Первые же исследования их генетического кода дали сенсационные результаты. Оказывается, их код был построен не только на тех же принципах, что и у ирийцев, но был невероятно близок к человеческому!
— Ты знаешь, Георг, — волнуясь, говорил Глетчер, — Мы перепроверяли результаты неоднократно, ошибки не было, сходство кодов было поразительным. Ты бы видел Алису, — заулыбался Барри, — ее торжествующий и важный вид!
— Барри! — перебил его взволнованный Проквуст. — Ты хоть понимаешь, что если вы правы....
— Мы правы, Георг, правы. Много лет мы делали из обезьян людей и распространяли их по всей планете. Естественно, мы не могли следить за развитием всех новых племен, обучать и воспитывать могли только несколько очагов цивилизации. Мы сумели, друг мой, создать новую расу разумных!
— Да, это понятно! Я не о том. Совместимость генетических кодов на разных планетах может говорить только об одном....
— О том, что у нас один и тот же создатель?!
— Да!
— Мы и сами это поняли. Мы почувствовали, раз у нас получается, то это наше предназначение, наш рок.
— Вот это да! — выдохнул Глетчер и изумленно уставился на Глетчера.
А тот вдруг тяжело вздохнул, побледнел и обессилено откинулся на подушки.
— Что с тобой, Барри? — вскочил испуганный Проквуст.
— Не знаю, Георг, но чувствую, недолго мне осталось.
— Но почему?!
— Видимо, во время анабиоза нельзя будить душу, так как она потом должна уйти.
— Почему ты так решил, что за глупости?!
— Потому что я уже долгое время борюсь с желанием встать и уйти.
— Куда?
— Туда, — Глетчер кивнул в дальний угол комнаты.
Там в стене неизвестно когда появилась дверь, у которой щелки проема ослепительно сияли золотистым светом. Глетчер вскочил, побежал к двери, потом обратно. Сел и понурился. Он, почему-то, сразу поверил другу.
— Это что же, я опять становлюсь причиной чужой смерти?! — в его словах зазвучала такая тоска, что Глетчер поднялся и, подойдя к нему, обнял за плечи.
— Ну, что ты, дружище! Для меня этот вариант лучший из всех возможных.
— Не понимаю — Георг поднял на Барри блестевшие влагой глаза.
— Видишь ли, ты спрашивал, почему я замуровал себя. Потому, что я слишком долго жил и стал мешать созданной нашими руками цивилизации. Обо мне ходили легенды, мне начали поклоняться, как богу и я ничего не мог с этим поделать. Если бы я остался и правил этим миром, он не смог бы стать самостоятельным. Я долго шел к этому решению, несколько тысячелетий. Я даже боялся, что задержался с этим решением, но твой рассказ меня успокоил, они развиваются. Они ведь все как дети мне. Ты понимаешь?
— Да, понимаю.
Проквуст встал и они в каком-то порыве, опять обнялись.
— Прости меня, Барри, — через некоторое время сказал Георг. — Все равно, пусть не прямо, но косвенно, я явился причиной твоего ухода.
— Простить?! — глаза Глетчера весело блеснули. — Это за что же, за то, что ты меня освободил? За то, что дал возможность через тебя прикоснуться к своей родине?! Нет, друг мой, я тебя благодарить должен.
— Но....
— Никаких но! — Астронавт усадил Проквуста на кровать, а сам сел на кресло, из которого тот тут же вскочил, и возбужденно заходил по комнате, стараясь не подходить слишком близко к манящей его двери. — Я ведь уйду к своей Алисе, к сыновьям, я верю в это, я смогу рассказать им о нашей встрече, о том, что у нас все получилось! — Глетчер остановился перед Проквустом. — И, ради Бога, Георг, выкини из головы комплекс вины за мой уход. Я бы все равно умер.
— Это почему же?
— Во-первых, запасы энергии "Планетарного" хотя и велики, но не безграничны; во-вторых, здесь же под пирамидами работает мощнейший излучатель антиэнтропийного поля. За те годы, которые я здесь провел и еще бы проводил, я схватил бы такую дозу, что никак бы не смог выжить. Дошло до тебя?
— Кажется, дошло, — Проквуст улыбнулся.
— Вот и отлично. А теперь садись, и рассказывай о себе, все с самого начала.
* * *
Георг поднялся далеко в космическое пространство и здесь, среди звезд, вновь почувствовал себя Горой. Он до сих пор был под впечатлением ухода Глетчера. После того, как он выслушал рассказ Проквуста, они горячо попрощались, и Барри двинулся к зовущей его двери. Перед нею он заставил себя остановиться и обернулся.
— Георг.
— Да, Барри.
— Может быть тебе лучше уйти?
— Почему?
— Ты же теперь дух, вдруг тебя затянет вслед за мной?
— Нет, я не боюсь, Барри, — ответил серьезно Проквуст. — Мой рок ведет меня по этому миру и не допустит ухода в другой.
— Как был ты самоуверенным мальчишкой, так и остался! — добродушно усмехнулся Глетчер, блеснув зубами. — Тогда прощай, друг! Еще свидимся!
— Обязательно! Обними Алису!
— Непременно!
Глетчер рванул дверь на себя, и в комнату ворвалось ослепительное голубое сияние, оно предваряло далекий золотистый свет. Мелькнул и исчез силуэт астронавта, и вслед за ним в дверной проем, словно вихрем, потянулись стены комнаты, кровать, кресло. Проквуст растерянно смотрел, как пустеет вокруг в прямом смысле этого слова. Он оказался прав, бушующая вокруг стихия его не затронула, но ему стало жутко от невероятной пустоты, окружающей его, от нее пахло забвением и смертью. Поэтому он не стал больше ждать окончания действа, а рванул наружу. Так уж получилось, что идти ему пришлось против того самого вихря, который обходил его стоящего. Георг словно в упругую стенку уперся. Вот тут ему стало страшно, вдруг у него не хватит сил выбраться и он навеки останется в этой пустоте?! Он рванулся и вихрь поддался. Георг шагнул еще раз, и стена перед ним поддалась, пропустила его на волю.
Когда он выбрался, то успел заметить только, что саркофаг мигал большим красным фонарем, видимо автоматика поняла, что тело, лежащее внутри, умерло, а он рванул сквозь толщу грунта вверх, к солнцу.
Глетчер успел рассказать Проквусту, где искать Ирию.
— Если стать у южного подножья большой пирамиды и смотреть в середине ночи прямо вверх, — говорил он Георгу, — то перед тобой будет созвездие из девяти звезд очень похожее на человечка в скафандре, он будто в невесомости летает. У него правая рука вроде как вперед, а левая нога назад, левой руки не видно. А голову звездного астронавта венчают три яркие звезды, они на одной прямой лежат, очень похоже на шлем. Найдешь, он приметный. Крайняя звезда на правой руке и есть наше Солнце.
И вправду, приметный, Георг сразу нашел заветное созвездие. Вот оно, прямо перед ним, казалось, протяни руку, и ты там. Но он висел в привычном окружении бисера звезд и никак не решался это сделать. Почему? Во-первых, он был неуверен, что правильно определил созвездие, слишком уж слабо он разбирался в астрономии. А во-вторых, он не понимал, что ему делать на Ирии. Ну, допустим, он туда попал, и что, на этом его миссия закончена? Так просто? Все что он до этого пережил, узнал, было только ради того, чтобы вернуться и остаться до скончания веков тихим и одиноким приведением? Нет, он в этом очень сомневался.
— Ну, не могу я сейчас вернуться на Ирию! — говорил себе Проквуст. — Я должен попасть туда с осознанием ясной цели.
Но в глубине сознания жило понимание, что он не сможет удержаться. К тому же он вспомнил о Бенни Адамсе, и душу защемило тоской. Вдруг он еще жив? Ведь его можно увидеть! Эта мысль окончательно определила решение: он отправляется на Ирию. Георг повеселел, на душе его стало легко и спокойно. Даже недавняя смерть друга отзывалась лишь легкой щемящей грустью. Он еще раз посмотрел на крохотную точку Земли и вдруг почувствовал, что вернется к ней. Георг усмехнулся, вспомнив сарказм Люция по поводу принятия решений. Наверное, он был прав: бог многое за человека решает, но почему это должно человека расстраивать?! Напротив, надо гордиться тем, что у тебя есть собственный рок, что ты не просто статист в театре Господа.
— Я Гора, идущий к своему солнцу! — крикнул мысленно Проквуст и устремил свой взгляд на родное Солнце.
Ирия. Связь времен
Звезда послушно приблизилась, миг, и он оказался рядом. Наверное, он что-то не рассчитал, так как оказался слишком близко к солнцу, чуть ли не окунулся в ее крону.
— Что это я так промазал! — с досадой подумал Проквуст, ища Ирию.
Он не собирался греться в лучах светила, ему надо было срочно на родную планету. Только теперь он почувствовал, как соскучился по ней. Нетерпение переросло в суету, поэтому Георг не сразу заметил, что стремительно падает внутрь Солнца. Ослепительный золотой огонь обступил его со всех сторон, наполняя его теплом и энергией. Проквуст расслабленно и бездумно заулыбался, он и представить себе не мог, что в родном Солнце будет так приятно и комфортно.
— Может быть, мне здесь и надо жить? — подумал он.
— Нет, Гора, это не твое место, — услышал он в сознании знакомый голос.
— Друг! — крикнул он.
— Да, это я, — буквально рядом с Георгом приветливо колыхнулся необъятный огненный лоскут.
— А ты стал больше, — весело отозвался Проквуст. — Я едва могу охватить тебя взглядом.
— Ты тоже стал глубже, Гора, — загадочно ответил Друг и, не давая Георгу перебить себя, спросил: — ты догадываешься, почему ты здесь?
— Честно говоря, не думал об этом. Постой, — спохватился Гора, — а ты сам то, как здесь оказался?
— Мне сообщили, что тебя надо встретить.
— Кто сообщил?
— Те, кто живет в этой звезде.
— Так вы что, ходите из звезды в звезду, как из комнаты в комнату?!
— Очень верная аналогия.
— Ничего себе! Понятно теперь, что здесь жилье уже занято.
— Нет, не поэтому. Я тебе уже говорил, Гора, долго находится в звездах тебе вредно.
— Но мне здесь хорошо!
— Разве ты не знаешь, что не все приятное полезно?
— Да, это верно. Извини, Друг, теперь мне все понятно. Мне в звезду можно заглядывать, чтобы подзарядится, так?
— Что-то в этом роде, Гора.
— А я теперь знаю свое имя и помню всю свою жизнь!
— Я рад за тебя, Георг. Тебе есть, чем гордиться.
— Но... — Проквуст вдруг смутился. Ведь у него в прошлом было не все, чем можно было бы гордиться. — Знаешь, Друг, давай не будем ворошить прошлое.
— Хорошо, как пожелаешь.
— Скажи мне, зачем понадобилась наша встреча?
— Я должен сообщить тебе, что на Ирии тебе пока оставаться нельзя.
— Но почему?!
— Ты еще не исчерпал своего рока, а он ведет тебя в открытый космос.
— То есть, я должен продолжить свои скитания?
— Да.
— Но посетить Ирию ненадолго можно?
— Мы думали об этом и решили, что одной ночи будет достаточно.
— А если я задержусь на несколько дней? Так хочется все осмотреть!
— Нет, ты не сможешь, тебе будет плохо.
— Честно говоря, мне это не очень нравится, Друг, — чуть помедлив, хмуро ответил Проквуст. — Потому что один мой не очень хороший... — Георг запнулся, — знакомый предупреждал меня об этом.
— О том, что за тебя решают?
— Да.
— Но у тебя есть выбор, Георг.
— То есть я могу отказаться?
— Да, ты можешь отринуть свой рок, прямо здесь и прямо сейчас. В этом случае ты сможешь делать все что захочешь и существовать где угодно.
— И мне не будет плохо за ослушание?
— Тебе будет плохо потом, от пустоты самого себя. Ты же это знаешь!
— Это верно, Друг, знаю. Зато не знаю, что это на меня нашло, гордыня, наверное.
— Теперь это уже неважно, Гора.
— Значит, мне пора?
— Да, твое время для Ирии уже пошло.
— Можно один вопрос?
— Конечно.
— Я был в одной системе, там светило стало гаснуть, ты не знаешь почему?
— Знаю. Потому что мы оттуда ушли.
— То есть вы ушли, и светило из-за этого гаснет?!
— Да.
— То есть без вас звезды гаснут?
— Нет. Они прекрасно могут светить без нашего присутствия.
— Тогда вы специально загасили звезду?
— Нет. Гора, пойми, мы ушли оттого, что там не осталось ничего живого, кроме самовлюбленных хоравов.
— Это я могу понять, но звезда то почему гаснет?!
— По той же самой причине, Георг, ей больше некому светить.
* * *
Монах закрыл очередную тетрадь бесконечной летописи предводителей Церкви Рока. Он был стар, очень стар, его срок оказался длиннее прочих одаренных даром долгой жизни. Больше трех тысяч лет он стоял во главе Церкви и утвердил ее по всей Ирии. На планете уже много столетий царили спокойствие и порядок, и во многом, наверное, благодаря тому, что он еще был жив. Впрочем, временами возникали смуты, которые шли то от тайных сект поклонников Черного Кристалла, то из-за очередной схватки чиновников за власть, но авторитет Церкви был столь велик, что конечное слово всегда оставалось за ней. Как мудрый арбитр она решала простые или запутанные конфликты, зашедшие в тупик в гражданском судопроизводстве или в личных отношениях.
Монах раскрыл ладонь и чуть напрягся. Над морщинистой кожей засветился голубой шарик, он переливался сполохами могучей энергии и как бы подмигивал своему хозяину. Бенни улыбнулся. Многие забыли, что у него еще сохранился дар, а те, что слышали об этом, считают это досужей сказкой. Конечно, летать теперь он вряд ли может, слишком много сил на это понадобиться, но приструнить при надобности зарвавшегося властолюбца сможет запросто. После того, как он залатал дыру между мирами, магии на Ирии сильно убавилось. Солнечный кристалл стал бесполезен, потому, что после смерти Капила больше не рождался человек, способный управлять его светом. Дары стали редки, очень редки, их носителей приходилось выискивать по всей планете. Но не всегда носители Даров были достойными людьми.
Он тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. Вряд ли ему стоило сетовать на усталость, которая стала слишком быстро одолевать его. Ведь его жизнь явилась уникальным явлением планетарного масштаба, Господь вложил в него невероятные силы, везение, а он.... Что он? Он оставался обычным человеком, который до сих пор вспоминал совместно прожитые с Михаилом, его предшественником, годы с восторгом и благоговением. Вот Михаил был человеком с большой буквы! Сколько в нем было понимания, такта, терпения и снисходительности к людям. И такие качества не делали его слабым или нерешительным. Бенни многому у него научился.
Монах с усилием встал и запер тетрадь в сейф. Оглянулся на металлическую дверь. Она изменилась, теперь ее просто заварили, заклятья на Ирии больше не действовали. Он вышел из заветной комнаты, прикрыл потайную дверцу, попутно привычно скользнув ладонью по стоящему рядом посоху, и прошел к кровати.
— Что-то не то происходит на Ирии, — думал он, ворочаясь под тонким одеялом, — Вроде бы люди свободны в рамках естественных ограничений закона и морали, при наличии минимума способностей и максимума добросовестности любой может сделать карьеру или уж во всяком случае, обеспечить себе достойную жизнь. Кто из них сейчас вспоминает о трех "А" или о дохах? Никто, только историки и социологи. Люди привыкли к хорошей и стабильной жизни. Так чем же ты тогда недоволен, старик? Может, ты просто ворчишь? — Монах задумался, как бы оглядывая со всех сторон самому себе заданные вопросы. — Нет! Я старик, но чутье у меня прежнее! В обществе зреет передел, потому что оно все больше строится на корысти, а не на духовности. Как удержать человека от подлости, если он знает о своей безнаказанности? Ничем, кроме его собственной совести. Во времена Новой цивилизации государство держало людей в тугой узде законов и наказаний, более того, отправляла в дохи только по подозрению в потенциальной склонности к нелояльности! И что же? Разве можно сказать, что они добились успеха? Вряд ли. К тому же чуть планету не загубили.
