Я неуверенно посмотрел сначала на бокал в своей руке, а потом — на возвышавшегося надо мной человека. Почему-то мысль об отравлении даже не возникла. Пару раз моргнув, я глубоко вздохнул, и в несколько быстрых глотков осушил бокал.
Ой — ей, Мерлин Великий, лучше бы я этого не делал! Хоть иногда, Гарри Джеймс Поттер, тебе все-таки нужно думать головой! В первый момент я не почувствовал ни вкуса, ни запаха, что и позволило без помех проглотить непонятный напиток — а в следующее мгновение осознал, что, похоже, выпил жидкий огонь. Питье обожгло мне горло и пищевод, проваливаясь раскаленным комом в желудок, и меня накрыла жаркая волна, от которой тело в мгновение ока налилось теплом до самых пальцев на ногах и на руках — и даже до кончика носа. Я выдохнул, рот горел, как огнем, пожар внутри, казалось, только начал разгораться...
— Положи в рот, — моих губ коснулось что-то влажное, и я машинально прикусил это. Кислая прохладная жидкость засочилась на язык, целительным бальзамом проливаясь в глотку, и я запоздало сообразил, что жую, кажется, лимонную дольку — но не любимые сладости Дамблдора, а кусок настоящего, сочного лимона. Вообще-то, от кислого вкуса мне обычно хотелось скривиться, но сейчас это было даже приятно. Жаркая волна, омывшая тело, кажется, промыла мне заодно и мозги, — по крайней мере, в достаточной степени для того, чтобы я начал соображать побыстрее черепахи.
— Что я здесь делаю? — спросил я хрипло (просто удивительно, как мне вообще удавалось говорить с сожженной гортанью). — Сэр? — запоздало добавил я, вспомнив, что отношения у нас с профессором аппарации довольно-таки напряженные. Еще раз кинув взгляд по сторонам, я убедился, что действительно нахожусь в его апартаментах. Где-то в подсознании, должно быть, я почти ожидал от него злобной усмешки и речи в Лжегрюмовском духе, но ничего подобного не произошло. Джаред Поттер просто понимающе улыбнулся, и, потянувшись, взял со столика бутылку с все той же янтарной жидкостью. Этикетки я не разглядел, а сам недостаточно хорошо разбирался в напитках, чтобы понять, что именно это такое. Определенно, что-то алкогольное — и очень-очень крепкое. Протянув руку, родственник снова на треть наполнил мой бокал. Я не успел возразить, пока не стало поздно — а потом попросту передумал. В самом деле, мысль попробовать раз в жизни напиться с горя показалась мне вдруг весьма заманчивой. Конечно, мы избавились от еще одного крестража — это круто, но... У меня все еще были причины горевать. Я все-таки действительно подвел Драко — пусть реально я мало что мог сделать, но легче от этого не становилось. Да и с Блейз я так и не помирился... Джаред, видимо, решил составить мне компанию, и, отставив бутылку, взял со столика второй бокал, в котором уже плескался тот же напиток.
— Дамблдор просил отвести тебя в Больничное крыло, — напомнил он, слегка пригубив янтарную жидкость, и глядя на меня с непонятной улыбкой. — Но я подумал, что... ТАКОЕ лекарство для тебя будет сейчас более эффективным. Тебе ведь раньше не приходилось пробовать по-настоящему крепкий алкоголь, да?
— Откуда... То есть... как вы... Откуда вы знаете? — запинаясь, ошеломленно пробормотал я, совершенно не в состоянии понять смысл этой ситуации. С чего вдруг этот человек, который знать меня не желал, стал так заботлив? Профессор усмехнулся.
— Надеюсь, мне не влетит от твоего декана и других учителей за то, что я спаиваю студента, — хмыкнул он, как бы про себя, а потом все-таки ответил и непосредственно на мой вопрос. — Это видно по твоей реакции. У нас, Поттеров, плохая голова на алкоголь. Что мне, что твоему отцу, хватало пары бокалов, чтобы свалиться. Полагаю, ты унаследовал эту черту, как и многие другие.
— Я... — я не нашелся, что спросить или ответить. Мое сознание снова затуманилось, и я опять испытывал головокружение... Но теперь это ощущалось совсем по-другому, не так, как раньше, — и это было даже странно приятно. Голова сделалась тяжелой, а мысли — медленными и плавными, но это вовсе не было похоже на то опьянение, которое я испытывал обычно, когда на вечеринку кому-нибудь удавалось протащить бутылку-другую чего-нибудь покрепче сливочного пива. Припомнив прочитанное где-то описание того, как правильно пить...уж не помню что именно, но что-то, несомненно, крепкое, — я осторожно сделал не очень большой глоток, и рискнул немного подержать жидкость во рту, прежде чем медленно проглотить. Результат оказался приятным — теперь напиток не то, чтобы обжигал — скорее лишь мягко щекотал внутреннюю поверхность рта и горла, и по телу новой волной пробежало тепло.
— Я не знаю, что именно ты испытал, что слышал и видел — но несомненно одно: это сильно потрясло тебя, — задумчиво сказал Джаред, одобрительно кивнув мне. — Не при каждом потрясении или огорчении алкоголь помогает, но что-то мне подсказало, что в данном случае он не повредит тебе. Поэтому я привел тебя к себе. Сейчас тебе необходимо отвлечься от своих проблем — и тогда потом, когда протрезвеешь, они предстанут перед тобой в новом свете. Только не привыкай, — хмыкнул он. — И не злоупотребляй этим. Алкоголь может иногда помочь решить проблему — но куда чаще лишь создает новые.
Я кивнул, снова делая глоток. Кажется, профессор продолжал говорить что-то еще, но я уже с трудом слышал его. Под внимательным взглядом старика, я, словно загипнотизированный, пил глоток за глотком — не обращая внимания, что голова кружится все сильнее, и одновременно силы словно вытекают из тела, делая его ватным и безвольным. Странным образом, мой бокал не пустел — а может, я просто не обращал внимания, как дед подливал в него свой "дьявольский" напиток? К счастью, мое опьянение не выливалось ни в безудержную болтовню, ни в слезливую истерику, ни в излишнее благодушие. Просто с каждым глотком я ощущал все увеличивающуюся усталость, мои глаза закрывались практически сами собой. Пару раз я усилием воли пытался открыть их, выпрямиться, напоминая самому себе, что не стоит расслабляться в присутствии этого, в общем-то, мало знакомого мне человека... Где-то на задворках затуманенного сознания теплилась мысль, что мне необходимо, наверное, вернуться в Гриффиндорскую башню, в свою постель, — хотя я слабо представлял себе, как вообще смогу подняться на ноги, не говоря уже о том, чтобы сделать хоть пару шагов. Почему-то на ум пришло воспоминание, как на втором курсе, когда на матче по квиддичу мне перебил руку заколдованный бладжер, профессор Локонс неумелым заклинанием удалил из нее все кости, вместо того, чтобы срастить перелом. Тогда я почти не чувствовал пострадавшую конечность — и совершенно не мог ею управлять. Ощущения, которые я испытывал сейчас, очень напоминали те — не в такой степени, конечно, но все же похожие, и не в одной только руке, а во всем теле.
Наконец, когда я уже не в состоянии был отличить сон от яви, бокал из моих рук забрали, и сильные руки рывком поставили меня на ноги. Как же я смогу стоять, если у меня нет костей? — глупо хмыкнув, подумал я. В ответ раздалось неразборчивое ворчание — а может, просто мои мозги отказывались его воспринимать? Ноги действительно подгибались, я шатался из стороны в сторону, а вокруг все плыло и качалось — казалось, вещи ожили и начали водить вокруг меня хороводы? Голос снова что-то проворчал, и меня опять усадили на тот же диван — только теперь почему-то сиденье ощущалось более гладким и... мягким, что ли? Над головой прозвучало какое-то смутно знакомое слово — наверное, это было заклинание, — и я ощутил прохладный воздух вокруг разгоряченного тела. Куда делась моя одежда? Впрочем, удивляться или всерьез задаваться вопросом пропажи шмоток я был не в состоянии. Тем более, белье на мне осталось... На этом мое затуманенное сознание окончательно отказалось работать, и я погрузился в глубокий сон, даже не почувствовав, как меня уложили и укрыли одеялом.
Утром я проснулся от того, что мой нос бесстыдно щекотал гуляющий по лицу солнечный лучик. Помнится, все мыслимые источники утверждают, что если вечером вы надрались до бессознательного состояния, как было со мной, то утром у вас будет немилосердно болеть голова — ну, и еще обычно перечислялся ряд симптомов, объединенных общим понятием "похмелье". Жажда, тошнота, общее плохое самочувствие... Однако, как ни странно, ничего подобного я не ощущал — если не считать несколько неприятного привкуса во рту. Ну, и наверное, я не отказался бы от стакана воды — но не мог сказать при этом, что прямо-таки умираю от жажды. Голова тоже не болела — разве что была чуть более тяжелой, чем обычно, и соображалось мне как-то с трудом. Полежав немного, чтобы убедиться, что окончательно проснулся, я потянулся — и открыл глаза.
И сел, ошеломленно озираясь. Без очков я видел из рук вон плохо, но все-таки не настолько, чтобы не различить обставленную в коричневато-золотистых тонах комнату. Я смутно помнил, что вчера вечером оказался в покоях своего деда — но не мог и предположить, что остался здесь на всю ночь! Однако сомнений не было — я находился в той же самой гостиной, где вчера накачивался... чем, кстати? Явно не огневиски — его мне доводилось пробовать как-то, правда, всего чуть-чуть, на одной из Гриффиндорских вечеринок, куда оно попало милостью Фреда и Джорджа. Но что такое одна бутылка на весь факультет? Вчерашний напиток отличался и по вкусу, и по цвету, однако что именно это было... Мда, плохо, что в алкоголе я понимаю, пожалуй, еще меньше, чем Хагрид — в бальных платьях...
Пожав плечами, я решил, что напиваться снова в мои планы все равно не входит, а значит, выяснять, что именно это вчера было, не так уж и нужно. Главное, Джаред Поттер оказался прав — вчера я в самом деле быстро отключился, а сегодня чувствовал себя довольно неплохо, что давало некоторую надежду. С Блейз я помирюсь — это уж как пить дать, ведь наша размолвка произошла всего лишь по недоразумению. А Дрей... при мысли о нем сердце сжалось, и по жилам пробежал холодок, но я решительно отогнал страхи. Может быть, сегодня мне повезет больше, и я смогу все-таки пробить мысленный блок, отгораживающий его от меня, и выяснить, как он и где находится. Или, возможно, поисковый ритуал Малфоя-старшего увенчается успехом, и мы все-таки найдем его сына. В общем, теперь я был полон решимости не опускать руки.
Однако, помимо глобальных проблем, оставались еще и более мелкие — но и более насущные. Я сидел на застеленном простыней диване, до пояса укрытый довольно теплым одеялом, и из одежды на мне было только белье — хлопковая белая майка и трусы-боксеры. И что еще хуже — ни очков, ни палочки в пределах досягаемости. Отчаянно щурясь, я заозирался по сторонам уже более осмысленно, в поисках хоть чего-то из своих вещей.
Мда, все-таки мое зрение никуда не годится. Перед глазами все расплывалось, и большинство предметов я видел только в форме больших цветовых пятен. Я выбрался из-под одеяла и встал. На полу лежал ковер — правда, старый и вытертый, но все же худо-бедно защитивший босые ноги от холода каменного пола. Потянувшись так, что в спине что-то хрустнуло, я вздохнул. Хозяина апартаментов что-то не наблюдалось, хотя, возможно, он просто еще спит? Как бы там ни было, похоже, что свои вещи мне придется искать на ощупь. Эх, если бы у меня была хотя бы палочка...
Палочка! Я хлопнул себя по лбу, мысленно обозвав идиотом. Помимо потрясающих защитных, и даже кое-каких атакующих чар, Дамблдор на своих уроках в этом семестре научил нас одному очень полезному трюку — причем, совсем недавно. Правда, получался он пока не у всех, но из всего класса я был первым, кто его освоил (чем, признаться, немного гордился). Весь фокус состоял в том, чтобы ОЩУТИТЬ свою палочку, не имея ее при этом в руках. Правда, это не помогало для наложения чар — колдовать без палочки в руках все раво могли только те, кто владел Родовой Силой, — и к тому же не работало, если вы использовали чужую палочку, но все же...
Закрыв глаза, я выпрямился, глубоко вздохнул, и, сосредоточившись на своих внутренних ощущениях, постарался мысленно дотянуться до своей палочки. По словам Дамблдора, маг и его палочка взаимно воздействовали друг на друга, и чем дольше вы пользовались своей палочкой, тем сильнее была ваша связь с ней. Моих семи лет было более чем достаточно на уроках — и я сомневался, что сейчас будет иначе. И в самом деле, через пару мгновений где-то в подсознании возникло сначала смутное ощущение направления, а потом оно начало становиться все более отчетливым, словно в том месте, где находилась моя палочка, медленно загорался свет.
Открыв глаза, я улыбнулся, мысленно поблагодарив директора за полезную науку. Как и ожидалось, палочка лежала на небольшом круглом столике возле дивана — получалось, что в изголовье. Рядом с ней — а точнее сверху, — обнаружились, к моей радости, и очки, которые я поспешно надел. Ну вот, наконец-то я нормально вижу...
Заклинанием призвав свою одежду — которая тоже оказалась недалеко, аккуратно сложенная на одном из кресел напротив, я натянул ее, обулся, и только тогда наконец, немного расслабился. Надо же, а до этого я и не замечал, что напряжен — однако это было именно так. Одевшись, я наколдовал себе стакан воды, потом наложил простые освежающие чары. Конечно, хотелось бы принять душ — но с этим можно и подождать, пока доберусь до Гриффиндорской Башни, а так хотя бы не придется беспокоиться о том, что нечем почистить зубы. Наконец, пригладив кое-как пальцами волосы — хотя это было практически бесполезно, — я понял, что оказался в довольно-таки затруднительном положении. С одной стороны, я не знал, как поведет себя мой непредсказуемый родственничек, если я с утра пораньше подниму его с постели. Ну, конечно, утро не такое уж и раннее — одиннадцатый час, — но все-таки, сегодня воскресенье, да и вечер вчера выдался напряженный. И потом, откуда мне знать, может, он и обычно-то по утрам не подарок? Словом, будить его у меня желания не было. А с другой стороны, кто знает, сколько придется ждать, пока он проснется сам? Из всех, с кем мне доводилось общаться, по возрасту с ним более-менее сравним был один только Дамблдор — а я не представлял себе даже отдаленно, сколько спит директор. Казалось, в какое время к нему ни обратись — застанешь его бодрствующим, деятельным и, смотря по обстоятельствам, готовым или выслушать, или предпринять какие-то действия. Но все-таки, Дамблдор — это человек исключительный, и можно ли кого-то еще мерить по нему, я был совсем не уверен. Уйти же, не поставив хозяина в известность, казалось мне ужасно невежливым. Раньше, наверное, я бы не так уж сильно переживал по этому поводу, но после прошлого вечера мое отношение к Джареду Поттеру несколько смягчилось. Я все еще не испытывал к нему особенной симпатии, и по-прежнему не очень доверял, но все-таки после вчерашнего проникся к нему благодарностью. Было бы настоящим свинством сейчас уйти, даже не сказав "спасибо". Может, записку оставить?
Мысль о записке показалась мне удачной, за одним исключением: я нигде не видел ни пера, ни чернил, не говоря уже о пергаменте. Ну, и если проблему с пером еще можно было как-то решить при помощи трансфигурации, с бумагой этот номер не прошел бы. С собой же у меня была, в лучшем случае, карта Мародеров, мало годная на составление записок. Впрочем, пока я ломал голову над этой проблемой, за стеной послышались какие-то шорохи и шаги, и наконец, дверь в спальню открылась, и на пороге возник довольно хмурый со сна Джаред Поттер. Сухо кивнув мне, он молча прошел в ванную, скрытую за деревянной панелью слева. О том, что это вообще ванная я догадался только тогда, когда услышал шум воды. Чувствуя себя не в своей тарелке, я на всякий случай отошел поближе к двери, хотя тут же устыдился собственной трусости. В конце концов, я не напрашивался ночевать у него в апартаментах. Да и потом, будь он недоволен моим присутствием, — высказался бы более открыто и сразу, не стесняясь в выражениях. Уж в этом-то он себя обычно не ограничивал, особенно поначалу...
