— Кто здесь?! — вдруг неожиданно для самого себя громко выкрикнул он. Голос его прозвучал резко, неуместно. Бенни криво усмехнулся от неловкости своей выходки. Впрочем, почему неловкости? Что мешает ему, среди этого безлюдья, отвести душу, накричавшись или наплясавшись до одури? Что?
Адамс настороженно выглянул за теплый край валуна. Все тихо. Разве что... Он вгляделся в такой уже привычный рисунок мелькающий далеко впереди. Да, кажется, он изменился, стал еще быстрее, что ли? И над ним словно марево заклубилось. Странно, складывалось впечатление, что над поляной что-то висит, нечто прозрачное, неосязаемое... И это нечто смотрело на Адамса! Он тряхнул головой и потер глаза. Нет, глаза здесь не причем, они практически ничего не видят. Тогда что там? Адамс вдруг закрыл глаза и вскрикнул. Открыл и снова закрыл. Так и есть, он видел сквозь веки! Видел только эту часть поля, вернее, то, что было над ней. Там клубились плотные и одновременно прозрачные струи тумана. По идее, их видеть было нельзя, а он их видел. Впрочем, видел ли?
— Уходи отсюда! — пришло оттуда. Нет, это были не слова, не мысли, не образы, нечто другое, то, что человеческий мозг воспринял именно как информацию. Все это было столь удивительно, что Адамс остался совершенно спокойным.
— Почему? — он спросил и точно знал, что вопрос услышан.
— Потому, что я здесь живу, — донеслось в ответ.
— Кто, я?!
— Мы.
— Не понял!
— И не надо. Уходи. Следующего дня твой друг не переживет.
— Но почему я в безопасности?
— Ты тронут солнечным светом.
Под веками все исчезло и стало опять темно. Бенни открыл глаза и прищурился от света. Ничего. Все как всегда. С чего он взял, что с кем-то разговаривал? Бред! Он откинулся обратно и потянул затекшие от напряжения мышцы. Впрочем, вывод один: в любом случае, надо уходить на другой берег. Но это будет завтра, а сегодня пора спать. Будь что будет, подумал Бенни, залезая в спальный мешок.
* * *
*
Ян заглянул в келью и увидел Проквуста, лежащего на кровати и задумчиво смотрящего в потолок.
— Ты чего разлегся, пошли в столовую.
— Так рано еще. — Георг перевел взгляд с часов на Яна.
— Как раз вовремя. Я ребят специально пораньше собрал, пошли, пообщаемся.
Подталкиваемый сзади улыбающимся Яном, Проквуст нерешительно переступил порог столовой. Там по парам сидели студенты, у них были очень серьезные лица, Георг даже оторопел, он совершенно растерялся.
— Встать! — скомандовал вдруг Мустафа.
Все встали и застыли, смотря мимо Проквуста. Георг медленно обернулся и приблизил свое лицо к глазам Яна.
— Молодой человек! — как можно строже произнес Проквуст. — Почему вы еще не заняли своего места?!
— Простите, Сэр! — выкрикнул Ян и торжественным шагом прошел к товарищам.
Георг заложил руку за спину и стал важно прохаживаться перед студентами.
— Итак, братья мои, я к вам прибыл с важной миссией! Она настолько важна и секретна, что даже я сам не знаю ее содержания. Но она обязывает вас выполнять ряд правил, — Проквуст остановился и стал загибать пальцы. — Во-первых, вы все должна меня уважать. Во-вторых, любить и баловать. В-третьих, кормить лучшими кусочками. В-четвертых, при встрече со мной, вежливо кланяться. В-пятых... — Георг задумался. — В-пятых, ничего придумать больше не могу.
Ответом ему был дружный хохот. Студенты окружили Проквуста и шумно заговорили, перебивая друг друга. Шутка всем явно понравилась.
— Георг, — обратился к нему Мустафа, — расскажи о себе, а то о тебе всякие небывалые небылицы ходят.
— Какие, например? — заинтересовался Проквуст.
— Что ты был Бегущим и прошел свалку, что всего два дня был учеником, что случайно попал в нашу школу.
— Что с Духом встретился по его вызову, — выкрикнул Том, сидящий рядом с темнокожим Мустафой. На его фоне он казался гномом, до того был мал ростом.
— Что ты не никогда не читал Конструктора, — негромко добавил Грай.
Стало вдруг тихо. Проквуст беспомощно оглянулся на Яна, но и в его глазах читалось такое же любопытство, как и у остальных. Надо было отвечать, и отвечать честно.
— А что такое конструктор? — вдруг неожиданно для самого себя спросил Георг.
Все многозначительно переглянулись.
— Это главная книга Церкви Рока, Георг, — пояснил Грай.
— Тогда все правда, — Проквуст вздохнул. Он только сейчас ясно почувствовал, насколько необычно его появление здесь, насколько странен он для студентов, продолжающих жить по своим многовековым традициям.
Георг начал рассказ. Он не стал скрывать, что окончил школу дрессеров, что в первое же свое дежурство попал в ситуацию, в которой поневоле оказался в компании беглых дохов-мусорщиков. О девушке, погибшей по его вине, он рассказывать не стал, понимая, что это воздвигнет непреодолимую стену. Легкое отчуждение и так возникло после того, как он объявил, что был полицейским. Георг просто кожей ощутил напряженность каждого из присутствующих, их мысли, балансирующие на грани возмущения и любопытства. Поэтому он, как мог, постарался быть правдивым.
— Понимаете, — грустно говорил он, — в моем мире я не мог выбирать. Моя мать была безумно счастлива, когда я смог выдержать конкурс в полицейскую школу, это был шаг вверх, на одну ступеньку от бездны бедности и неопределенности. Мои друзья завидовали мне, соседи по дому вежливо улыбались, а сам я был безмерно горд, как будто стал королем. Я был уверен, что выиграл счастливый билет, что обязательно стану офицером, надо только стараться изо всех сил.
— А как же люди, которых вы называете дохами? — спросил Слоун, жгучий брюнет со странным прищуром глаз и желтоватым оттенком лица.
— Тогда я о них не думал. О них никогда никто не думает. Это считается плохой приметой, думать о дохах. Каждый из нас боялся оказаться на их месте, даже не признаваясь себе в этом, и поэтому гнал от себя любые мысли о них. Такова Новая Цивилизация, я родился и вырос в ней, и не могу ничего изменить в своем прошлом, даже если сейчас мне очень за него стыдно.
Все ненадолго замолчали. Проквуст почувствовал, что напряжение спало.
— А как ты объединился с бегущими? — Вопрос задал Сэм, сосед Грая по келье. Он был на вид самым старшим из всех студентов.
— Врать не буду, не по доброй воле, — после некоторого раздумья ответил Георг. — Ситуация сложилась так, что у меня опять не было выбора. Один из беглецов в рукопашной схватке укокошил моего напарника, после этого, вернись я в отряд, меня бы обязательно отправили к дохам, а это хуже смерти. Вот беглецы и прихватили меня с собой в качестве пленника.
— А зачем им такая обуза, может, им проще было тебя убить? — спросил Мустафа.
— Наверное, но они этого не сделали и я очень им за это благодарен. Теперь они мои лучшие друзья.
После этого посыпались вопросы о маршруте через свалку. Проквуст подробно рассказал обо всех приключениях, встречах с детьми леса, о визите Собирателя. Студенты слушали, затаив дыхание, для них этот рассказ был открытием, потому что мало кто из них знал о свалке больше того, что она существует. Отчуждение растаяло.
После ужина Норех поманил Проквуста пальцем.
— Следуй за мной, Георг, сегодня у меня свободный вечер.
— Ну, Георг, как ты себя ощущаешь в качестве студента?
— Хорошо, Ректор, — Георг на мгновение запнулся. — Только очень волнуюсь, мучают сомнения, смогу ли соответствовать всем требованиям, смогу ли учиться.
— Сможешь, — Норех пристально посмотрел на Проквуста. — Раз сомневаешься, значит, сможешь. Вопросы то у тебя есть?
— Конечно. — Обречено ответил Георг.
Норех улыбнулся.
— Ну, что ж, задавай.
— Скажите, Ректор, что такое Конструктор?
— Хм. Хороший вопрос. Конструктор, это одна из старейших книг Церкви Рока. Говорят, ее написал еще первый Монах, но я лично сомневаюсь в этом, думаю, что эта книга гораздо более древняя, корни ее знаний тянутся далеко вглубь тысячелетий. Впрочем, основополагающие взгляды Церкви на мироздание, изложенные в Конструкторе, вполне современны и сейчас. Каждому, кому довелось читать эту книгу, позволено думать над ней, вникать, анализировать, но до сих пор никто не пытался оспорить ее, — Норех сделал паузу. — Я понимаю, ты хочешь спросить, допустят ли тебя к ней. Ведь так?
— Георг кивнул.
— Допустят. Но неподготовленному человеку не понять Конструктора, даже если он очень умен, но ограниченно образован.
Ректор замолчал и поднял ко рту напиток с чаем. Воспользовавшись паузой, Георг не выдержал, спросил:
— Извините меня, но что, значит, быть "ограниченно образованным"?
— Именно то значит, молодой человек, что обозначает. Уметь читать и писать, знать, как пользоваться разными техническими устройствами или даже создавать их, еще не означает полного образования. Поэтому мы и говорим об ограниченном образовании.
— Тогда поясните, пожалуйста, что значит полное образование?
— Ну, — Норех несколько смешался, — термин "полное" я применил не вполне корректно, скорее здесь надо говорить о разностороннем образовании. И оно заключается в изучении ряда философских вопросов, например, для чего человек живет? Хороший вопрос? Можешь на него ответить?
— Нет, Ректор, не могу, хотя признаюсь, не раз думал над этим.
— Любой нормальный человек рано или поздно об этом думает, если конечно не путает цель жизни с набиванием брюха и получением удовольствий. Во всяком случае, можешь быть уверен, человек, родившийся и выросший внутри Новой цивилизации, образован ограниченно, и ты не исключение.
Норех посмотрел на него и от его взгляда повеяло холодным сквозняком, продувающем Проквуста насквозь. Но Георг не отвел глаз, ему нечего было скрывать.
— Мне нелегко вести разговор с тобой, — негромко начал говорить Норех. — Вожди Новой Цивилизации за прошедшие тысячелетия сделали все, чтобы вытравить из народов божественный образ, обезличить его, растворить капли истины о нем в океане незнания. Надо сказать, что они преуспели в этом. Поверь, мы располагаем вполне достаточной и достоверной информацией о вашем обществе, чтобы отчетливо видеть эти негативные процессы.
— Но позвольте, — робко спросил Георг, — у нас в каждом городе есть молитвенные места и нам не запрещено верить в Бога.
— В том то все и дело, — угрюмо усмехнулся Ректор, — на Бога запрета нет, а на религию есть. Ведь у вас нет божественного учения, а значит, нет и самой религии, как таковой. Посуди сам, Георг, что ты можешь знать о Господе, если у вас нет ни одной книги о нем?
— Но разве Бога надо знать? Мама всегда говорила, что Господь везде, и в большом, и в малом, что он всякий, что познать его не дано нам, но любить и верить в него мы обязаны. Разве она не права?
— У тебя очень мудрая мама. Она жива?
— Нет, — голос Проквуста дрогнул. — Она умерла три года назад.
— Соболезную и преклоняюсь пред ней. Твоя мама, невзирая на царство тысячелетней духовной засухи, сумела посеять и взрастить внутри тебя живой росток веры.
— Разве в моей вере есть что-нибудь особенное? Я всегда думал, что большинство людей вокруг меня испытывает к Богу похожие чувства. Когда мы ходили в молитвенный дом, там всегда было много народа.
— Все это так, за исключением того, что каждый из вас молился и молится своему Богу, ставя во главу своей, так называемой, веры только собственные желания и потребности.
Проквуст задумался. Ректор был прав. Действительно, что он знал о молитвах и вере других людей? Ничего! Под предлогом свободы вероисповедания обсуждать Бога, было запрещено. Каждый, кто считал себя верующим, молился, как придется. Раньше, когда он жил в Городе, это казалось в порядке вещей, а сейчас, словно пелена с глаз спала, все это виделось абсурдным и странным. Георг поднял глаза на Нореха.
— Вы правы, Ректор, — тихо произнес он. — Я не знаю, как молиться.
— Это не самая главная беда, Георг. Можно прекрасно знать тексты молитв, но не верить в них. Твоя мама смогла научить тебя верить искренне, а это очень важно. Надеюсь, что в темноте Новой цивилизации еще много таких, как ты, тех, в душах которых вопреки всему, все еще тлеют искры божьи. Но вернемся к сути нашего вопроса. Как ты думаешь, Бог существует для нас или мы для него?
— Не понимаю.
— Ну, вот ты раньше молился, допустим, о собственном здоровье. Представь себе, где-то в глубинах неба сидит большой и светлый старик с пушистой седой бородой и выслушивает все эти молитвы. Зачем это ему?
— Я не знаю, — Проквуст даже головой помотал, чтобы показать, насколько трудно ему не то что ответить, а даже просто, размышлять на подобную тему.
— Представляешь, — с усмешкой продолжал Норех, — выслушивать эти просьбы, и то муторно, а уж исполнять их... сам понимаешь.
— Но, — Проквуст запинался, слова с трудом пробивались сквозь туман мыслей, — если Господь создал нас и весь этот мир, значит это ему нужно?
— А почему ты так думаешь? Разве Господь не мог создать наш мир, людей в порыве мимолетного желания или скуки ради? А потом взял и забросил нас, как ребенок надоевшую игрушку?
— Не может быть! — горячо возразил Георг. — Господь не мог так поступить, потому что он добр, милосерден, мудр...
— Да-а? — хитро улыбнулся Норех. — Но если Бог столь чувственен, то почему он не может быть капризным, обидчивым, мстительным?
— Но... — Георг растерянно запнулся. Он понимал, что Ректор не думает так, как говорит, но он не мог найти подходящих слов, да, что там слов... — Я не знаю, что сказать, но не могу верить в Бога, которому присущи названные вами качества, Ректор.
— Согласен, — кивнул Норех, — в такого Бога верить не хочется, но если у него есть чувства добродетельные, то, что мешает ему испытывать негативные эмоции, хотя бы ради интереса? Посмотри вокруг, Георг, разве наш человеческий мир совершенен?
— Скорее он безобразен! — угрюмо отозвался Проквуст.
— Вот именно! — Норех опять вскочил с кресла и стремительно заходил по комнате. — Получается логический парадокс: или несовершенство нашего мира свидетельствует о несовершенстве Бога, создавшего его, или... — Ректор остановился и многозначительно задрал палец в потолок... — Или именно такой мир Богу и нужен!
Проквуст заворожено смотрел на Ректора.
— Но зачем?! — прошептали его губы.
— Зачем? — переспросил Норех, — вот именно этот вопрос в конструкторе и изучается.
По указанию Нореха Проквуст теперь после каждой их беседы составлял по памяти конспект в специально отведенной для этого тетради. Там же Георг записывал то, что понимал на лекциях. К сожалению, понимал он немного, порою ему казалось, что он присутствует на собрании людей, говорящих на непонятном языке. Отдельные слова были ясны и обычны, но объединенные устами лектора в предложения они наполнялись загадками, общий смысл расплывался, ускользал, таял как утренний туман.
Он очень долго разбирался с постулатом разделения первичного и вторичного миров. Это сейчас он усвоил самое главное: первичный мир — это мир царства абсолютов: вторичный мир — может быть сколь угодно большим, но все равно он лишь частица первичного мира, в нем нет абсолютов, нет бесконечных величин или процессов.
