— Я уже говорил господину Харману, посадка прошла крайне неудачно. При выходе на орбиту "Планетарный" получил скользящий удар обломком древнего спутника. В результате ходовая дюза получила деформацию и я, можно сказать, падал на Ирию. Мне чудом повезло, что посадка оказалась в буквальном смысле мягкой: корабль наполовину провалился в мусор. С трудом удалось вывести из него вездеход. К сожалению, имеющимися в моем распоряжении средствами, восстановить "Планетарный" не представляется возможным. Я надеюсь на вашу помощь.
— Звездолет может сесть на Ирию? — раздался другой голос из зала.
— Нет. Это невозможно. Он создан в космосе и обречен на вечную орбиту вокруг планеты.
Барри послышалось, что в зале кто-то удовлетворительно крякнул.
— Двигаясь через свалку, вы не видели чего-либо необычного? — вопрос опять задал Председатель Совета.
Барри чуть не проболтался про ферму с дохами, но вовремя спохватился.
— Да, меня поразила экология этой территории.
— Чем же, только коротко.
— Она странная и какая-то чужеродная. Но это ощущения, для выводов слишком мало информации. Я хотел спросить...
— Мистер Глетчер! — прервал его Председатель Совета, — вопросы пока излишни. Прошу вас выйти в комнату ожидания, — старик махнул молоточком в сторону одной из дверей, — нам надо посовещаться.
— Я так мало рассказал, может быть...
— Ничего, ничего, достаточно. Идите.
Второй час заканчивался, а астронавта все еще не вызывали. Ему казалось странным, что его выступление оказалось в несколько раз короче, чем время его обсуждения! Правда, у них и другие темы могли быть.
Глетчер находился в комнате с тремя стульями и одним изрядно поцарапанным столом. Изысканности здесь и близко не было, скорее помещение напоминало комнату допросов в полицейском участке. Барри нервничал. Почему, понять не мог. Ведь не совершал ничего плохого, напротив, он был вправе считать себя героем, а на деле чувствовал себя виноватым. За то, что просто появился, за то, что непрошено вынырнул из далекого прошлого? Барри нервно заходил по комнате. Нет, все-таки правильно он сделал, что сказал сначала Харману, а потом и Совету, что космический челнок взлететь не может. Проверить это они не смогут, а видеозапись сверху только подтвердит его слова.
Дверь отворилась, и вошел Харман.
— Барри, Совет Федерации принял решение. Прямо скажу, для тебя весьма благоприятное. Может быть, ты не сразу это поймешь, но доверься мне. И главное, никогда не забывай, что прошло пять тысяч лет! Ты еще многого не понимаешь в нашем мире, но разбираться будешь потом, не на Совете! Обещаешь?
— Да.
— Пошли.
Глетчер только в этот момент до конца осознал, что Харман прав, тысячу раз прав! За общностью языка, внешней похожести быта терялась та временная пропасть, которая разделяла его с этим миром. На ум тут же пришли воспоминания о жуткой ферме, о загаженной миллионами тонн мусора родине.
Они вошли в зал, в котором ничего не изменилось: ни люди, ни глаза, ни полумрак.
— Мистер Глетчер! — к астронавту обратился человек, сидящий за столом слева. Он был худ и невзрачен. Говорил он, сидя, не поднимая глаз. Его руки по-хозяйски возлежали на полированной поверхности стола.
— Высший Совет независимых городов Ирии принял решение:
Первое. Назначить вас на должность личного помощника директора социального института федерации, коим является известный вам сэр Харман.
Второе. В связи с пунктом первым, присвоить вам 2 разряд табеля о рангах.
Третье. Прибытию звездолета и посадке космического корабля на Ирию, а также всем сопутствующим материалам, присваивается гриф высшей федеральной секретности. Ответственность за разглашение — полная деструкция.
Четвертое. В связи с пунктом 3, бывшего участника первой звездной экспедиции господина Глетчера подвергнуть стандартизации путем депигментации.
Пятое. Ответственность за ввод господина Глетчера в социум и его работу на благо Ирии, возлагается на сэра Хармана. Полномочия без ограничений.
Человек умолк, поднял на астронавта блеклые глаза и, не мигая, стал на него смотреть. Барри растерялся. Он не понял смысла решения Высшего Совета, он не понимал поведения этих людей, в его голове никак не укладывалось их равнодушие к космосу, к звездным полетам. Сказать ему было нечего.
— Принято! — неожиданно громко сказал седовласый Председатель и стукнул прямо по столу своим молотком, — Заседание Высшего Совета независимых городов Ирии объявляется закрытым.
* * *
*
Барри удивленно разглядывал себя в зеркало. Это был не он, чужой человек. Вроде бы те же брови, глаза, острый орлиный нос, сросшийся с лобной костью, те же полные губы и массивный подбородок, но он себя не узнавал. Он стал белым! Благородная шоколадная кожа обесцветилась до легкого загара, нормального с точки зрения любого из белолицей расы, но для себя, прежде гордого представителя темнолицего народа, он казался немощным и больным. "Зачем? — билось в его мозгу. — Что за прихоть?" Он до сих пор не мог прийти в себя от быстроты последних событий: утром Совет, а уже вечером он стоит обесцвеченный перед зеркалом. Что с ним, почему не возмутился, даже не спросил, почему? Струсил или поступил мудро?
После того, как Совет закончился, Харман повел Глетчера длинным коридором, который постепенно спускался вниз. Метров через сто они уже явно находились ниже уровня земли.
— Куда мы идем? — поинтересовался Барри.
— Молчи, — прервал его Харман, — запомни, все решения Совета приводятся в жизнь немедленно. Вопросы прибереги, еще побеседуем.
И вот теперь Глетчер стоял перед зеркалом в комнате, выделенной Харманом, и с содроганием смотрел на свой изувеченный внешний вид. С него будто содрали кожу. Хотелось плакать, и лишь тренированная выдержка астронавта не давала ему сорваться в истерику.
Мелодичный сигнал зуммера за спиной неприятно резанул слух.
— На связи, — неохотно буркнул Глетчер.
Наверное, только этот голос и мог быть ему сейчас приятен: голос Алисы. В центре комнаты появилась её точёная фигурка.
— Барри, здравствуйте. Ой! Какой вы стали красивый! Можно я к вам зайду?
Слова у астронавта застряли в горле, поэтому он ответил неистовым киванием головы. Девушка звонко засмеялась и пропала. Барри окинул комнату взглядом. Кинулся поправлять кровать, прикрыл дверцу одежного шкафа и в нетерпении стал мерить шагами свое жилище. Черные мысли исчезли, душа пела и ждала встречи. Где-то в глубине души Глетчер понимал, что это блажь и мальчишество, но ничего с собой поделать не мог, да, и не хотел.
Дверь открылась и в комнату впорхнула веселая и воздушная девушка. Без малейшего промедления она подбежала к астронавту и стала крутиться вокруг него, заглядывая в лицо, теребя уши, поднося его ладони к самым глазам. Глетчеру было так приятно, что чувство неловкости до него так и не добралось.
— Бесподобно! Ты чудо и я люблю тебя. Ты мне сразу понравился, только непривычно было видеть темную кожу. Но теперь! Теперь ты чудо, мое чудо. Папа мне сказал, что по результатам твоего медицинского осмотра, ты, моя идеальная генетическая пара. Все, я тебя выбираю.
Она внезапно остановилась и строго взглянула на мужчину, — Барри, а ты меня выбираешь?
У Глетчера с момента ее появления кружилась голова и все мысли внутри нее, а после ее вопроса, он чуть не рухнул на пол.
— Я-я-я!? Да, я... — голос предательски захрипел, он закашлялся. — Да, я даже мечтать, о такой, как ты не смел! Ты чудо, ты награда, ты счастье! Конечно, я люблю тебя! Ради тебя я готов перекраситься в любой цвет, хоть в зеленый...
Алиса радостно подпрыгнула и захлопала в ладоши, — Ой, ой, зеленый! Представляю себе... Ха, ха, ха. Ой, насмешил!
Девушка внезапно опять стала серьезной.
— Пошли, скажем, папе.
— Как это? — растерялся Барри, вот так сразу?
— А как же еще? — искренне удивилась Алиса. — Если мы друг друга любим и подходим друг к другу, мы должны сказать об этом родителям и поскорее жениться. Таков закон. Пошли, — она взяла его за руку и повела к выходу.
Через систему подземных бегущих дорожек они быстро добрались до Социального института. Глетчер даже оглянуться не успел, как Алиса втащила его в лифт и нажала верхнюю кнопку. Через полминуты они оказались перед массивной дверью, на которой было золотом написано: "Директор Социального института". Лифт был явно персональный, так как в этом помещении других дверей не было. Только голые стены и мягкая голубоватая подсветка. Девушка толкнула дверь и, не выпуская руку Барри, шагнула в кабинет.
— Папа! Я нашла!
— Вижу, — спокойно сказал Харман и встал из-за стола.
Глетчер совершенно растерялся. Пунцовый от смущения, от совершенно непредсказуемой ситуации, он молча стоял со своей обольстительной спутницей.
— Не смущайся, Барри, — снисходительно усмехнулся Харман, — Ты просто не понимаешь всех изменений в обществе. В наше время брак, это явление особого рода. Оно не просто соединение любящих сердец, главное, чтобы генетическая комиссия дала добро на размножение, демографическая комиссия — разрешение на деторождение, а комитет по рангам — одобрил социальный статус будущей семьи. Есть еще кое-какие согласования, но это уже мелочи. Вам повезло, что все эти комитеты и комиссии — подразделения моего института, поэтому проволочек не будет. Подойдите сюда.
Молодые люди подошли к столу директора. На столешнице виднелись сенсорные кнопки клавиатуры. Хозяин кабинета нажал одну из них и произнес: "Сайт брака". Над столом возникло объемное голографическое изображение двух сплетенных колец, а на столе засветилась панель с двумя контурами человеческих ладоней, мужской и женской. Харман кивнул головой на стол:
— Ставьте ладошки, молодые люди.
Алиса немедленно приложила свою правую ладонь, а второй рукой потянула руку Глетчера, которую так ни разу и не выпустила. Барри ощущал себя, как во сне, он с трудом воспринимал происходящее всерьез, слишком все было похоже на какую-то игру. Тем не менее, он без колебаний вложил свою ладонь в светящийся контур. Через мгновение кольца над столом вспыхнули пламенем, оно было только изображением, но очень реальным, казалось, что руки горят, а брови опаливает нестерпимый жар. Одновременно, под торжественную негромкую мелодию (во времена Глетчера люди женились в сопровождении другого мотива), из компьютера раздался ласковый женский голос:
— Уважаемые господа, Алиса Харман и Барри Глетчер, ваши данные прошли все необходимые проверки и согласования и занесены в федеральный регистр браков. Для окончательного утверждения брака, прошу голосом ответить на вопрос: Алиса Харман, вы подтверждаете свое решение на брак с господином Барри Глетчером?
— Да!
— Барри Глетчер, вы подтверждаете свое решение на брак с госпожой Алисой Харман?
— Да! — голос Глетчера от волнения опять захрипел.
— Поздравляю. Ваш брак зарегистрирован. Условия брака:
Вам разрешено рождение двух детей. Имущество, нажитое совместно, принадлежит обоим супругам. Место жительства — дом господина Хармана. Развод может быть осуществлен в любое время в одностороннем порядке. В этом случае, имущественные споры, а также вопрос о передаче детей одному из супругов, решаются самими супругами по обоюдному согласию. В случае невозможности достижения договоренности, имущество семьи конфискуется, а дети передаются в федеральный приют соответствующего общественного статуса. Прошу подтвердить брак двумя свидетелями или одним из родителей.
На столе опять появились два контура в форме ладоней. Харман неспеша приложил к одному из них свою руку.
— Благодарю вас, господин Харман, вашего свидетельства достаточно. Удачной жизни молодым, прощайте, — экран погас, все стихло.
— Это все? — хрипло спросил Глетчер.
— Да, милый, мы теперь муж и жена! Папа, я так рада, давайте сегодня устроим праздник!
— Извини, дочка, но у меня много работы. Да, и зачем я вам, — Харман лукаво улыбнулся, — езжайте домой, собирайте вещи и переселяйтесь на второй этаж. Он полностью в вашем распоряжении.
— Ой, папочка, какой ты хороший! Спасибо...
Барри слушал щебетание жены и был счастлив. Он был поражен стремительностью происходящего, но совсем не противился этому. Чтобы там не случилось, он видел, Алиса искренне была радостна, она действительно любила его! "Господи! Благодарю тебя!" — вновь и вновь шептал он, любуясь женой. Он шептал эти же слова еще много-много раз, пока окончательно не растворился в объятьях супруги.
* * *
*
— Войдите.
— Здравствуйте, сэр.
— Ну, что ты, Барри, такой официоз между нами не уместен. В наше время также как и тысячи лет назад, принято называть родителей жены папой и мамой. Сожалею, что мать Алисы не дожила до ее свадьбы, но так уж случилось, — по лицу Хармана пробежала горестная тень. — Ничего, жизнь продолжается. Присаживайся.
Сам хозяин кабинета встал и, удержав Глетчера жестом руки в кресле, заходил по кабинету.
— Барри, думаю, у тебя накопилось много вопросов. Я отвечу в рамках возможного. По рекомендациям медиков, информацию тебе можно давать, только дозировано...
— Но, сэр! Я же космодесантник...
— Во-первых, не сэр, а отец, мы же договаривались!
— Да, извини..., отец. — Барри был уже не молод и, направляясь на звездолете к Ирии, никак не ожидал, что кого-то еще придется называть "папой", но ему нравилось это делать.
— А во-вторых, слушайся старших, — Харман внезапно замолчал, сделал несколько кругов по кабинету, а потом добавил: — и проживешь дольше. Не торопись, все еще впереди. Пока же самое главное уже случилось, ты стал членом общества, обзавелся семьей, и теперь пора послужить родине.
— Я готов, отец.
— Знаю и не сомневаюсь. Но об этом несколько позже. А теперь я готов ответить на твои вопросы.
— Хорошо. Сэр, то есть, папа, почему я осветлен? Что за прихоть?!
— Ты думаешь, что задал легкий вопрос? — тесть присел напротив Глетчера. — Ошибаешься. Пожалуй, этот вопрос один из самых трудных. Но я отвечу. Дело в том, что на Ирии больше нет людей темнокожей расы.
— Как это нет?! — изумился Глетчер, внутри у него все похолодело, хотя, наверное, внутренне он был готов услышать нечто подобное. — Я, конечно, знаю, что большая часть южных территорий поражена радиоактивным заражением, но мой народ жил не только там. Насколько я помню, когда мы улетали, он составлял больше 30 процентов всего населения!
— Тридцать процентов?! Этого не может быть!
— Почему? Это неоспоримый факт!
— Странно, — Харман задумчиво постучал по столу пальцами. — У меня другие данные. Хорошо, Барри, вернёмся к этому позднее, после того, как закончишь отчет, а пока я расскажу то, что записано в наших хрониках. Хорошо?
— Хорошо, отец, — упавшим от отчаянья голосом отозвался Глетчер. Он готов был кричать от бессилия и боли, но надо было дослушать.
— Итак, Барри, случилось то, что случилось. Мужайся. То, что я тебе расскажу, потребует от тебя много сил и самообладания. Я вижу, тебе уже трудно. Готов ли ты меня слушать дальше?
