— Знаю, — отозвался я, погладив ее по волосам. — Я, и правда, чуть не погиб. Если бы не Малфой...
— Что, он опять тебя спас? — удивленно захлопала глазами Гермиона, снова отодвигаясь от меня.
— Да мы там только и делали, что спасали друг друга, — пожал плечами я. — Но по итогам я все равно остался ему должен...
— Гарри, это очень серьезно, — тут же посуровела она. — Долг Жизни создает связь между людьми, и она не всегда распадается с его погашением. Иной раз она только становится от этого сильнее. А если вы спасли друг друга несколько раз... Я даже представить не могу, что из этого получится, особенно учитывая его Родовую магию, и твои способности... — все время после того, памятного разговора в поезде, мы с ней редко называли мою силу Родовой магией. Гермиона не могла понять, откуда она у меня, и, отчасти еще и ради Рона, тактично именовала ее "способностями, которые сродни Родовой Магии".
— Это все-таки тоже Родовая магия, — вставил я, и пересказал Гермионе то, что сказал мне Драко. Она несколько минут обдумывала услышанное, а потом кивнула.
— Ну да, в работе Слизерина есть определенные намеки на это, хотя, думаю, ему самому это было не очень-то по нраву, — сказала она. — Хотя это многое объясняет. Например, почему в Средние века маги не вымерли полностью — тогда случались отчаянные годы, когда было не до того, чтобы блюсти чистокровность — лишь бы выжить. Значит, получается, магические законы запрещают жениться на маглах, но не запрещают — на маглорожденных?
— Насколько я понял, это только в том случае, если нет других наследников. И еще Малфой сказал, что это значит, что я, и правда, единственный оставшийся Поттер. — Я погрустнел, но Гермиона ободряюще сжала мой локоть.
— Это ничего не значит, Гарри. Только то, что ты — единственный, кто может унаследовать магию, единственный отпрыск семейства. Но могли ведь еще оставаться какие-то Поттеры из старшего поколения. Какие-нибудь тетушки, или бездетные дядюшки...
— И где же они тогда? Почему Дамблдор о них не подумал, когда мои родители погибли? — горько переспросил я. — Нет, Гермиона, боюсь, что ты ошибаешься. Единственная оставшаяся у меня тетушка — это тетя Петуния. Потому я у нее и оказался.
— Дамблдор строил твою защиту на основе крови твоей матери. ПОЭТОМУ ты оказался у Дурслей, — упрямо возразила Гермиона. — Не знаю, но мне кажется, могли найтись и другие причины... И потом, в те времена многие маги уезжали из страны. Может быть...
— Давай не будем об этом, — не выдержал я. — Я даже не знаю, хочу ли я что-нибудь знать о каких бы то ни было своих родственниках. Я... Я не знаю, хочу ли я иметь близких. Слишком больно их терять... — я снова вспомнил Сириуса, и боль огнем обожгла мне сердце. Даже сейчас, больше чем через полтора года после его смерти, мне все еще больно вспоминать крестного. А что будет со мной, если я найду еще какого-нибудь близкого человека, и окажется каким-нибудь образом, что не его вина то, что мы не знали друг о друге, и мы подружимся... А потом об этом узнает Волдеморт и убьет его? Смогу ли я пережить такое еще раз?
— О, Гарри, — чуть ли не всхлипнула Гермиона, поглаживая меня по плечу. Я невесело улыбнулся ей. Раньше подобные проявления сочувствия меня раздражали, но теперь я понимал и принимал ее поддержку.
— Давай не будем больше об этом, — повторил я, и Гермиона поспешно кивнула, украдкой промокнув глаза рукавом. — Кстати, ты на обед собираешься?
— Естественно, — отозвалась она. — Я, правда, хотела отнести учебник и тетради по зельям к себе, а то тяжеловато все это таскать с собой.
— А. Ну ладно, я тогда пойду поищу Джинни, а ты отнеси все и спускайся. Увидимся на обеде, ладно?
— Ладно, — улыбнулась она.
Уже спустившись на пару ступенек я вдруг вспомнил о еще одном занимавшем меня вопросе, и, обернувшись, окликнул ее. Гермиона обернулась, глядя на меня сверху вниз.
— Я хотел спросить... А почему ты не сняла заклятие с волос Рона?
— Потому что единственное, что мне хотелось сделать с палочкой в его присутствии в эти два дня — наложить побольше таких заклятий на все его выступающие части тела! — с достоинством ответила она. Я не выдержал, и расхохотался, представив себе эту картину.
— Ну, все кончилось хорошо, может, ты все-таки ему поможешь? — выдавил я. Гермиона скорчила гримасу, но нехотя кивнула. Еще раз махнув ей, я снова двинулся вниз.
Джинни я встретил в холле, она входила в замок, и, завидев меня, повела себя почти так же, как Гермиона: завизжав "Гарри!" бросилась мне на шею. Правда, задушить меня она не пыталась. Я подхватил ее, и тоже крепко обнял, однако мы быстро отодвинулись друг от друга.
— Ну как ты? Выглядишь хорошо, ты в порядке? — спросила она, окидывая меня внимательным взглядом.
— Со мной все отлично, Джин, — отозвался я. — Правда, голоден, как стадо волков.
— Волки стаями ходят, глупый! — засмеялась она. Я хихикнул.
— Да хоть косяками, мне все равно. Я есть хочу, — отозвался я, посмеиваясь. Джинни снова расхохоталась.
— Ничего, сейчас обед будет, — сказала она. — Пойдешь в Зал уже? Я бы составила тебе компанию, но у нас Травология сразу после обеда, а я забыла в спальне защитные перчатки. И потом, я бы тебе посоветовала... Выйти чу-уть-чуть погулять. Нагулять аппетит побольше, — добавила она, еще раз хихикнув. Я на мгновение удивился, но, припомнив, в чьем обществе видел ее на карте, прищурился, окидывая ее внимательным взглядом. Джинни приняла невинный вид, но я-то знал, что обычно за этим кроется.
— Спелись, — констатировал я. — Где?
— В теплицу пошла, спросить что-то у профессора Стебль. По моим подсчетам, надолго это ее не займет... — отозвалась Джинни, все с тем же невинным видом рассматривая собственные руки. Я кивнул и улыбнулся.
— Спасибо, Джин.
Я уже подходил к теплицам, когда издали увидел Блейз. Она, видно, уже закончила разговор с профессором Стебль, и теперь шла к замку по тропинке между двумя корпусами теплиц. Я замер. Кто бы мог подумать, что за всего лишь какие-то жалкие два дня, большую часть которых я к тому же проспал, я успел так сильно по ней соскучиться? Блейз шла, прижимая к груди учебник по травологии с вложенной в него тетрадкой, опустив голову и в задумчивости не глядя по сторонам, так что у меня была возможность просто смотреть на нее, и любоваться игрой солнечных лучей в ее золотисто-рыжих волосах. Но вот она подняла голову и увидела меня, стоящего в проходе между теплиц, всего в двух-трех шагах от нее. На сей раз реакция была иной: Блейз замерла, учебник выпал у нее из рук, зеленые глаза расширились.
— Гарри? — прошептала она, словно не отваживаясь произнести мое имя вслух. Я неуверенно улыбнулся, чувствуя легкое смущение, но в следующий момент она качнулась ко мне, и я, протянув руки, подхватил ее в объятья. — Гарри! Гарри, Гарри, Гарри! — повторяла она, прильнув ко мне так плотно, что и волоса нельзя было просунуть между нашими телами (впрочем, я ничего не имел против). Я лишь крепко прижимал ее к себе, прижавшись щекой к ее волосам, и чувствовал, что просто схожу с ума. Все мои страхи и комплексы то скручивали меня с новой силой, сковывая ледяной броней, то вдруг рассыпались мелким крошевом под напором бушевавшего внутри пламени, но лишь для того чтобы в следующее мгновение снова сдавить меня снежным монолитом.
Блейз чуть отодвинулась, чтобы заглянуть мне в лицо, и я, не давая себе времени и возможности передумать, прижался губами к ее губам — как в омут головой. В первый момент она охнула — но всего на мгновение. Я даже не успел как следует испугаться того, что натворил, как ее мягкие полные губы раскрылись мне навстречу, отвечая на поцелуй, и предлагая больше, и я, чувствуя как в груди распускается великолепный огненный цветок, дотла выжигающий страх и неуверенность, поцеловал ее по-настоящему, как не пытался целовать ни Чжоу, ни Джинни. Блейз ответила с такой отзывчивостью, что у меня чуть не снесло крышу. Ее руки поглаживали мои плечи, а я, осмелев, запустил ладонь в пышные локоны у нее на затылке, пропуская их между пальцами и наслаждаясь их мягкой шелковистостью. Я всегда знал, что рассказы про невозможность дышать во время поцелуя — сказки для дурачков, но теперь готов был верить хотя бы в то, что дыхания может не хватить из-за возбуждения. Оно зашкаливало, однако я ни капли, ни мгновения не стыдился этого. Мы дышали каким-то одним, общим дыханием, ни на мгновение не отрывая губ друг от друга. Осторожно и несмело коснувшись ее губ языком, я понял, что она отнюдь не против, и осмелел. Бог ты мой, да в тот момент мне казалось, что мог никогда не останавливаться!
Опомниться нас заставил звон колокола в замке, и шум голосов какого-то из младших курсов, покидавшего одну из теплиц. Понимая, что еще пара минут — и мы окажемся на виду у двадцати пар любопытных глаз, я с сожалением оторвался от манящих губ своей Слизеринской Принцессы. Блейз тяжело дышала, ее щеки покрывал румянец, а зеленые глаза из-под полуприкрытых век смотрели манящие и загадочно. Я еле сдержался, чтобы не послать все к черту и не возобновить поцелуй, однако гомон младшекурсников, покинувших теплицу, слышался уже почти за углом, и это заставило нас обоих опомниться.
— Бежим, — сказала Блейз, потянув меня за руку. Мы помчались по дорожке, и, свернув за угол, побежали к Саду Изгородей, смеясь, как дети. Там, едва добравшись до одной из скамеечек, которые по вечерам оккупировали влюбленные пары, мы швырнули на нее свои сумки, и Блейз, обернувшись, практически упала снова в мои объятия. Ее губы нетерпеливо прижались к моим, и я с удивлением понял, что на сей раз она взяла инициативу на себя. Впрочем, поцелуй от этого был ничуть не менее потрясающий. Сознание куда-то уплывало, и очнулся я нескоро, обнаружив, что каким-то непостижимым образом мы оказались на лавочке, и Блейз обвивает меня руками, откинувшись на высокую спинку, а я, опираясь коленом о сиденье, нависаю над ней, и мои руки свободно гуляют у нее по спине.
— Блейз, — выдохнул я в ее полуоткрытые губы, снова нежно целуя, но уже не позволяя себе увлечься. Блейз, ответив на поцелуй, счастливо улыбнулась, и мягко провела рукой по моим волосам.
— Гарри... — отозвалась она почти шепотом. Я отстранился, и сел рядом с ней, продолжая обнимать девушку за талию и прижимая ее к себе. — Я уж думала, ты никогда этого не сделаешь... — едва слышно проговорила Блейз, чуть краснея и пряча взгляд. Я смутился.
— Прости, я... Я просто стеснялся...
— Стеснялся? Гарри, во имя Мерлина, но ЧЕГО? — Блейз, немного придя в себя, кажется, обрела голос. Я отвел взгляд.
— Ну... мне казалось, я не очень умею целоваться, — выдавил я наконец. — Чжоу, по крайней мере, была не в восторге, а Джинни... Ну, она никогда не говорила об этом, но я думал, что она просто боится меня обидеть.
— Чушь! — фыркнула она. — Гарри, посмотри на меня.
Я посмотрел. Блейз выглядела потрясающе — раскрасневшаяся от свежего ноябрьского воздуха и возбуждения, с горящими глазами и растрепавшимися волосами, и чуть припухшими от поцелуев губами, которые мне снова до боли захотелось поцеловать.
— Разве похоже, что я недовольна? — спросила она, поднимая брови. Я смущенно улыбнулся, покачав головой. — Вот и не придумывай глупости. Может, ты и не учился этому, но целуешься ты просто потрясающе. Из всех парней... — она запнулась, и смущенно опустила глаза, но я и так понял, что она хотела сказать.
— Продолжай, я... Я знаю, что я не первый парень, с которым ты встречаешься, — сказал я чуть охрипшим голосом.
— Кроме поцелуев у меня ни с кем ничего не было! — фыркнула Блейз. — И из всех, с кем я целовалась, по технике с тобой может спорить один Драко, и тот...
— Ты целовалась с Малфоем? — опешил я. — Но... Ты же говорила, вы как брат и сестра? Значит...
— Боже, Гарри, не делай трагедию из ничего, — хмыкнула она. — Во-первых, это было один-единственный раз, а во-вторых, это произошло у тебя на глазах.
— Что? Когда?
— Первый урок зельеварения в этом году.
— Ах, да... — я действительно вспомнил и почувствовал себя идиотом. — Значит, тебе с ним понравилось целоваться так же, как и ...
— Не так же, — покачала головой Блейз, и нежно коснулась моей щеки. Ее прикосновение, нежный голос, мягкая улыбка — все это вдруг без остатка разрушило легкую корочку льда, подернувшую было наши отношения. — Драко отлично целуется, это правда, но я не люблю его. Поэтому с ним было... приятно, но не более того.
— А... А со мной, выходит... — я запнулся. Мне не хотелось вынуждать ее на признание, к которому она, вероятно, не готова, и к тому же, сам еще не признавшись ей. Но Блейз пошла на компромисс. Она кокетливо улыбнулась мне, и накрыла мою ладонь своей.
— Ты мне очень нравишься, Гарри, — сказала она. — И это намного больше того, что... ну, в плане поцелуев, это значит намного больше, чем сестринская любовь к Драко. Понимаешь?
— Ага, — кивнул я, не в силах оторвать взгляд от ее губ. Блейз улыбнулась, и снова потянулась ко мне...
— Вот ты где, Гарри! — голос Гермионы прозвучал точно гром. Я застонал — как я надеялся, мысленно, а Блейз быстро опустила голову мне на плечо, уткнувшись в него любом. — Ох! — Гермиона, выйдя из-за поворота, раздраженно фыркнула при виде нас и сложила руки на груди. — Я разговаривала с мадам Помфри, — заявила она. — Она сказала, тебе нельзя пропускать прием пищи, а обед через сорок минут закончится. Я все понимаю, — сказала она, пристально посмотрев на Блейз, — вам хочется побыть наедине, но у вас еще будет время. А ты все-таки еще не совсем здоров, об это нельзя забывать.
— Ох-х-х-х-х! — разочарованно выдавил я.
Однако после заявления Гермионы о моем здоровье, никакие силы не могли уже удержать Блейз, и заставить ее оставить все как есть. Слизеринка мигом поддержала старосту школы, и они вдвоем чуть ли не силком поволокли меня в замок. Нет, поесть бы я не отказался, но с куда большим удовольствием я бы остался в лабиринте с Блейз эти оставшиеся сорок минут. Впрочем, как оказалось, Гермиона преувеличивала, и времени осталось больше.
Войдя в холл, я осознал, что слегка замерз на улице — стояла поздняя осень, и, несмотря на плотные мантии, было отнюдь не жарко. Решив для себя, что следующее свидание пройдет в помещении, я быстро поцеловал Блейз перед тем, как идти в Большой зал, и она, хихикнув, убежала к своим. Улыбаясь, я последовал за Гермионой к нашему столу.
Мы с Гермионой уселись за стол, и я понял, что в самом деле проголодался. Положив себе все, до чего мог дотянуться, я с аппетитом накинулся на еду. Вскоре прибежала веселая и улыбающаяся Джинни, и, усевшись с другой стороны от меня, подмигнула Гермионе. Я не обратил особенного внимания, как оказалось, зря.
Уплетая жареную курицу с картошкой, я думал, что вот это — настоящая еда, не то, что какая-то там овсянка. Впрочем, конечно, мадам Помфри была права, как всегда, когда дала мне ее на завтрак — пусть голодание мое и не было длительным, но все равно, плотная еда на голодный желудок вредит пищеварению. Зато теперь можно было покушать со спокойной душой, не боясь, что может стать плохо.
