— Красными, хм... Профессору Снейпу следовало прийти самому, чтобы помочь мне со всем разобраться1— проворчала она, откупоривая большую бутыль, и наливая две трети стакана прозрачной зеленоватой жидкости, приятно пахнущей лимоном и мятой. "Зелье для устранения боли при ожогах жидкостями и других наружных травмах, связанных с зельями" — прочел я на этикетке.
— Эээ... Профессор Снейп давал ему какое-то обезболивающее, — предупредил я. Мадам кивнула, и, достав из коробочки свернутый крохотный бумажный конвертик, открыла его, и высыпала в стакан несколько иссиня-черных крупинок. Взяв узкую стеклянную лопатку, она помешала зелье, которое зашипело, как растворимый аспирин, а потом приобрело красивый зеленовато-бирюзовый оттенок. Медсестра приподняла голову Малфоя, бессильно откинутую на подушку, и прижала край стакана к его губам. Драко послушно выпил зелье, не открывая глаз, и тут же опустил голову назад, на подушку. Его дыхание все еще было тяжелым, а лицо — белым от боли и шока, однако зелье мадам Помфри подействовало довольно быстро — я почти сразу увидел, как слизеринец немного расслабился и вздохнул свободнее, а вертикальная морщинка между его бровями разгладилась.
— Хм... — вздохнула медсестра, взмахом палочки отправив стакан куда-то назад, к своему кабинету (наверное, в мойку для использованной посуды). Затем она призвала небольшую миску из шкафчика, поставила ее на столик в ногах кровати, и принялась сосредоточено смешивать еще какие-то препараты. — Значит, ты не знаешь, что вызвало такую необычную реакцию твоего зелья? — спросила она.
— Порошок толченой чешуи саламандры, — сказал хриплый голос. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Глаза Малфоя все еще были закрыты, но ему уже явно стало намного лучше. Открыв глаза, он посмотрел сначала на мадам Помфри, потом на меня. — У меня укатился глаз крокодила, и пока я его подбирал, я видел как кто-то левитировал тебе в котел небольшой сверток. Не знаю точно, кто, но почти уверен, что это Пэнси. Правда, доказательств у меня нет.
— Но... Но если ты не видел, что было в свертке, откуда ты знаешь...
— Логика, Поттер, — устало сказал Малфой. Он по-прежнему был страшно бледен, почти не отличаясь цветом лица от белой наволочки своей подушки, однако взгляд приобрел свою обычную цепкую остроту. — Твое зелье кипело, значит это был какой-то ингредиент, связанный с огнем. Если помнишь, никакие части саламандры не могут мирно взаимодействовать с рогатыми жабами — а в зелье были и желчь, и порошок из рогов, и даже сушеная жабья кожа.
— Я жабью кожу еще не клал! — запротестовал я, но Драко только усмехнулся.
— Ну слава Мерлину! — фыркнул он. — Если бы ты успел ее положить, реакция была бы еще сильнее. А тогда весь класс в лучшем случае попал бы сюда в полном составе, и со Снейпом во главе.
— А в худшем? — поинтересовался я.
— А в худшем — сразу на кладбище, — отозвался Малфой с непробиваемой невозмутимостью. — Одного не пойму — на что рассчитывал тот, кто тебе эту дрянь подбросил? Ведь его, или ее, накрыло бы вместе со всеми. Значит, то ли по глупости, то ли имела козырь в рукаве...
— И все равно, почему ты думаешь, что это был именно порошок чешуи? Это могло быть что угодно другое! — заупрямился я. — Желчь, кровь, толченые кости... Что угодно!
— Это был сверток, — все так же невозмутимо отбрил Малфой. — А значит, это не кровь и не желчь — они были бы в пузырьке. А толченые кости растворяются медленнее, зато действуют сильнее — твой котел разнесло бы вдребезги, будь это они. Целиковая чешуя тоже растворяется медленнее, и потом...
— Ладно, ладно, я понял! — вздохнул я. — Ты прав. Но почему ты думаешь, что это сделала Пэнси?
— Попрошу оставить свои догадки-разгадки на потом, — сердито сказала мадам Помфри, призвав откуда-то небольшой тазик и наполнив его бесцветной жидкостью, похожей на воду, но издающей резкий неприятный запах, какой часто бывает в магловских аптеках.
Драко скривился, но безропотно позволил медсестре окунуть в жидкость его изуродованные ладони. Я с удивлением увидел, как начинает спадать опухоль и выравнивается кожа, возвращаясь на место. Малфой морщился и сдавлено шипел сквозь зубы, однако мне казалось, что ему скорее просто неприятно, чем больно. Через несколько минут мадам Помфри начала медленно водить своей палочкой над поверхностью жидкости, шепча какие-то целительные заклинания, видно, чтобы облегчить и ускорить процесс. Я заворожено наблюдал, как исцеляются кисти Малфоя, и приобретают почти нормальный вид. Наконец мадам опустила палочку, и сказала Драко вынимать руки. Высушив их заклинанием, она взяла миску со смешанными препаратами, которые готовила во время нашего разговора, и осторожно стала наносить на все еще красные и воспаленные ладони Малфоя белую мазь, сильно пахнущую травами. Наложив густой слой, медсестра пробормотала новое заклятие, чтобы создать своего рода защитную оболочку для лекарства, а потом сверху наложила бинты — благодаря ее заклятию, мазь не впиталась в них, а осталась на руках, продолжая оказывать свое действие.
— Ну вот, мистер Малфой, на сегодня, полагаю, это максимум того, что можно сделать. Мазь снимет воспаление и оттянет остатки яда, который проник вам в кровь. Но боюсь, некоторое время вам придется побыть здесь. Яд есть яд — вам еще станет плохо, поверьте мне, хотя я, конечно, приму меры, чтобы по возможности облегчить ваше положение. Помните — сразу зовите меня, если почувствуете какие-то изменения в своем состоянии. А теперь вам лучше переодеться в пижаму и постараться немного поспать — вам необходимо набираться сил. Гарри, ты не поможешь Драко переодеться? — обратилась она ко мне, задвигая ширму вокруг кровати и направляясь в свой кабинет, прихватив свой запас зелий и прочих притираний и порошков.
Ну естественно, я помог! Малфой, правда, шипел и ругался, утверждая, что вполне способен и сам — но с забинтованными руками с застежками, пуговицами и прочим не очень-то повозишься, так что ему волей-неволей пришлось смириться с необходимостью принять мою помощь. Признаться, мне никогда не приходилось раньше раздевать и одевать другого парня, но к счастью, я так сосредоточился на том, чтобы справиться и не причинить ему неудобства, что почти забыл про смущение. В середине прошлого года Симус завел как-то разговор о геях и однополых связях, однако меня подобная перспектива не заинтересовала, не интересовала она меня и сейчас. Одно утешение — кажется, Малфоя тоже, судя по тому, что он стоял со скучающим видом, без малейших признаков возбуждения. Застегнув последнюю пуговицу на его пижамной рубашке, я с облегчением отступил в сторону. Драко кивком поблагодарил меня и забрался на кровать, вытянувшись во весь рост и блаженно поводя плечами. Я поборол желание подоткнуть ему одеяло, подумав, что вовсе не хочу выглядеть как наседка. Даже странно, что я испытывал по отношению к нему такую искреннюю благодарность — вообще-то, наверное, раньше я стал бы пытаться найти оправдание тому, чтобы отказаться от этого и обвинить его в чем-нибудь...
Вернувшаяся мадам Помфри выпроводила меня — пациенту был нужен покой, хотя, на самом деле, мое присутствие Драко совсем не мешало — он уже блаженно посапывал в подушку, и его лицо немного порозовело, по крайней мере, больше не сливаясь по цвету с наволочкой. Я вышел из палаты, чувствуя себя так, словно с моей души свалился тяжкий груз — все-таки, он не остался обезображенным навеки! Это было бы ужасно, несмотря на всю мою неприязнь к...
Я застыл, хлопая глазами, когда вдруг осознал, что слово "неприязнь" подумал по привычке. А на самом деле, что я чувствовал? Мог ли я продолжать относиться к Малфою по-прежнему — теперь, после того, что узнал о нем, и после того, что он для меня сделал? Я привык считать его врагом и чуть ли не злодеем, но что действительно плохого он сделал? Ссорился со мной? Но это неудивительно — он был обижен, что я не принял его дружбу тогда, перед первым курсом. Обзывал Гермиону грязнокровкой? Да, но... по сути, для него это едва ли было оскорблением — просто констатацией факта. И потом, мы ведь были врагами, и она принадлежала к нашему лагерю... К тому же он с шестого курса ее так не называл. Что же еще? Та история с Клювокрылом? Драко сам пострадал из-за своей же глупости, а все остальное — суд, приговор и прочее, — было делом рук Люциуса. Да по справедливости, можно ли даже и старшего Малфоя винить в этом? Это для нас все выглядело ужасно и несправедливо, потому что причиняло боль Хагриду. А если взглянуть с другой стороны — Люциус просто защищал своего сына. Гиппогрифы удивительно верны тем, к кому привязываются — например, тот же Клювокрыл долго горевал после смерти Сириуса, и даже возвращение в Хогвартс его не радовало по-первости... Но увы, обратное тоже верно — они превосходно запоминают обидчиков. Где гарантия, что свободно разгуливающий вокруг Хогвартса гиппогрниф не мог бы наткнуться как-нибудь на Драко еще раз? Тогда дело раной на руке могло не ограничиться... Конечно, сейчас вероятность этого уже мала — Клювокрыл очень умное, но все-таки животное, и память у него не настолько хороша, чтобы запомнить не столь уж и серьезную обиду — а ведь по сути Малфой, конечно, обидел его, но не так чтобы уж чересчур. А ума у гиппогрифа не настолько много, чтобы связать то происшествие и последующие злоключения, от которых, честно говоря, больше переживал Хагрид, чем он сам. К тому же, за прошедшие годы Драко вырос и изменился, и если у него хватит ума при встрече повести себя вежливо, то все может и обойтись. Но тогда, в тот год, когда воспоминания были свежи, это было очень, очень опасно! И Люциус это хорошо понимал — куда лучше, чем любой из нас. Да и вообще, честно говоря, Малфою от нас доставалось не меньше, а то и больше — постоянные проигрыши в квиддич, отстранение его отца от должности в попечительском совете, несочетаемые заклятия в конце 4-го курса, превращение в слизняка — в конце пятого...
"Да ты что, Гарри, ты послушай себя! Оправдываешь Малфоев! Что с тобой случилось?" — завопил в голове голос Рона. Я грустно усмехнулся. Вот именно что — случилось. Я вырос. Повзрослел. Перестал идеализировать то, что происходит вокруг, осознал, что мир не делится на хороших людей и Пожирателей Смерти — ох, как это пытался втолковать мне Сириус в свое время! "Ох, Сириус... А ведь Малфой твой племянник...", подумалось мне. Двоюродный, если я правильно помню гобелен в доме на площади Гриммо. И с Тонкс они кузены. Правда, вряд ли Малфой признает ее родственницей, но все равно — кровь не водица, так что должно же в нем быть хоть что-то хорошее! Я тут же горько усмехнулся . "Что-то хорошее"! Парень всего лишь в шестнадцатилетнем возрасте выкинул из своего дома Волдеморта с его Пожирателями, перешел на сторону тех, кого презирал, потому что счел их правыми, и еще — не забывай, Гарри Поттер! — он только что спас тебе жизнь, а ты еще ищешь в нем "что-то хорошее"? Мне стало стыдно. Да уж, хотелось бы мне надеяться, что если придет нужда, я найду в себе силы поступить хоть вполовину так же мужественно, как этот избалованный и вредный мальчишка, пять лет не дававший мне жить спокойно.
— Гарри! — окликнула меня Гермиона, когда я уже спускался на лестничный пролет второго этажа. Она, видимо, прошла коротким путем, потому что смотрела на меня с платформы третьего. Подождав, пока лестница поменяет направление, чтобы я мог добраться до нее, я присоединился к Гермионе. — Урок закончился, вот твоя сумка. Снейп в ярости — он велел мне передать тебе, чтобы ты обязательно зашел к нему на этой паре. У него урок у третьего курса, но он сказал, что ради такого случая готов пожертвовать даже этим. Гарри, Гарри, что же ты наделал? Как ты мог так ошибиться с этим зельем?
— Что? — возмутился я. — Это не я, Гермиона! Малфой сказал, он видел, как кто-то левитировал мне в котел сверток с толченой чешуей саламандры!
— МАЛФОЙ так сказал? — изумленно подняла брови Гермиона. — С чего бы ему это надо?
— Ну, наверное, потому что так оно и было, — пожал я плечами. Она кивнула.
— Рон с ума сойдет, если узнает, что Малфой тебя спас, — сказала Гермиона. — Кстати, как он?
— Ничего, ему лучше. Мадам Помфри хорошо знает свое дело, — отозвался я, чувствуя какой-то странный холодок, пробежавший между нами.
Эта ее фраза — "Рон с ума сойдет, если узнает"... Что значит "если"? Она что, считает, что он не должен об этом знать? Но шило в мешке не утаишь, да и потом, Рону тоже пора взрослеть — сколько можно кидаться на Малфоя при каждом удобном и неудобном случае, хотя он нам давно уже не враг?
— Ладно, пойду к Снейпу. Чем скорее отвяжусь от него — тем лучше, — мрачно сказал я. — Увидимся на обеде.
— Хорошо, — кивнула Гермиона. — Удачи.
— Спасибо, — кивнул я, нехотя снова волочась в подземелья. Да уж, пытаться что-то втолковать разъяренному Снейпу — это тот еще фокус... Гиблое дело, проще говоря. Интересно, он меня сразу заавадит, или придумает что-нибудь похуже? За непростительные, конечно, сажают в Азкабан, но, во-первых, он сошлется на состояние аффекта, а во вторых, это же Снейп! Пытаться его посадить бесполезно — все равно открутится... (прим. автора — скажет, апельсины приносил :-) ).
В общем, идти в подземелья не хотелось совершенно, но выслушивать то, что имел мне сказать Мастер Зелий, в присутствии третьего курса хотелось еще меньше, так что медлить не стоило. До конца перемены оставалось десять минут — маловероятно, что уложимся, но попробовать стоит. Добравшись до двери, я нехотя постучал, и услышав "войдите" открыл дверь.
— Простите, профессор Снейп, Гермиона сказала, что вы хотели меня видеть... — пробормотал я. Снейп, с кем-то, видно беседовавший через камин, и теперь отряхивающий мантию, при виде меня сузил глаза.
— По-оттер... — зашипел он так, что сама Нагайна удавилась бы на собственном хвосте от зависти. — Так-так... Будущая надежда всея Аврората. Ну, входите. Присаживайтесь. Посмотрим, достаточно ли у вас логического мышления для работы, которую вы себе избрали... Или собираетесь избрать.
— Эээ... Я... — я попытался придумать достойный ответ, но как назло, ничего не лезло в голову. Я прошел по проходу между рядами и сел за первую парту. Снейп уселся за свой стол и вперил в меня взгляд своих черных глаз.
— Ну-сс, Поттер, и какие будут соображения? — спросил он.
— Сэр? — переспросил я. — Вы не моги бы уточнить, что вы имеете в виду?
— Ну естественно, — фыркнул он. — Я имею в виду ваше зелье, Поттер! У вас есть представления о том, почему оно взбунтовалось?
— Эммм... Да, сэр. — ответил я. Снейп вопросительно поднял брови. — Зелье вскипело из-за того, что кто-то левитировал туда порошок из толченой чешуи саламандры.
— Вот как. И почему вы полагаете, что это был именно этот ингредиент? — поинтересовался он.
— Потому, сэр, что... — я дословно повторил ответ Малфоя. К концу ответа вид у профессора стал чуточку менее язвительный, однако когда я закончил, он мрачно усмехнулся.
— И вы сами додумались до столь блестящих выводов, Поттер? — ехидно спросил он. Я вспыхнул и опустил взгляд. А с другой стороны — чего мне бояться? — я ведь не утверждал, что это все мои выводы, и это не домашнее задание, и не контрольная работа, которую я должен сделать сам!
