— А помните, Люций, когда-то мы считали пришельца представителем примитивной цивилизации?
— Да, я и сейчас так считаю.
— То есть вы презираете Гору?
— Да, ни в коем случае, Пол! Просто я для себя сделал очень важный вывод.
— Какой же?
— В нашей вселенной разумные больше схожи, чем различны. Они могут быть безграмотны или чрезвычайно знающи, молоды или древни, они могут быть помещены в различные жизненные оболочки, но под этим слоем все равно живут души, озабоченные собственным выживанием и процветанием. Знания и жизненный опыт не дают гарантий от душевной черствости, не делают существо ни добрее, ни злее.
— Да, наверное, вы правы, канцлер. Вот земляне выдумали про нас всякие небылицы, сказки и мифы, не понимая, что мы тоже живем жизнь. Большой объем знаний помогает овладеть окружающим пространством, но не помогает душе, которая определяет цель жизни: для себя или для бога. Других вариантов нет.
— А мифы интересные?
— Презабавные. Например, главный миф, что они не могут понять нас в принципе. Они никак не возьмут в толк, что и мы, и они часть единой вселенной, а значит, так или иначе, все мы дальние родственники.
— А еще?!
— Ну, часть землян в нас не верят.
— То есть как это?! Разве они не видят отсветы от полетов наших дисколетов, следов блуждающих иномерцев?
— Видят, но не верят. Подбирают наукообразные объяснения, или все списывают на галлюцинации и видения. Да, что там, они и в бога иногда не верят!
— Не понимаю, ведь бог очевиден, как очевиден окружающий нас мир! Бога можно игнорировать, его можно не любить, но его невозможно отрицать!
— А они отрицают.
— Да, вы меня позабавили. Кстати, Пол, ну, не могут же все люди игнорировать наше присутствие!
— Совершенно верно, канцлер, вы как всегда правы. Во-первых, многие правительства создали глубоко законспирированные структуры для изучения нашего феномена.
— Ты хочешь сказать, Пол, что они изучают, но обнародовать данный факт не желают?
— Именно так, канцлер. Поучается, что и они и мы заинтересованы в сокрытии внеземного присутствия, хотя и по разным мотивам. Нам официальные контакты запрещены, а правительства, видимо... — Коринни замешкался, подбирая слово.
— Видимо, не хотят терять свое эксклюзивное право на власть, — закончил за него Гариль.
— Да, вы правильно меня поняли, Люций.
— Пол, а что, во-вторых?
— Во-вторых, любопытство и жажда познания среди человечества разлита непомерно щедро. Определенная часть людей поразительно настойчиво и кропотливо собирают о нас и других загадочных, с их точки зрения, явлениях, разрозненные факты, пытаются их систематизировать, понять закономерности.
— И как успехи?
— Скажу честно, если бы не специальная программа по дезинформации и маскировке, которую разработали сотрудники Сью, то, прежде всего именно эти энтузиасты давно бы уже смогли предъявить общественности доказательства инопланетного присутствия. Нам пришлось обязать всех зарегистрированных у нас космитов выполнять эту программу. Кстати сказать, все наши коллеги по космосу отнеслись к нашей идее ответственно, кое-кто даже внес в нее свои оригинальные дополнения.
— Пол, а в чем, собственно, основной принцип этой программы?
— В нелогичности, канцлер. Мы и остальные космиты поступаем нелогично, разбиваем стереотипы до того, как они складываются, громоздим гору несвязанных событий, нанизываем обманы и розыгрыши в гроздья.
— А конкретнее?
— Ну, например, летаем не тогда и не там, где нам нужно, а везде и всегда. Мы иногда вынуждены высаживаться на поверхности, но чаще всего демонстрируем людям не себя, а вымышленные фантомы, самых невероятных форм. Мы даже стали изображать на дисколетах некие надписи, за основы беря выдуманные или забытые землянами символы.
— И что, все это работает?
— Еще как работает! Люди добросовестно фиксируют и классифицируют ложные факты, пытаются свести их в некие системы, поддающиеся анализу, а мы, отслеживая их попытки, подбрасываем им все новые и новые загадки. Знаете, Люций, иногда они меня поражают своим упорством и одновременным недомыслием. Они даже мысли не допускают, что их разыгрывают, все воспринимают всерьез. К примеру, неужели они не могут понять, что надписи на дисколетах бесполезны?! Разве могут они нести какие-либо информационные задачи в бескрайнем космосе? Для взаимного опознавания существуют масса других современных технических способов.
Канцлер удивленно склонил голову.
— Очень любопытно то, что ты мне рассказал, Пол, я обязательно об этом доложу Совету. Но ведь вся эта программа требует глубокого мониторинга человеческой цивилизации. Как же ты решил эту проблему?
— Мы людей изучаем изнутри.
— Поясни.
— Ну, выбираем подходящие кандидатуры и внедряем в них миниатюрные аппараты контроля и наблюдения.
— А контроль то зачем?
— Для экспериментов. Знаете, Люций, людей легко изучать.
— Это почему?
— А их много и живут они коротко, статистика быстро набирается.
— Понятно.
* * *
По пути они не разговаривали. Коринни шел задумчивым и сосредоточенным, а канцлер, чуть отстав, наблюдал за ним. Глядя на молодого командора, он думал о том, что монотонное многотысячелетнее существование хоравов окончательно разрушено, грядущие изменения неизбежны. Да, они уже давно пришли. Вот взять Пола. Сотни тысяч лет он оставался внутри молодым, словно застывшим внутри, а тут прошли какие-то неполные сто лет, и перед ним явился зрелый и ответственно мыслящий хорав. Буквально перед отлетом они беседовали об этом с Коринни Фа. Бруно с удивлением отмечал странные подвижки среди хоравов, словно сквозняк сдул с них древнюю пыль, они перестали напоминать серую безликую массу, за которой он наблюдал долгими тысячелетиями. И Люций соглашался с ним, потому что и сам отмечал эти едва ощутимые процессы, которые накапливались, предваряя большие перемены. "Вдруг господь вспомнил о нас? — вырвалось тогда у канцлера, а Коринни Фа на это покачал головой и добавил: "Думаю, он о нас никогда не забывал, а вот его прощения за то, что мы забыли о нем, придется еще заслужить!". Потом о том же самом они много беседовали с Георгом. Тот в целом разделял ощущения грядущих перемен, но, внимательно выслушивая рассказ о результатах генетической экспансии хоравов, лишь рассматривал свои пятипалые ладони. Никаких оценок, прямых ответов или советов не давал, каждый раз ловко переводил разговор в сторону. Лишь однажды, когда канцлер рассердился и выдал ему длинную речь, в которой напомнил о значительной роли самого Проквуста в наступающих переменах, тот посмотрел прямо в глаза и спросил:
— А вы жалеете?
— Нет, конечно! — ответил канцлер, ощутив вдруг под пристальным взглядом пришельца странную пустоту затаившихся внутри себя сомнений. — Но мы хотели бы получить от вас, Гора, поддержку, а вы, все отмалчиваетесь.
— Я тоже меняюсь, Люций.
— А мы?
— И вы, хоравы меняетесь.
— Так есть у нас шанс получить то, к чему стремимся?
— Получить? Не знаю.
— Вы меня пугаете, Гора! Ну, хоть надежда на успех у нас есть?
— Я уверен только в одном, канцлер, пока о боге вспоминаешь, надежда всегда есть.
Крейсер канцлера одиноко покоился в огромном ангаре и был пустынен.
— А где экипаж, Люций?
— Я разрешил им покинуть корабль, пусть осмотрятся.
— И все пошли?!
— Да, а что в этом удивительного?
— Да, что вы, канцлер, разве раньше можно было представить такое любопытство?!
— Хм, а ведь верно, в прежние времена хоравы не были столь падки на новые впечатления.
Они прошли к двери личной каюты Гариля, она была заперта, но при приближении хозяина гостеприимно распахнулась. Прошу, кивнул Люций, приглашая гостя войти первым. Затаив дыхание, Коринни перешагнул порог и увидел большую круглую комнату, уставленную традиционными предметами. Каюта была пуста. Он недоуменно оглянулся на канцлера.
— Сейчас, Пол, здесь есть кое-какой секрет.
Гариль прошел к дальнему малоприметному шкафу, и что-то нажал на его правой боковине. Шкаф вздрогнул и отъехал в сторону. За ним находилась еще одно просторное помещение, посредине которого в кресле восседал человек в черном плаще с откинутым капюшоном. В воздухе перед ним на уровне носа, примерно в полуметре висел большой черный куб. Предмет вздрогнул и тихо по дуге полетел к тумбочке, на которую благополучно и приземлился. Человек встал.
— Рад вас видеть, командор, — Проквуст сделал паузу, давая Коринни себя разглядеть. — Что, непривычно? Придется привыкать, что ваш Святой Гора теперь в новом обличии. — Проквуст поднял руки вверх и пошевелил пальцами, широкие рукава скользнули вниз, оголив запястья. — А мне мое новое тело очень нравиться, совсем как на Ирии. Я словно заново родился. — Георг перевел взгляд на Коринни. — Благодарю, командор, что согласились уделить мне некоторое время. Присаживайтесь.
— Да, что вы, Гора! — спохватился Коринни. — Я и сам жаждал этой встречи. Много раз вспоминал вас.
— И по какому поводу?
— Раздумывал о ваших неожиданных решениях и поступках. Они часто выглядели не вполне логичными, но впоследствии оказывались единственно правильными.
— Вы преувеличиваете, Пол, — усмехнулся Проквуст, — хотя подобные случаи имели место.
— Откуда это у вас, Гора?
— Вы имеете ввиду интуицию? А я не знаю, просто живу с нею, стараясь чаще к ней прислушиваться. Наверное, интуиция это голос нашего рока.
— А она по нашему поводу ничего вам не говорит?
— Нет, Пол, ничего, чтобы могло помочь вам в ваших научных изысканиях.
— Но может быть решение лежит в иной плоскости?
— Вне науки? — Георг с интересом посмотрел на Коринни, потом переглянулся с сидящим рядом канцлером. — А вы готовы принять это?
— Что именно?
— Путь вне науки.
— Да, если, он поведет нас к заветной цели.
— Но он может увести в сторону.
— А как же тогда быть?
— Видимо, надо идти туда, куда ведет путь, — Проквуст опять взглянул на Гариля. — Понимаете, Пол, я уже говорил канцлеру, и повторяю вам: я не знаю ответов. И советов дать не могу, могу лишь поделиться своими ощущениями, но никаких гарантий в том, что я не ошибаюсь, не существует.
Все замолчали. Коринни судорожно пытался осмыслить услышанное. Он привык мыслить ясными категориями, а Гора говорил обтекаемо, неконкретно, и все же его хотелось слушать снова и снова. Казалось еще чуть-чуть, и можно будет выхватить из-под шелухи слов нечто важное, заветное.
— Святой Гора, скажите мне то, что можете, я постараюсь вникнуть, нащупать зерно, поддающееся пониманию.
— Хорошо, Пол, как пожелаете. Мне будет трудно объяснить, но я попробую. Понимаете, видя, как вы мучаете себя и изводите людей, я не верю, что этот путь приведет вас к восстановлению репродукции....
— То есть мы здесь напрасно?!
— Пол, постарайтесь меня не перебивать, мне и так тяжело формулировать.
— Простите, Святой Гора.
— Прощаю. Итак, для моего сознания очевидно, что вы не найдете на этом пути то, что ищете. Но в тоже время в глубине моей души живет твердое убеждение, что вы не должны прекращать своих попыток. Если сдадитесь, любой путь для вас будет закрыт.
Проквуст замолчал.
— Это все? — голос Коринни звенел разочарованием.
— Да, все.
— То есть наши генетические исследования мы должны продолжать?
— Должны только потому, что ничего другого вы не можете придумать, а оставлять попыток возродить свою цивилизацию нельзя. Мне это так представляется.
— Простите, Георг, — вмешался канцлер, — получается, что вы фактически санкционируете наши весьма негуманные методы.
— Я не могу санкционировать, не могу запрещать. На это у меня нет ни знаний, ни права. Я лишь попытался объяснить то, что чувствую. Что касается работы с людьми.... Сколько их у вас на борту?
— Более пяти тысяч. Им выделен целый отсек. Они живут там своей жизнью, мы лишь наблюдаем, почти не вмешиваемся.
— И какие выводы?
— А никаких! — Коринни устало откинулся на спинку кресла. — Люди и гибриды воспроизвели не самые лучшие социальные отношения, основанные на праве сильного. Убийств мы не допускаем, хотя они порою и случаются, а так не вмешиваемся. Нас интересует только то, что связано с размножением.
— И есть ли что-то интересное?
— Ничего. Спариваются как земные кролики.
— Понятно. Вторичных зачатий не происходит?
— И нет, и да. Все вторичные зачатия, а их уже было немало, заканчивались выкидышами. Все без исключения, а те уроды, которые доращивались в лабораториях, всегда оказывались безмозглыми идиотами.
— То есть бездушными, верно?
— Да, Святой Гора, в них нет и искорки души.
— Не хочет пока господь участвовать в ваших экспериментах.
В каюте опять повисла тяжелая пауза.
— Скажите, Пол, — прервал молчание Проквуст, — а вы твердо придерживаетесь правила, забирать с Земли только тех людей, которые дают на это хотя бы формальное согласие.
— Да, это мое категорическое требование.
— Вы молодец, Пол. Следите строго за соблюдением этого правила, иначе ответственность за изменение судьбы человека ляжет на того, кто его похитил.
— Георг! — спросил канцлер. — А почему это так важно?
— Не могу объяснить, Люций, но уверен, что это очень важно. В этой связи у меня к вам обоим есть несколько вопросов. Вы готовы осветить их с надлежащей подробностью?
Командор и канцлер переглянулись. Обоим просьба Георга показалась несколько некорректной.
— Послушайте, Гора, — как можно мягче начал говорить канцлер, — мы стараемся быть с вами максимально откровенными, но я не гарантирую, что все ваши вопросы могут быть....
— Извините, канцлер, — перебил его Проквуст, широко улыбаясь, — мною двигает не простое любопытство, а возложенные на меня Советом Цивилизаций обязанности инспектора. Командор, вы ведь прибыли в Солнечную систему по поручению СЦ?
— Да, конечно.
— И у вас есть соответствующий документ?
— Да, — несколько помявшись, ответил Коринни, — я всегда держу его при себе.
— Отлично. Не сочтите за труд, достаньте.
— Зачем?
— Только на свитке ваших полномочий я могу удостоверить свои инспекторские полномочия.
Коринни встал, и достав документ, положил его перед Проквустом на стол. Тот подождал, пока свиток развернется, и медленно приложил к нему свою ладонь. Свиток вспыхнул золотом, и по диагонали листа на межгалактическом языке высветилось одно слово: инспекция. Пол взял в руки документ и, склонив голову набок, прочитал.
— Пол, вы знаете это слово?
— Да, я изучил межгалактический.
— Признаете мои полномочия?
— Конечно.
— Канцлер?
— Раз командор их признает, я тем более!
— Отлично, тогда будем считать официальную часть законченной и вернемся к нашей дружной беседе. Вопрос первый. Когда мы летели сюда, канцлер в одной из бесед сказал мне, что вы пытались установить неофициальные контакты с землянами, для чего имитировали катастрофу дисколета с четырьмя хоравами. Это так?
