— Ян, — шепотом спросил Георг, — что я должен делать?
— А почему ты думаешь, что должен? — также шепотом переспросил Ян.
— А зачем же я здесь?
— Не знаю. Постарайся отрешиться от слов и мыслей, слушай свое сердце.
Они замолчали. Проквуст глубоко задумался. Он пытался найти в себе истоки нужного здесь поведения, и не находил. Он закрыл глаза и привычно сосредоточился, но вместо каких-то решений, перед его мысленным взором внезапно возник такой знакомый лучик Солнца. Георг чувствовал, как с легкостью расширяет его, как в этом сверкающем шнуре бурлит солнечный поток. Он разгорался нестерпимым золотым светом и необъяснимым образом через закрытые веки высвечивал внутренность Храма. Стены его и пол светились бело-матовыми бликами, только пятно в центре зала и спираль от него не имели цвета, они были наполнены черной пустотой. Георгу вдруг пришла мысль, что эту пустоту надо наполнить. Он шагнул вперед, к центру зала, но наступить на светящийся пол показалось кощунством. И тогда он шагнул во тьму спирали, и побрел по ней, наматывая круг за кругом. Он шел и с ладоней его, которые он вдруг совершенно отчетливо различал в этом призрачном отражении действительности, стекал солнечный огонь. Он падал вниз тихими сверкающими струями и таял в черноте спиральной дорожки, вытесняя из нее пустоту. Вот, наконец, он шагнул на центральный круг, наполняя его солнечным огнем, через несколько мгновений этот круг и сама спираль вдруг вспыхнули ослепительной молнией и все погасло, и видение, и луч от Солнца.
Проквуст открыл глаза и растерянно осмотрелся, он действительно стоял в центре Храма, а из входных дверей на него изумленно смотрел Ян. Позади него виднелись сосредоточенные лица всех студентов школы.
— Заходите, братья, — голос Ректора раздался из-за спины Проквуста как гром среди ясного неба.
Георг обернулся, сзади стоял Норех. Студенты, включая Яна, прошли в центр Храма и встали вокруг Проквуста. Ректор, как будто дожидался этого момента, поднял руки и хлопнул ладонями.
— Георг! — громко и торжественно зазвучал его голос под каменными сводами. — Войди в круг студентов!
Проквуст не раздумывая, шагнул вперед и вправо, туда, где стоял Ян. Он встал рядом с ним. Все одновременно взялись за руки, образуя недвижимый хоровод. С постаменты вновь загремел голос Нореха.
— Я посвящаю тебя в тесный, неразрывный круг братьев Церкви Рока и определяю тебя студентом Западной школы на все время твоей учебы. Запомните его, братья, примите, того, кого зовут Георгом.
— Принимаем! -глухо и дружно отозвались они.
— Георг! Принимай братское поручительство... — Норех сошел с постамента и, подойдя к хороводу, ловко нагнулся и под сцепленными руками проскочил в центр и остановился перед Яном... — От Яна. — Он шагнул к следующему. — От Сэма....
Ректор представил Георгу всех студентов по именам, но тот так волновался, что кроме первых двух, остальных тут же забыл. Наконец, прозвучало последнее имя, и Норех остановился напротив Проквуста.
— Поздравляю тебя, Георг. — Норех улыбнулся. — Теперь ты полноправный член нашего братства. Ты славно потрудился эти дни. Завтра с утра присоединяйся к остальным.
* * *
*
— Привет, сосед! — Ян сладко потянулся в кровати.
Окончательно проснувшись, он с удивлением уставился на уже одетого и побритого Георга, скромно сидящего на стуле возле своего стола.
— Ну, ты даешь! Или я сам проспал?
— Да, нет, это я рано встал.
— А-а, понятно, волнуешься?
— Еще бы.
— Это хорошо, — Ян быстро оделся и направился к двери. — Подожди меня, я скоро вернусь, и поговорим, до завтрака есть еще время.
Ян вернулся через полчаса, от него веяло бурлящей молодой энергией и морозным воздухом.
— Георг, а ты почему, собственно, на зарядку не ходишь?!
— А разве она есть?
— А как же! С завтрашнего утра начнешь, возражения есть?
— Нет.
— Отлично. Теперь вот что, — Ян присел напротив Проквуста. — Мы после завтрака пойдем на занятия и ты тоже. Ты вопросов там не задавай, ладно?
— Совсем?!
— Совсем.
— Странная учеба, на которой нельзя спрашивать.
— Зря иронизируешь. На самом деле вопросы в нашей школе, конечно же, приветствуются, но только вопросы по существу. Глупые вопросы не только неуместны, но и вредны, прежде всего, для тебя самого, вернее твоей репутации.
— А может я не глупый вопрос задам, а важный, такой, который вам всем, здешним, в голову просто не придет?! — в голосе Проквуста одновременно звучали обида и вызов.
Ян некоторое время всматривался в Георга, видимо подметив в нем какие-то ранее, незнакомые черты. Он был в некотором замешательстве, с одной стороны можно было посмеяться над самоуверенностью Пришельца (так стали звать Георга студенты между собой), а с другой, нельзя было не признать, что логика в его словах была.
— Хорошо, не обижайся, это ведь только мой дружеский совет, — После долгой паузы отозвался Ян. — Я просто хотел тебе сказать, что тебе не все будет понятно...
— В таком случае, спасибо, — потом Георг умолк и задумчиво добавил: — А еще спасибо, за терпение и такт. Я не должен так реагировать, извини.
Ян радостно заулыбался.
— Отлично! Забыто!
После завтрака Проквуст робко прошел вслед за студентами в большой зал — студенческую аудиторию. Она была ярко освещена, на дальней стене висела обыкновенная школьная доска, и лежали кусочки мела. Проквуст загляделся на них.
— Садись рядом! — сердито зашипел на него Ян, дернув за рукав.
За преподавательским столом сидел худощавый человек и листал толстенный фолиант, Проквуст почему-то подумал, что старинный. На голове учителя не было не волоска, она была гладкой и отражала блики ламп.
— Кто это? — прошептал Георг.
— Валентин, Храмовник. Он к нам раз в месяц приходит преподавать, но зато занимается до самого вечера.
— Храмовник? — удивился Проквуст. — Первый раз слышу.
— Ну, и темный ты! — изумленно глянул на него Ян. — Это же служители Белой Горы! Представляешь, они каждый день с Монахом общаются!
— Ну, и что?! Ведь Монах не бог, чтобы ему покланяться, он же просто человек?!
— Дурак ты! — вдруг категорически отрезал Ян. Потом беззлобно и снисходительно добавил. — И как только ты в нашу школу попал?
Странно, но Проквуст не обиделся, он задумался.
Постепенно все уселись и затихли. Человек поднял голову и снял очки.
— Рад вас всех видеть, братья мои, — начал приятным негромким голосом Валентин. — В том числе и вновь посвященных.
Все студенты, словно по команде, украдкой оглянулись на Георга. Он покраснел.
— Не смущайтесь, молодой человек, — глаза преподавателя казалось, прожгли Георга насквозь. — Я разговаривал с Ректором, он объяснил вашу специфику. Ваша задача на всех моих занятиях: внимательно смотреть, запоминать, думать и копить вопросы, когда-нибудь вы на них найдете ответы.
Валентин встал и вышел из-за стола. На нем был длинный, почти до пят, черный плащ, с белым капюшоном за плечами.
— Ян! — толкнул соседа Проквуст.
— Чего тебе? — зло прошептал тот. — Занятия же идут!
— Извини, — взмолился Георг, — только один вопрос, какой предмет Валентин преподает?
— Предмет? — переспросил Ян удивленно. — Он просто учит тому, что знает. И прекрати отвлекать, дай послушать!
— Все молчу, прости!
Георг прислушался к словам преподавателя, впрочем, мало надеясь на понимание.
— ... На прошлой лекции мы подробно говорили о сути времени в понимании учения Церкви Рока. Сегодня, молодые братья мои, мы сначала вспомним пройденное, а затем двинемся дальше. Итак, — Храмовник сделал паузу и оглядел аудиторию, — Мустафа, тебе слово, расскажи коротко, но по существу.
Из-за правого крайнего стола поднялся большой человек с необычайно темной кожей, почти коричневой. Он поудобнее встал и уверенно заговорил. Проквуст давно на него обратил внимание, но все никак не решался расспросить о нем Яна.
— Наша Вселенная, в отличие от Первичного мира, обладает таким характерным свойством, как время. Мы пришли к выводу, что вторичный мир, в том числе и наша Вселенная, — это, прежде всего совокупность системных иерархий, объединенных единым замыслом. И каждая, отдельно взятая группа систем или одна система имеют свою функциональную цель, "размазанную" в последовательность функциональных задач. В общем, как в классическом определении времени: время есть последовательная смена состояний...
— Хорошо, садись, — Валентин довольно прищурился. — А теперь продолжит Ян.
Проквуст почувствовал, как Ян от неожиданности вздрогнул и торопливо вскочи из-за стола. Начал он, чуть запинаясь, но потом заговорил бойко.
— Я бы сначала дополнил Мустафу очень важным тезисом...
— Дерзай.
— Дело в том, что ощущение времени, это прерогатива только живого.
— У нас все, живое, как ты знаешь, — усмехнулся Храмовник. — Поясни подробнее.
— Ну, в смысле того, что ощутить время можно только при наличии памяти.
— Хорошо, дополнение принято. Продолжай.
— Несовершенство вторичного мира, — голос Яна окреп и обрел уверенность, — его конечность и несовместимость с абсолютами, выражается строгой закономерностью: любая система вторичного мира не может проявить все свои качества сразу или не в заданной последовательности. Проявление каждого штриха отдельной системы в определенный момент всегда вплетается в паутину межсистемных связей, в мозаику их взаимовлияний.
— Очень хорошо, Ян. Присаживайся, — Валентин заложил руки за спину и на секунду задумался. — Вы молодцы, все хорошо запомнили, но все равно, считаю необходимым акцентировать ваше внимание на следующем: Последовательность проявления функциональных задач, или иначе качеств, системы и есть время. При этом следует учесть, что чем выше иерархия той или иной системы, тем большими связями она завязана на другие системы, и тем больше у нее качеств. Поэтому, так как причинность во всей Вселенной должна иметь одинаковую скорость, то течение времени в различных по иерархическому положению системах должно быть различным. В простых иерархиях — медленное, а в высших — более быстрое. Заметьте, что при этом каждая система имеет возможность в ходе своего существования перейти на более высокий уровень иерархии, увеличив количество своих функциональных задач и тем самым, получить право на ускорение своего времени. Примером могут служить дети. Ребенок — система молодая, не набравшая еще достаточного количества свойств и качеств, для него время — полноводная река без берегов, еле текущая ото дня ко дню. Для зрелого взрослого человека время стремительно, как рыба в горном ручье: дни неразличимы, недели мелькают, месяцы и годы бегут, и времени всегда не хватает. — Храмовник тяжко вздохнул. — Да, молодые люди, берегите свое время смолоду. Не искушайте свой Рок.
Валентин опять вздохнул и медленно направился к столу, устало сел. В это неуловимое мгновенье Георг вдруг ощутил истинный возраст этого человека, его необъятный опыт, нажитый долгими годами, глубокие знания, приобретенные бессонными ночами, гнетущее бремя великой ответственности властного сановника. Но это мгновение мелькнуло так быстро, что Проквуст усомнился, видел ли его, и даже тряхнул головой, сгоняя странное наваждение. Но краем глаза он заметил краткий и цепкий взгляд Храмовника в его сторону, ошибиться было невозможно, он пристально посмотрел именно на него!
— Братья мои! — вновь заговорил Валентин через некоторое время. — Продолжим лекцию.
Прошёл час. Храмовник подошел к книге на столе, закрыл ее, объявил перерыв и стремительно вышел.
Валентин сидел в кабинете Ректора и дул на горячий пар из бокала. Напротив сидел Норех и, подперев сплетенными пальцами подбородок, задумчиво смотрел вдаль.
— Валентин, вы уверены, что новичок вас отсканировал?
— Не сомневаюсь в этом.
— Но такой Дар невозможно скрыть!
— Да, если знаешь о нем, а Проквуст ничего о себе не знает. И это удивительно! Он живет в сладком неведении относительно своих способностей и поэтому совершенно свободен от переживаний по этому поводу, — Храмовник нагнулся и с удовольствием отхлебнул пахучий напиток. — И я уверен, что когда он время от времени пользуется тенью своего Дара, то делает это настолько естественно, как пьет воду. Вот он сегодня меня, Храмовника (!), просветил как школяра необученного!
В кабинете повисла тишина. Норех по-прежнему задумчиво смотрел в угол, напряженно о чем-то размышляя. Потом зашевелился и пристально поглядел на гостя.
— Валентин, вы не первый, кого удивил этот мальчик. Но ведь мы до сих пор не знаем сути его Дара! Это вопиющий случай, непонятный и, честно говоря, пугающий.
— Держитесь, брат, Монах уже объявил, что время перемен пришло. Георг только часть их, — Валентин встал. — Ну, ладно, спасибо за чай, мне пора к нашим доблестным студентам. Увидимся еще. А с Георга глаз не спускайте...
* * *
*
Бенни открыл глаза и тут же зажмурил, от хлынувшего в зрачки света заломило в висках. Все тело болело и ныло от впившихся в него твердых и угловатых бугров.
— Господи, — подумал вяло Адамс, — где я и что со мной?
Сквозь веки мелькали светлые пятна. Бенни кряхтя сел и огляделся. За спиной высились громады отвесных скал, и прямо перед ним были скалы, сквозь ветви деревьев они дымчато и призрачно загораживали даль. Справа и слева вдоль бурной речки сочной зеленью уходили прочь поляны и рощи. Адамс загляделся, до того это было красиво и непривычно глазу. Впрочем. Что-то ему мешало наслаждаться пейзажами, он сфокусировал взгляд и увидел толстую подошву ботинка. Бенни даже головой потряс, думая, что ему мерещится. Он привстал и разглядел неподвижного человека в камуфляжном комбинезоне. Глаза закрыты, грудь равномерно ходит вверх-вниз, живой. Обе руки незнакомца крепко держали два больших вещмешка. Кто это? Что-то знакомое чудилось в этом человеке, в его вещах, в черном пятне от костра... Голова раскалывалась от напряжения и думать не хотела. Бенни раздраженно почесал затылок и тут же вскрикнул от боли, его пальцы наткнулись на шишку. Вместе с болью сверкнуло озаренье: это же его друг Чарли!
К счастью, с Пульдисом было все в порядке. Когда Адамс кинулся к нему, тот сразу же пришел в себя и пнул Бенни в живот, как раз тем ботинком, который торчал вверх. Удар получился слабый, и не удар вовсе, а так, дружеское приветствие, Адамс на него даже внимания не обратил, подлетел к другу и радостно что-то завопил, одновременно тряся его за ворот. Видимо энергичная встряска быстро восстановила память Пульдиса, потому что глаза его наполнились смыслом, и друзья крепко обнялись, будто не виделись месяц.
После приветствий и объятий наступила пора осознания места и времени, в которых они оказались. При внимательном осмотре, оно оказалось очень удачным: громадный камень возвышался над всей местностью, а в середине имел углубление. В лежачем положении можно было скрытно наблюдать и оставаться незамеченными. И еще они поняли, что не помнят, как сюда попали.
