Только часа через два по гравию дорожки зашуршали шаги. Скрипнули доски на крыльце, и в веранду вошел высокий, худощавый старик в пыльной, если не сказать, грязной, рясе. Он хмуро посмотрел на незваных гостей.
— Здравствуй моя девочка, всегда рад тебя видеть, только день сегодня печальный.
— Что случилось, батюшка?!
— Беда случилась, — Ювеналий бессильно опустился на стул. — Пайдеского Успенского храма больше нет, сгорел сегодня ночью. Только — только возродили служения в нем, и вот, все огонь поел.
Елена вскочила, прижав руки к груди.
— Господи, да как же такое могло случиться?!
— Вот, дочь моя, случилось, — старик тяжело вздохнул. — Не к добру это. Предвижу я, что тяжкие испытания ожидают веру православную в Эстонии!
— А что, храм подожгли? — не удержавшись, спросил Проквуст.
— То одному богу известно. Двести лет стоял, а теперь одни головешки остались! Думал я, что до смерти служить господу при храме буду, а оно вон как все повернулось, — Ювеналий расправил складки на скатерти, покрывающей маленький столик, потом поднял тяжелый взгляд на Георга. — А ты, сын мой, кем Леночке приходишься?
— Это мой жених! — тут же вставила Елена.
— Да? Помню, помню, тезка мой, твой отец, говорил мне, что нашел тебе жениха. Только сдается мне, что это не тот, — он кивнул в сторону Проквуста. — Зовут то тебя как?
— Георг Ратас, — Проквуст встал, чувствуя себя под пристальным взглядом батюшки, словно под рентгеном. — Простите, батюшка, а почему вы решили, что я не тот?
— Потому что ты совсем не похож на свою фотографию, где вот она, — Ювеналий кивнул на девушку, — с Маргусом обнимается.
Проквуст невольно нахмурил брови.
— Георг, не вздумай ревновать!
— Не буду, — Проквуст улыбнулся, — хотя очень хочется.
— Ну, что ж, молодежь, бог вам судья. Коли любите, так и несите свою любовь, словно чашу драгоценную.
Елена радостно подскочила к батюшке и обняла со словами благодарности.
— Ладно, не благодари, мы с тобой еще поговорим, а пока иди, посмотри там, на кухне, приготовь что-нибудь. А ты, Георг, — остановил он вставшего Проквуста, — здесь со мной посиди, не надо женщине мешать. Иди, иди Леночка, не съем я твоего суженного.
Ювеналий рассматривал Георга, постукивая пальцами по столу. Проквуст терпеливо молчал и размышлял, почему он вызвал к себе столь пристальное внимание, только потому, что Леночка назвала его женихом? При этой мысли у него из сердца разлилось тепло, на губы набежала улыбка.
— Значит, Георгом тебя зовут?
— Да.
— И откуда ты?
— В каком смысле?
— Ты ведь в Эстонии недавно?
— Да, а как вы догадались?
— А не знаю, вижу просто, что не с этой ты земли родом.
Проквуст при этих словах вздрогнул, уж слишком двойственно они звучали.
— Вы правы, я год, как приехал из Союза.
— Понятно. Православный?
— Теперь, да. Благодаря Леночке крещен был в храме Александра Невского.
— Хорошо, — Ювеналий тряхнул бородой. — Молодец девочка. Ну, это мы еще обсудим, а пока скажи мне начистоту, почему вы сюда так неожиданно приехали? Только не ври! Вынь крест! Хорошо, а теперь целуй и клянись правду говорить.
Проквуст не смел отказать этому странному старику и машинально проделал то, что он просил. Только после того, как он вновь спрятал свой крестик за пазухой, до него дошло, что он поклялся говорить правду перед богом! Как же теперь ему быть?!
— Что молчишь, тяжела правда?
— Очень.
— Все равно говори!
— Мы приехали к вам скрываться, нас ищут.
— Вас?! А Леночку то за что?!
— Только из-за того, что со мною рядом оказалась. Если в руки преследователей попадет, меня шантажировать будут. Мне бы ее в надежное место спрятать, а самому через несколько дней придется уехать.
— Надолго?
— Не знаю, батюшка, но к Леночке обязательно вернусь, я ее больше жизни люблю.
— Хорошо, если так. Преследует тебя кто, милиция?
— Официально я не в розыске, но искать меня могут любые должностные лица.
— Это какой же мафии ты насолить так успел?!
— Космической.
— В каком смысле?
— В прямом. Вы взяли с меня страшную клятву, теперь я не могу врать, поэтому и говорю, все как есть.
— То есть за тобой гоняются космические пришельцы?
— Да.
Старик вдруг сжал большой костлявый кулак и бабахнул им по столу.
— Не ври, окаянный, ты клятву дал!
— А я и не вру, — обиделся Проквуст. — Вы же просили правду.
— А ты не болен на голову, сын мой?
— Нет, я совершенно здоров, — Георг рассердился. — Вот вы, земляне, меня поражаете своей инертностью мышления. Миллионы свидетельств о НЛО, куча статей о контактерах, а вам все мало. Ну, скажите, отец, почему столь огромная вселенная должна быть пуста? Вы что, всерьез думаете, что только человеческим разумом ее можно наполнить?
— Хм, — старик озадаченно потер бороду. — Да, не уж то, правда?
— Клянусь господом.
— А вот ты, Георг, говорил: "вы, люди". Как-то странно это звучит, ты-то сам кто?
— Сейчас я человек.
— Так, а раньше?
— А раньше я жил на другой планете. И Леночка там жила.
— Так это тебя она во сне все время видела?
— Она вам рассказывала?!
— А как же! Ну, и дела! — старик встал. — Удивил ты меня, сын мой, обдумать я должен. Пошли в дом, чаю попьем.
Во время вечерней трапезы выяснилось, что все семейство Ювеналия (в миру Андрес Йообик): дочь Айно, ее сын Тоомас и его жена Линда с пятилетним сыном Яаном — правнуком Ювеналия, отбыли неделю назад на побережье в дом отдыха. СССР разваливался, и заводские профсоюзы становились все добрее и лояльнее к рабочему, особенно, если он эстонец, вот и выдали вдруг путевки на всю семью. Через неделю они должны вернуться. Все эти новости Елена буквально вытягивала из Ювеналия, тот отвечал отрывисто и коротко, то и дело, поглаживая свою бороду.
— Георг, — шепнула она, глядя на глубоко задумавшегося батюшку, — ты что, все ему рассказал?!
— Не все. Только то, кто я и кто нас преследует.
— Ну, ты даешь!
— Пришлось. Батюшка с меня клятву на кресте взял, не смог утаить.
— Хватит шептаться! — прервал их бас Ювеналия. — Я размышления завершил и готов принять твою правду. Но скажи мне, Георг, даже если ты один из них, то почему тебя преследуют твои соплеменники?
— Нет, батюшка, они мне не соплеменники, они чуждые и холодные, духом и телом. Наши преследователи входят в состав Темной Империи. Они не веруют в божью благодать, хотя знают, кто он и что он есть. Исполненные гордыней, они хотят обойти проклятие божье, лишившее их потомства.
— Ну, хорошо, а ты тут при чем?
— Они считают, что я ключ к их возрождению.
— Ты?! — Ювеналий откинулся на спинку стула и озадаченно тряхнул головой. — Да чем ты можешь им помочь?!
— Я ни чем. Им нужен ни я, а отметина Сатаны на моей ауре. Этим кусочком тьмы они надеются заменить искру божью.
— Но это невозможно!
— Я знаю, и мои друзья знают, но объяснить арианцам, что они ошибаются невозможно, они мыслят по-другому.
— А нельзя им всучить эту твою отметину, пусть с ней маются, раз у них все равно ничего не получится?
— Ни в коем случае, батюшка! — вскричала Елена. — Они начнут мучить Георга, как же иначе они смогут получить к отметине доступ?!
— Леночка, спасибо за защиту, но страшны не мои мучения, что я значу для жизни вселенной?! Страшно, что пятно тьмы, — это проход нечистому в наше пространство, это разрушение и смерть для окружающего мира. Я не знаю, почему и каким образом это пятно удерживается в моей ауре и не увеличивается, но от него нужно избавляться.
— И как же ты собираешься это делать?
— Не могу сказать, батюшка Ювеналий, прости.
— Ладно, не говори, я за тебя помолюсь. Ты мне вот что скажи, как там во вселенной, в бога веруют?
— А как же, обязательно.
— И молитвы творят?
— Да, бывает.
— Грешат?
— Да, не без этого.
— Странно, ты же говорил, что они о боге знают, зачем же грешат, коли знают?!
— Гордыня, батюшка, плюс могущество великое, оттого и пренебрежение к всевышнему рождается.
— Понятно, искушение всегда было и будет, на то нам покаяние и дается. Георг, ну, а Христа, господа нашего, во вселенной знают?
— Нет, батюшка, пока не знают.
— Да, как же так?!
— Батюшка Ювеналий, — вмешалась Елена, — но ведь и бога единого только евреи в начале познали. Надо просто рассказать всем о жертве Иисусовой.
— Это правильно, — Ювеналий пристально посмотрел в глаза Проквусту. — Сын мой, Георг, обещай мне, что истину о Христе проповедовать будешь! Тогда молиться за тебя буду непрестанно.
Проквуст растерялся, он никак не рассматривал себя в роли проповедника. Он кивнул священнику и попросил отправить его спать. Ювеналий отвел его в небольшую гостевую комнатку и, погрозив пальцем, предупредил:
— Смотри, в моем доме блуда не потерплю!
А Георг и не помышлял об этом. Последний разговор лег вдруг на него такой тяжестью, что, казалось, стало трудно дышать. Он почувствовал, что коротким кивком согласия с простыми словами земного священника взвалил на себя неподъемную ношу, отказаться от которой, было невозможно, а нести предстояло до конца дней своих. Что я наделал, вопрошал себя Проквуст, как смел я, согласится, не будучи сам до конца уверен?! Он верил в господа единого, но так и не нашел окончательный ответ о Христе. Кто он, миф, ставший явью, или человек, ставший мифом? Проповедуя о нем, надо нести веру свою, а было ли ее у него в достатке?!
В дверь тихо постучали.
— Да, — облегченно откликнулся Георг.
Дверь отворилась и в комнату впорхнула его Леночка, а за нею в проеме возник силуэт Ювеналия. Девушка присела на кровать и обняла Проквуста.
— Милый! Батюшка нас готов повенчать!
Георг сел на кровати и схватив руки любимой, принялся их целовать.
— Это правда? — спросил он у Ювеналия.
— Да разве ей откажешь! — проворчал старик. — Вцепилась в меня крепче волкодава. Я ей говорю, не могу без родительского благословения, а она и слышать ничего не хочет. Вот, пришли к тебе сказать, что завтра в Свято-Троицкий храм в Тюри едем, я договорюсь о таинстве, если бог поможет. Так что скажешь, жених?
— Я счастлив, батюшка, лишь корю себя, что не сам попросил о том!
— Ну, что ж, благодари свою суженную.
Георг и Елена слились в долгом поцелуе.
— Ну, все, хватит, спать пора, — Ювеналий шагнул и, взяв девушку за руку, оторвал ее от Проквуста. — Молите господа, чтобы завтра вас навеки соединил, если души врозь жить не могут.
Дверь закрылась. Проквуст вновь остался наедине со своими мыслями, но теперь они были легки, воздушны, и прежняя тяжесть не казалась больше обузой, напротив, он внутренне отбросил всякие сомнения, жертва Иисуса в любом случае достойна вселенского признания. Даром что ли вокруг Земли столько цивилизаций крутится? Они ищут здесь то, не зная что, вот он им и подскажет, где возможно прячется истина, лишь бы господь его от черной скверны избавил.
Сон наваливался с неимоверной скоростью. На самой грани сознания Георг успел крикнуть в темноту под веками: "Верес!", и тут же увидел себя лежащим на зеленой поляне, окруженной березами. Он зажмурился от яркости разлитого вокруг солнечного света.
— Ты звал меня? — раздалось из-за спины.
Проквуст обернулся, сзади на деревянной резной скамье восседал господин Смит собственной персоной со своей неизменной тростью.
— Звал.
— Я пришел, — Дух махнул тростью, перед ним возникла еще одна скамья. — Садись.
Проквуст сорвал травинку, растер ее пальцами, понюхал. Потом поднялся и уселся перед Духом.
— Пахнет?
— Ага! Чудесно пахнет, зеленой свежестью и солнечным ветром.
— Ну, ты просто поэт! Впрочем, не будем отвлекаться, расскажи о последних событиях. Я ведь в гостиницу даже не заходил, до того темные в ней наследили.
— А с Сергеем все в порядке?
— С охранником? Все нормально, если не считать, что он теперь нашпигован.
— Понятно. Жаль, хороший был парень.
— Не расстраивайся, он им и остался, они же тебя ищут, им он не нужен.
Проквуст отряхнул ладони и принялся рассказывать о последних событиях. Дух внимательно слушал, время от времени, постукивая тростью по земле. В конце рассказа Георг поведал ему о том, что завтра венчается и о том, что земной священник назначил его вселенским миссионером.
— Что ж, поздравляю, — ухмыльнулся Дух, — женитьба тебе не помешает, да, и поручение попа мне очень нравиться. Сам я до этого не додумался.
— До чего? — не понял Проквуст.
— До простой мысли, которую я искал, а ты принес. Видишь ли, я в общей сложности уже не одну сотню лет ищу ответ, что, собственно, особенного в этой периферийной планете и теперь ты вдруг запросто приносишь такое откровение!
— Простите, Смит, но я до конца тебя все равно не понимаю. Перед тем как сюда направиться, я долго разговаривал с Чаром, и он мне рассказал о точке бифуркации, сосредоточенной на Земле. Дракон говорил, что грядут изменения вселенского масштаба, и они начнутся отсюда, поэтому и избавления от сатанинского шрама я прибыл искать именно сюда. Но я не понимаю, почему пожелание священника, пусть даже очень хорошего и достойного человека, так вас взволновало.
— Георг, так ты не понял, чего он от тебя хотел?!
— Ну, почему же? Он взял с меня обещание проповедовать Иисуса Христа за пределами Земли.
— И ты дал такое обещание? — Дух подался вперед, вдавив своим телом трость в грунт.
— Да, так получилось....
— Ты пообещал нести миссионерское бремя, не будучи до конца уверенным в его истинности?!
— Выходит, что так, — после паузы ответил Проквуст. — И это меня страшно гнетет.
— Нет, ты все-таки остался мальчишкой, — Смит усмехнулся. — Обмануть ты не можешь, а выполнять обещание не в состоянии?
— Вы очень точно выразили мое состояние.
— Ладно, Гора, не переживай, ты не ошибся, дав свое обещание. Я свидетельствую, что Иисус не миф, а реальный человек, погибший на кресте ради спасения многих. Ты смело можешь объявить вселенной хотя бы об этом.
— Вы видели Христа?!
— Нет, — грустно покачал головой Дух. — Этого не довелось. Но я жил в Иудее в его времена, торговал пергаментом, чернилами, был по-своему счастлив. Ко мне в лавку часто заходил человек по имени Иуда, он был родом из города Кериота. Очень приятный молодой человек, искренний, не умеющий лгать. Мы с ним часто мило беседовали. Однажды я его спросил, зачем ему столько пергамента, и он, подумав, честно признался, что описывает встречи со своим Учителем, Иисусом из Назарета. Тогда-то я и услышал впервые о будущем Христе.
— И вы не пошли к Иисусу?!
— Нет, — Смит пожал плечами. — Видишь ли, Георг, во все свои земные воплощения, я бывал очень разным человеком, и мое пробуждение случалось в разном возрасте. Иногда я вспоминал себя молодым, а иногда уже преклонным старцем. До сих пор не могу найти каких-либо закономерностей в этом, кроме версии о промысле божьем. Видимо, он и меня включил в круговорот коррекций, поэтому я лишь следую собственному року. До той поры, пока я обычный человек, я не в состоянии определить очередную коррекцию. Только потом, после осознания себя, вспоминая и сравнивая, я постигал прямое божественное вмешательство в историю человечества.
