— Пузырь!
Тот от неожиданности вздрогнул и сжался в комок, а Адамс опять почувствовал, как весь его план начинает рушиться.
— Пузырь! Черт тебя подери, чего молчишь?!
— Слушаю, сэр! — раздался дрожащий голос доха.
— Вот же слякоть, — выругался Бык, — ладно, иди, помогай Телку одевать спецкостюм. От тебя все равно проку не будет, только время терять. И побыстрей, начальство дожидается.
Руки Адамса механически перебирали заржавленные скобы, буро-коричневая стремнина приближалась. Вот она коснулась ног, обхватила холодными объятиями щиколотку, колено. "А вдруг Баран меня обманул, — внезапно подумалось Бенни, — вдруг его рассказ, это последняя подлость самоубийцы, которому терять уже нечего?". Его руки судорожно вцепились в скобу. Человек с трудом подавил в себе неудержимое стремление мышц выдернуть наверх погруженное уже наполовину тело.
— А, впрочем, все едино, — вслух воскликнул Бенни, — здесь плохо, а наверху еще хуже.
И разжал руки. Полутораметровое отверстие перелива было полностью скрыто под поверхностью стоков, хотя обычно на четверть выглядывала наружу. Адамс очень осторожно просунул в него ногу. Так и есть, снизу оно наполовину завалено всяким хламом, а сверху проток закрывала какая-то большая масса слипшегося мусора. Различить, что это, было невозможно даже в луче фонаря. Все скрадывала окружающая его муть. Бенни вплотную приблизил стекла шлема:
— О, Господи! — невольно воскликнул Адамс.
К горлу подкатил комок тошноты. Он совсем забыл про труп, замеченный сверху, а течением его уже прибило к сливу. Болтаемый мутными струями раздувшееся тело терлось о стену. Мелькнул нарукавный шеврон. Для опытного глаза Адамса все стало ясно: это был один из пропавших уличных полицейских. Во времена его службы такое изредка случались. Подавив отвращение, Бенни попытался оттолкнуть труп, так как он мешал ему пролезть в отверстие. Не получилось. Он перехватил руку и стал тянуть в сторону. Тело слегка повернулось и показалось лицо, ощерившееся всезубой улыбкой. На лбу покойника зияла большая пробоина. Стреляли, видимо, сзади, в упор, и навылет. Вдруг Адамс почувствовал, что рука трупа стала свободно болтаться в рукаве куртки, он ее оторвал. Бенни окинул тело растерянным взглядом. До сих пор он не мог понять, почему не заблевал весь изолирующий противогаз. Очень хотелось это сделать, но это была бы катастрофа, полное фиаско. Наконец он справился, мертвый полицейский стал медленно отплывать в сторону, и в ту же секунду Бенни его остановил, он заметил, что служебное снаряжение было на месте! Адамс расстегнул пояс. На нем, как и полагалось, находилась сумка с анализатором, рация, а главное, оружие. Как ни странно, все было на месте. Убийца даже не удосужился обобрать жертву, впрочем, возможно это было опасно, таскать с собой такие улики. Впрочем, для Адамса это было уже не важно, чувствуя на поясе тяжесть пистолета на ремне, он ощутил уверенность и силу, от тошноты не осталось и следа. Бенни решительно ухватился за металлическое обрамление перелива и ногами стал проталкивать труп в отверстие, заодно вороша ногой прочий мусор. Надо было обязательно хорошо почистить пространство, чтобы не пропороть резину спецкостюма. Через минуту усердной работы тело развернулось и подхваченное усилившимся течением исчезло в отверстии. Адамс тоже почувствовал, как на спину навалилась упругая сила потока, он уперся руками и, напрягая мышцы, старался удержать себя в середине отверстия. Вот прошли ноги, можно было отпускать. Все, он на той стороне, прощай, Бык, прощай барак, впереди ждала неизвестность.
* * *
*
— Барри! Милый! Я уже все знаю. Мы едем завтра в город.
Алиса повисла на шее мужа и крепко его поцеловала. Все заботы растворились в ней, исчезли из сегодня. Барри всегда чувствовал себя рядом с женой счастливым мальчишкой. Со дня свадьбы они ни разу не поссорились. Два месяца, конечно срок небольшой, но все-таки. Глетчер уткнулся в золотистые кудри Алисы. Ее неуловимый, но такой знакомый запах, кружил голову, манил к ее телу. Вот оно под руками, близко, близко. Такое теплое, хрупкое, доверчивое. Какое наслаждение. Он тронул губами мочку уха, потом чуть ниже. Прикосновения были еле ощутимыми, не поцелуи, а почти дыхание, но они так нравились Алисе. Вот и сейчас, она еще крепче прижалась к нему, уронила голову на плечо.
— Ах, ты мое наслаждение! — Прошептал Глетчер и поднял жену на руки, — Да только ради встречи с тобой я бы согласился еще раз облететь полгалактики...
Рано утром супругов разбудил зуммер вызова. "Без видео", — сонно скомандовала Алиса.
— Извините, мне нужен господин Глетчер. — Раздался сочный мужской баритон.
— Да, я тоже здесь. Слушаю.
— Позвольте представиться, Роман Блюк, сотрудник социологического института.
— А чем вы там занимаетесь?
— Не понял, где? — Блюк был явно растерян, даже голос задрожал.
— В институте. В каком отделе работаете, на какой должности.
— Э-э-э.... Простите...
Алиса толкнула Глетчера в бок и энергично постучала своим милым кулачком по его лбу. Выражение ее лица и шевелящиеся беззвучно губы говорили Барри, что он в очередной раз сморозил глупость. Он виновато развел руками и попытался исправить положение:
— Извините, мистер Блюк, я, наверное, допустил бестактный вопрос?
— Да, нет, что вы, что вы.
— Прекрасно. Через 30 минут мы будем готовы, — Глетчер повернулся и посмотрел на жену. Она смотрела на него, не мигая, в глазах читался ужас. — Впрочем, подъезжайте за нами лучше ровно через час.
— Хорошо, через час. У центрального подъезда дома господина Хармана.
— Совершенно верно.
— До встречи.
— Фу-у! — Глетчер развернулся к жене. — Я так устал, разговаривая с этим занудой, что должен кого-то немедля съесть!
Он грозно поднял руки и пополз по кровати к Алисе. Коленями он сгребал волной одеяло, корчил жуткие рожи и противно рычал.
— Ой, ой, ой! — взвизгнула жена. — Спасите! Помогите!
Но Глетчер уже сгреб в могучие объятия. Они целовались долго и страстно.
— Ну, все, Барри! Я ведь действительно не успею.
— За час не успеешь?!
— Да, у меня слишком много дел утром, — она решительно сняла со своей талии руки мужа, и кокетливо поведя плечиком, побежала в ванную комнату. Глетчер совершенно счастливый откинулся на подушки. Ехать уже никуда не хотелось.
Через час они ехали по городу в персональной машине Хармана. Лимузин величаво плыл по дороге. Минула застава с охраной, потом еще одна, охранявшая проход в силовом поле, и вот, они несутся по пустынному шоссе. Алиса почти сразу же уснула, видимо, не выспалась. За рулем сидел неопределенного возраста мужчина с большой лысиной и каплями пота на ней. Глаза у него казались живыми и доброжелательными, что несказанно удивило Глетчера, он привык к безликим и слепым взглядам. Но в дороге Блюк стал то и дело оглядываться, рассматривая астронавта.
— А-а, все понятно, — мысленно усмехнулся Барри. — Мистер Блюк пришел в зверинец.
В душе шевельнулся комок гнева. Но Глетчер быстро взял себя в руки, ведь по сути нельзя винить за интерес к человеку, которому пять с лишним тысяч лет. От этих мыслей его очень скоро отвлек пейзаж за окнами машины. Там тянулась уже знакомая ему степь, но кое-где мелькали небольшие рощицы низких, каких-то неуклюжих и костлявых на вид деревьев.
— Мистер Блюк, что это за деревья по обочинам?
— Просто деревья, — пожал тот плечами, не оборачиваясь. — Я не знаю их названия, но других за пределами оазисов нет. Только на севере есть хвойные леса. Я там однажды был, летал с господином Харманом.
— Оазисы, это элитные города, типа Амброзии?
— Совершенно верно.
— А откуда же столько разных пород деревьев в оазисах, почему их не рассаживают в степи.
— На самом деле, не так уж их и много, сэр. А рассаживать пытались, и сейчас пытаются. Не получается. Гибнут деревья.
— Почему? — удивился Глетчер.
— Они ведь выведены все искусственно. И размножаются только в специальных условиях. Точно в чем причина я не знаю, не мой профиль, — при этих словах Глетчер поймал в зеркале заднего вида лукавый взгляд Блюка, — но знаю, что когда их в очередной раз высаживают в степи, то они растут год, два, не больше. А потом все равно гибнут, как будто их прокляли.
Некоторое время ехали молча. Разговаривать не хотелось.
— Роман, скажите, почему такая странная традиция, одни города называются красивыми именами, а другие — только цифрами, жители не обижаются?
— Да, ничего обидного, мистер Глетчер. У меня у самого в городе дом. Просто, когда-то, для облегчения работы компьютеров, ввели специальные номера, которые выполняли сразу несколько опознавательных и информационных функций, а теперь все привыкли. Мы очень трепетно относимся к древним традициям. Вы спрашивайте еще, сэр. Я с удовольствием отвечу, если, конечно, смогу.
— Хорошо, тогда такой вопрос... Алиса, рано еще спи. Ложись на сидение, а голову ко мне.... Вот так, спи. Итак, вопрос о транспорте: вы используете двигатели внутреннего сгорания, на каком принципе?
— О-о! Это простой вопрос. Мы буквально ездим на воде. Энергии хватает, чтобы расщеплять ее на кислород и водород. Первый газ — в атмосферу, а второй — в двигатель....
Город вынырнул из-за горизонта темной зазубренной тенью и горизонт тут же исчез, остался только бесконечный силуэт города. "Боже мой! — думал Барри, глядя на эти каменные джунгли, — здесь живут 120 миллионов человек! В одном необъятном мегаполисе! Чудовищно". Между тем Р-1526 медленно, но неотвратимо выползал навстречу солнцу и поджигал в его утренних лучах зубья своих небоскребов.
— Грандиозно! — воскликнула Алиса. — Мистер Блюк, вот вы, как я поняла, живете в этом городе, правильно?
— Да, можно сказать и так. Там живет моя семья: жена и сын. Я же нечасто вырываюсь к ним, служба. Но они все понимают.
— Там не страшно, мистер Блюк, вам, вашей семье?
— Госпожа Глетчер имеет в виду преступность?
— Да.
— Конечно, в этом огромном городе всякое бывает, но при разумном поведении, неприятностей почти всегда можно избежать. Кроме того, полиция прекрасно справляется со своими обязанностями. Статистика показывает, что сегодня преступлений совершается меньше на 1,5%, чем сто лет назад. Медленно, скажете вы, но зато неуклонно. Я знаю динамику за несколько столетий.
Роман Блюк явно увлекся, из него стал просвечивать огонь страсти. Даже Алиса это заметила.
— Мистер Блюк! Я, кажется, знаю, чем вы занимаетесь в институте. Папа говорил...
Испугаться Блюк не успел. Глетчер ткнул жену пальцем в бок так, что она ойкнула. Надо было исправлять положение, пока Блюк не додумался, что сгоряча, наболтал лишнего.
— Если все что вы говорите, реальность, то я искренне, от всей души рад, — как ни в чем ни бывало, заговорил Барри, — но объясните, Роман, как удается столь эффективно бороться с этими вечными язвами человеческого общества?
— Воспитанием, мистер Глетчер, и многовековой селекцией положительных качеств человека.
— Очень интересно! Хотелось бы поподробнее поговорить на эту тему.
— Сожалею, сэр, я и так, кажется, увлекся. Если вас эта тема заинтересовала, обратитесь к директору, без его разрешения я не смогу дать вам более подробную информацию.
— Нет, это возмутительно! — вмешалась опять Алиса. — Уже город начался, и я не хочу больше слушать скучных разговоров. А то сбегу от вас, сидите тут вдвоем и болтайте, сколько душе угодно.
— Прошу вас, не надо. Мне господин Харман рассказал, что восемь лет назад вы так и сделали. И эта шалость стоила моему предшественнику места, — голос Блюка был неподдельно озабоченным.
— Не волнуйтесь, — обиженно отозвалась Алиса. — Я уже не девочка, чтобы делать глупости.
Все замолчали. Они уже несколько минут ехали в черте города, проскочив, не останавливаясь, несколько пропускных пунктов. Глетчер только мельком заметил, как засуетились на них люди в униформе. Видимо, машину Хармана здесь хорошо знали.
— Нет, мистер Глетчер, — заговорил Блюк, заметив его заинтересованный взгляд, — машина здесь не причем, просто на ней стоит специальный электронный опознаватель с кодом высшего допуска, вот они и переполошились. А внешне эта машина ничем не отличается от тысяч других, которые есть в городе. Конечно, видно, что она очень дорогая, но в городе много богатых людей.
Глетчер хотел поблагодарить Блюка, но слова застряли в горле. Они как раз свернули с автострады на обычную улицу, обычную настолько, что астронавт остолбенел. Вокруг него неспешно двигался поток машин из его времени, только стекла у всех были затемненными, а по тротуарам люди из его времени: легкие курточки, юбки, костюмы, обувь....
— Что с тобой, милый! — испуганно затормошила мужа Алиса, — Ты весь побледнел!
— Алиса! Ты только оглянись вокруг! — Глетчер смотрел на нее лихорадочно горящими глазами. — Смотри, это мое время! Вон люди идут, машины, даже светофоры такие же. И дорожные знаки! Как будто не прошло несколько тысячелетий. Но это невозможно, это, наверное, сон?!
— Ну, и что? — Алиса презрительно надула губки, — да, у них здесь и через десять тысяч лет все будет по-прежнему.
— То есть, как это?!
— Можно, я отвечу? — Блюк спокойно и привычно лавировал в автомобильном потоке, впрочем, к дорогому лимузину относились здесь явно с почтением и уступали дорогу. — Мистер Харман предвидел вашу реакцию и поручил мне пояснить вам ситуацию. Все города планеты находятся в стадии оптимальной цикличности. Модель социума отрабатывалась несколько тысяч лет назад, поэтому в ее основу и вложили то, что вам, господин Глетчер, так знакомо.
— И с тех пор ничего не менялось?!
— Менялось, конечно. Иногда возникают обстоятельства, требующие вмешательства и корректировки, но в целом, все остается прежним. Стабильность превыше всего, превыше изменений, превыше прогресса.
— Удивительно, — тихо произнес Глетчер.
Он долго молчал, глядя в окно, потом спросил:
— Правильно ли я вас понял, что стабильность достигается отказом от развития, от эволюции?
— В целом правильно, мистер Глетчер. Судите сами, вот вы говорите, прогресс, развитие, а что это за понятия, что реально за ними стоит, какая суть? Почему в ваше время они всегда были со знаком плюс? Это даже сомнению не подвергалось, априори принималось как достижения. Но ведь прогресс и развитие, в том смысле, как вы это понимаете, не могут быть самоцелью, ведь за ними что-то должно стоять, разве не так?
— Да, наверное, во всяком случае, это логично.
— Ну, вот для вас, какими могут быть цели такого развития?
— Хм, пусть не звучат мои слова высокопарно, но я уверен, что прогресс общества должен исходить из блага всего человечества в целом и каждого индивида в отдельности.
— Абсолютно с вами согласен, мистер Глетчер. Но в чем конкретном может выражаться это благо? Ведь не научными открытиями, не тоннами выплавленного металла, не количеством машин или объемами продуктов питания выражается оно, видимо, чем-то другим? Например, возможностью достойно жить, досыта есть, быть здоровым, растить детей и заниматься любимым делом. Разве не так?
