Остаток дня и ночь прошли спокойно, и, кроме принесшего ужин эльфа, нас никто не беспокоил. Лопоухое создание с опаской косилось на меня, но на сей раз я решил воздержаться от расспросов. Ужин, как и обед до этого, разнообразием не блистал — та же ветчина, хлеб, немного сыра — и в дополнение какая-то склизкая зеленая масса, напоминающая салат из рубленой зелени, но заправленный чем-то, на мой вкус, абсолютно мерзким. Я несколько раз потыкал вилкой в неприятно пахнущую массу, но попробовать так и не сподобился, снова ограничившись бутербродом, жевать который приходилось всухомятку. Впрочем, на мое счастье, Джинни этот "салат" привлекал не больше моего: — девушка с отвращением оттолкнула тарелку и категорично потребовала принести чаю.
Наконец, кое-как утолив голод, мы снова забрались в кровать, — но спать не хотелось, сказывался весь день, проведенный именно за этим занятием. Поначалу мы молчали. Особенно острое ощущение стыда как-то притупилось, однако — видно, в качестве последствия, — между нами все же установилась некоторая напряженность. Признаться, мне еще никогда раньше не приходилось так себя чувствовать. Одно дело, если бы "приставания" Лавуазье ограничились Джинни. Это было бы возмутительно, я бы бушевал и, возможно, крушил мебель — но при этом оставался в привычной для себя роли. Конечно, защитничек из меня сегодня вышел аховый, но если бы этим только все и ограничилось, мне, наверное, все равно было бы легче. Теперь же получалось, что я невольно и сам оказался на месте Джинни, и был уже не просто оскорбленным парнем, чья девушка подверглась... ну, если не насилию, то по меньшей мере, домогательствам. Сейчас я и сам превратился в жертву домогательств...
И все-таки было кое-что еще, что заинтересовало меня во всей этой истории. Из разговора Алекто и Горбина, который мы с Гарри невольно подслушали той достопамятной ночью, да и потом, по рассказам Дамблдора, выходило, что мэтр Лавуазье был похищен Пожирателями Смерти — и не без борьбы. Однако человек, представший перед нами сегодня, не походил на пленника — или, если уж на то пошло, на жертву Империуса и подчиняющих зелий. Мало того, припомнил я, зельевар и сам подтвердил, что не порабощен! Выходит, он тоже Пожиратель Смерти? Мне снова вспомнились пухлые, холеные руки, ощупывающие и массирующие мое тело. От отвращения я опять ощутил тошноту, но усилием воли заставил себя отодвинуть неприятные ощущения на задворки сознания и сосредоточиться на том, что именно видел. Во время работы Лавуазье засучил рукава — каждый примерно до середины предплечья. А этого было вполне достаточно, чтобы сомнений не оставалось: Черной Метки у него не было.
Но что же это получалось? Лавуазье — НЕ Пожиратель? Но ведь — по крайней мере, сейчас-то уж точно! — он работает на Волдеморта! А может, он был скрытым агентом? Но Лорд не доверял людям просто так: даже Снейпу, которого заслал шпионить в Хогвартс, под нос к Дамблдору, Волдеморт все равно поставил Метку, несмотря на весь риск. Хотя, наверное, он сделал это раньше, чем принял решение отправить Северуса в школу... Вероятно, так оно и было — но, опять же, не факт.
Некоторое время я терялся в догадках — и все же это было лучше, чем предаваться горестным размышлениям о позоре, которому подверг нас зельевар. Конец моим раздумьям положила Джинни, с которой я, в конце концов, поделился своими соображениями.
— Лавуазье сюда привезли уже после меня, — сказала она. — Где-то с неделю назад, или около того. Поначалу он орал и возмущался — пожалуй, еще больше, чем ты перед уроком Хагрида. — Я хихикнул и вскинул брови в притворном возмущении.
— По-твоему, этот толстый извращенец может делать что-то лучше, чем я? — оскорблено вопросил я. Джинни весело фыркнула.
— Не дури, Дрей, — сказала она, чуть повернувшись, и легонько потрепала меня по щеке. Мы полулежали — полусидели на кровати, накидав в изголовье все имеющиеся подушки, так что Джинни уютно устроилась в моих руках, прижимаясь ко мне спиной.
— Брось, Джин, я просто пытаюсь помочь нам обоим немного развеяться.
— Понимаю. Так вот, касательно "этого толстого извращенца". Как я уже сказала, поначалу он только и делал, что орал и возмущался — ровно до тех пор, пока Лорд не поговорил с ним с глазу на глаз. После этого... После этого началось то, что ты имел "счастье" наблюдать сегодня.
— Так выходит, Волдеморт все-таки мог его заколдовать? — с сомнением проговорил я. Джинни покачала головой.
— Я так не думаю, — сказала она. — Скорее... Я бы сказала, Лорд "обратил его в свою веру". В умении соблазнять ему не откажешь, и совсем не каждый вид искушения требует красивой внешности. Мало ли что он мог предложить. Власть, деньги, или, например, возможность спокойно работать с запрещенными ингредиентами...
— Ну да, или возможность ставить эксперименты, так сказать, "на живом материале"... Ты права, — согласился я, с содроганием вспоминая потусторонний голос заключенного в диадеме Рейвенкло кусочка души Темного Лорда. Да уж, если бы не Гарри, неизвестно, смог бы я устоять против него... Наверное, смог бы. Но все равно, испытав это на себе, я не мог не признавать того, что, в самом деле, в умении искушать ему не откажешь — и не его вина, что те вещи, которые он мог предложить, оказались недостаточно привлекательными для меня. Но даже так, он все равно тогда смог заронить в мое сердце сомнение — пусть и мимолетное. Плюс, не стоит забывать, что крохотный кусочек души, заключенный в крестраже, еще не обладал ВСЕМИ умениями и опытом самого Темного Лорда. Да и кто знает — , наверняка для Лавуазье у него нашлись аргументы пособлазнительнее?
Pov Гарри Поттера.
Поначалу, только выйдя из Больничного Крыла, я витал в облаках, воодушевленный, восхищенный и потрясенный тем, что только что произошло. В голове не укладывалось, что только что — всего каких-то десять минут назад! — мы с Блейз занимались — по-настоящему занимались любовью! Десятый — а может, и сотый раз, — я ловил себя на том, что по моему лицу блуждает глупо-мечтательная улыбка, а мысли гуляют где-то далеко-далеко от сегодняшнего "здесь и сейчас" с его проблемами и бедами, которое настойчиво пыталось напомнить о себе. Хотя, если уж откровенно, то было кое-что еще и помимо маячившего на мысленном горизонте Волдеморта и его козней, что омрачало мое радужное настроение. А именно — то, что я оказался не способен доставить Блейз такое же наслаждение, какое получил сам. И уже второй раз, между прочим... Нет, она могла сколько угодно утешать меня и говорить, что у девушек с этим сложнее — но тем не менее, я не сомневался, что способы сделать все правильно — существуют. Все дело в моей неопытности... Хотя, с другой стороны, ну где я мог набраться опыта? Вот она, негативная сторона невинности и принципа "беречь себя для настоящей любви"... Не то, чтобы я жалел об этом — просто было стыдно и неудобно за собственный невольный эгоизм и растерянность.
Впрочем, самобичевание все-таки в этот раз выходило у меня не очень убедительно. Нет, конечно, мне было стыдно — но не до такой степени, чтобы не сметь поднять глаза и считать себя полным ничтожеством. Может быть, помогли утешения Блейз, а может, уверенности придавал тот факт, что при взгляде на нее я не видел на лице девушки выражения недовольства или, хуже того, отвращения. Наоборот, моя Слизеринская Принцесса ловила мои взгляды с лукавой улыбкой, и во взгляде ее светились искреннее тепло и... нежность? Пожалуй, да, это было самое подходящее определение... Вздохнув, я мысленно дал самому себе страшную клятву, что в следующий раз — когда бы он ни произошел, — я, что называется, костьми лягу, но сделаю все возможное и невозможное, чтобы доставить ей наслаждение.
Однако по мере того, как мы проходили коридор за коридором, реальный мир с его проблемами и угрозами напоминал о себе все явственнее. Казалось, в школе изменилось практически все, начиная от поведение всех ее обитателей, и заканчивая самой жутковато-напряженной атмосферой страха и близящейся угрозы. И это за столь ничтожный срок — менее, чем за сутки! Казалось, что сам хогвартсский воздух насквозь пропитан ощущением приближающегося несчастья. Трудно было поверить, что всего лишь вчера студенты и преподаватели были почти беззаботными, собирались на квиддич, вовсю обсуждая предстоящую игру, спорили, а кое-кто даже делал ставки... Теперь же в коридорах редко где попадались группки учеников, и даже старшеклассники старались держаться вместе. Да что там, по словам Блейз, притихли даже слизеринцы в своем подземелье! Да кто бы мог подумать, что похищение одного-единственного студента — пусть и старосты факультета — может повлечь такую реакцию! Особенно, учитывая то, что никто не знал толком, что именно затеял Волдеморт, и зачем ему понадобился именно Драко Малфой. Хотя никакие предположения и близко не могли предугадать тот ужас, который Темный Лорд запланировал на самом деле!
Как оказалось, когда Рон сказал, что нас с Блейз зовет Дамблдор, он имел в виду, что директор зовет нас всех — и их с Гермионой тоже. Нечего и говорить о том, что мадам Помфри была, мягко говоря, недовольна подобным положением дел. Все-таки состояние Гермионы все еще вызывало серьезные опасения, несмотря на всевозможные стабилизирующие зелья, которыми мою подругу ежедневно пичкали чуть ли не доверху. Но все же отвести ее в директорский кабинет было проще и в какой-то степени безопаснее, чем переносить беседу с директором в больничную палату, где нас могли услышать посторонние уши. Не говоря уже о том, что на этом "собрании" наверняка будет присутствовать Снейп, который при случае может оказать медицинскую помощь не хуже заправского колдомедика.
Разумеется, как и Рон, я тоже переживал за Гермиону, и отчасти был с ним согласен, что ей лучше было бы оставаться в постели — но случай был экстраординарный, и ее ум несомненно, пригодился бы нам сейчас (впрочем, как и всегда). Не говоря уже о том, что было бы просто несправедливо оставить ее изнывать от скуки и неизвестности в Больничном крыле, в то время как сами мы занимались бы составлением планов атаки на логово Волдеморта и спасения наших друзей.
И все-таки, несмотря на все тревоги и опасения, я ощущал дикую смесь страха и возбуждения при мысли о том, что вот-вот мне, кажется, снова придется встретиться с Волдемортом лицом к лицу. Нет, конечно, мысль о поединке с Темным Лордом могла, вообще-то, заставить мое сердце замереть от страха, а потом затрепыхаться с удвоенной силой. Особенно если учесть особые обстоятельства: крестражи уничтожены еще не все, а значит, я не должен убивать этого выродка, даже если мне представится такая возможность. Ну, не то чтобы я всерьез рассчитывал, что мне действительно выпадет такой шанс. Надеяться приходилось разве что на удачу... и хотя до сих пор она меня почти не подводила, везение могло когда-нибудь да закончиться. Кроме того, шансы были заведомо неравны, даже если не обращать внимания на разницу в возрасте, опыте и магической силе. Волдеморт приложит все силы, чтобы избавиться от меня — тогда как моя задача будет заключаться в том, чтобы максимально отвлечь его, но при этом я не могу его убить... Вся беда была в том, что никто из посвященных в тайну бессмертия Темного Лорда не мог точно сказать, что произойдет, если убить его раньше, чем все крестражи будут уничтожены, а потом все же уничтожить их? Умрет ли он окончательно, лишившись своих "якорей", или же уцелевшая часть его духа все еще будет продолжать существование, чтобы позже воплотиться опять? Или же без своих крестражей он не сможет снова стать достаточно силен, чтобы обрести тело, и так и будет скитаться по миру бесплотным духом? Признаться, я затруднялся ответить, какой из вариантов пугал меня больше (ну, возможно, кроме самого первого).
Дамблдор ждал нас, как я и предполагал, в компании Снейпа. Выслушав мой рассказ о том, что худо-бедно, но с помощью зеркальца мы наладили связь с узниками Пожирателей, Дамблдор покачал головой, однако ритуал и его последствия оставил без комментариев, сказав только, что ему нужно будет хорошенько поразмыслить об этом. Признаться, меня это даже немного возмутило, однако отчасти директор был прав — тревоги тревогами, но что именно мы можем сделать до тех пор, пока их местонахождение точно не определено? Все мы понимали, что основная надежда сейчас — на Люциуса с его ритуалом, и поэтому слова Драко о том, что не факт, что он сработает, мягко говоря, не радовали. Во всяком случае, весть о том, что время поджимает, точно не прибавляла нам ни радости, ни надежды на благополучный исход. Все согласились, что ритуалу нельзя позволить состояться, ибо это, в первую очередь, означало пожертвовать жизнями Джинни и Драко. Не говоря уже о том, что после него Волдеморт мог обрести не только новое тело, но и новую силу — Родовую Силу Малфоев! Насчет этого, правда, оставалась надежда, что в крайнем случае Люциус мог попытаться изгнать сына из рода, — что, опять же, не факт, что сработает. Но если Драко все-таки можно еще будет спасти и после первой фазы ритуала — после зачатия, — то Джин обречена с самого начала...
По словам Снейпа, надежда, что поисковый ритуал Люциуса успеет завершиться к тому времени, как наступит роковой час, таяла с каждой минутой. Члены Ордена и некоторые авроры, из числа сочувствующих, проверяли всевозможные таинственные дома и частные особняки по всей Англии, но наткнуться таким вот образом на убежище Темного Лорда можно было только случайно — а вероятность этого была настолько мала, что и говорить о ней не стоило. А если еще вспомнить об отвлекающих и защитных чарах, которые, без сомнения, окружали Логово Волдеморта, перспектива и вовсе рисовалась мрачная донельзя. Нет, конечно, Дамблдор утверждал, что еще не исчерпал все возможности, и что надежда еще есть — но по его тону и выражению лица невозможно было понять, действительно ли у директора есть план, или же он просто пытается успокоить и несколько обнадежить нас. Взгляды, которыми то и дело обменивались директор и зельевар, внушали некоторую надежду, однако все мы понимали, что не стоит слишком уж полагаться на это.
Наконец, когда все новости были рассказаны, а варианты возможных действий обсуждены не по одному разу, Дамблдор отпустил всех — кроме, как водится, меня. Я остался, проводив всех остальных глазами, и гадая, чего же хочет директор на сей раз. Впрочем, я догадывался, чего именно.
— Гарри, есть еще одно дело, которое я хотел бы обсудить с тобой, — начал он, и я кивнул.
— Я догадываюсь, сэр. Вы имеете в виду Джареда Поттера?
— Да. Он был у меня сегодня и сказал, что хочет официально признать тебя как наследника. Скажи, ты действительно согласен на это?
— Я... Я еще не дал ему ответа, — отозвался я. Вы считаете, мне не стоит соглашаться?
— А как думаешь ты сам? — ответил вопросом на вопрос директор, и прежде чем ответить самому, я задумался. Где-то в глубине души во мне оставалась старая детская обида и боль обманутых надежд. Но вместе с тем, я знал, что не обвиняю деда в том, как сложилась моя судьба. Отчасти я понимал его — он остался совсем один на склоне лет, и принимать к себе ребенка, который служил бы постоянным напоминанием о потерях, было бы слишком больно. к тому же... Он ведь не знал, как именно обращались со мной Дурсли, и полагал, что раз я пристроен в семью своих родных, то со мной все в порядке. Да, конечно, как он сам сказал, ему следовало убедиться в этом, но... опять же, его можно было понять.
