящим взглядом. — Неужели я могла встречаться с тобой? Да ведь у тебя ума меньше, чем у флобберчервя! Ты в жизни прочел всего три книги — и до сих пор этим хвастаешься! О да, конечно, по сравнению с Уизли это достижение! — она издевательски рассмеялась. — А что будет, когда твои "великие познания" закончатся? О чем ты будешь говорить со мной? Или ты думаешь, твоих жалких поцелуев мне будет достаточно? Ведь большего от тебя все равно ждать не приходится!
Я задрожал снова, отступая дальше, но это порождение тьмы успело основательно покопаться у меня в голове, и теперь безошибочно било по моим слабым местам, вытаскивая на свет божий и высмеивая все мои сомнения и страхи. Я замер, охваченный смесью ужаса и непереносимого стыда. Мало того, что неуверенность и комплекс неполноценности мучили меня самого, так теперь эта тварь озвучила их при Дамблдоре и Роне! И как мне теперь жить с этим? Смогу ли я теперь посмотреть в глаза одному из них, не покраснев от жгучего стыда, и не пожелав при этом провалиться сквозь землю?
Впрочем, мне предстояло узнать, что это было еще не самое страшное оружие в арсенале крестража. Содержимое второй створки медальона вспучилось таким же пузырем, как и первое — но теперь фигура была мужской, точнее, юношеской. Мгновение — и рядом с презрительно кривящейся Блейз встал Драко. В отличие от нее, его лицо было печальным, и смотрел он на меня не с обычным Малфоевским превосходством, к которому я привык за первые пять лет в Хогвартсе. Во взгляде ЭТОГО Малфоя были грусть и осуждение, упрек — и боль обманутой надежды.
— Почему ты бросил меня, Гарри? — высоким, ломким голосом спросил он, с упреком качая головой. — Я доверял тебе, я думал, ты придешь на помощь в трудную минуту, а ты ничего не сделал, когда я действительно оказался в беде. Ты ведь понимаешь, что мне не удастся уцелеть в логове Пожирателей? Ты знаешь, ЧТО они сделают со мной — и что они УЖЕ сделали? Я знаю, ты догадываешься... — он грустно усмехнулся. — Ты видел это в своих видениях — и не раз. Ты знаешь, что они творят с теми, кто встал поперек дороги Лорду. Издевательства, пытки, насилие...
При последнем слове я вздрогнул, прикусив губу. "Малфой" покачал головой, упрек в его глазах обжигал меня, наполняя почти невыносимым раскаянием. "Дрей..." — беспомощно думал я, готовый умолять его о прощении. — "Драко, пожалуйста...". В игру снова вступила "Блейз", окинув фигуру Драко нарочито сочувствующим взглядом. Когда она обернулась ко мне, на ее лице былое презрение смешалось с куда более злым упреком, чем у него — и от этого мне было еще больнее.
