— Бенни, Бог всегда подсказывает, намекает прямо или косвенно на то, что является оптимальным выбором, а что губительным. Надо только внимательно смотреть вокруг, анализировать собственную жизнь и свои поступки, и тогда древо судьбы станет зримым. В определенных пределах конечно.
— Получается, что у меня нет такого дерева?
Монах внимательно посмотрел на Адамса и молча сел в кресло.
— Вы уверены, Адамс, что хотите знать правду?
— Да! — громко и с вызовом воскликнул Бенни.
— Ну, что ж, — Монах вздохнул и закрыл глаза. — Сейчас у твоего древа судьбы одни только корни и остались живы. Всё, что выше совсем не божье творение.
В зале воцарилась тишина. Адамс, пораженный услышанным, словно врос в пол. Нет, все-таки этому невозможно поверить! Это бред, сказки!
Адамс услышал, как Хранитель горы опять заходил перед своим креслом, только теперь в его походке проскальзывала нервозность, видимо мысли Бегущего ему не понравились.
— Напрасно сопротивляетесь, Бенни, цепляетесь за рассудок, жизненный опыт. Все это здесь не работает, вы вступили в область иррационального бытия, где слова не могут передать истину. Отдайтесь во власть сердца.
— Монах, простите меня, но как все это может быть?! Как можно изменить Рок, если он от Бога?!
— Не знаю, — Монах задумчиво остановился перед Адамсом. — Ваш случай, Бенни, уникален тем, что ваш Рок подменен.
— Как подменен?! Ничего не понимаю?!
— Что тут непонятного, Адамс! — повысил голос Монах. — Вы пришли вы сюда, толкаемый чужой волей. Теперь понятно?
— Да, но!
— Извините, Бенни, но я не могу больше тратить на вас время, дела. Храмовник Юзеф вас проводит.
Из-за спины Монаха тут же показалась худая фигура. Храмовник подошел к Бенни, и корректно указал ему посохом на дверь. Адамс понурил голову и, сказав еле слышно, прощайте, вышел за дверь. Собиратель с ним не пошел, но, похоже, Бенни этого так и не заметил.
Буквально через минут Храмовник вернулся и, встав у двери, склонил голову.
— Ну, что ж, братья, — Монах встал с кресла, — свершился Рок для потерявшего его. Я искал возможность другого излечения, но не нашел. Управитель! — Хранитель горы повернулся к своему безмолвному соседу. — Иди и займись делом.
Храмовник поклонился и направился к выходу, за ним тихо двинулись остальные храмовники.
— Собиратель! — Монах обратил свой взгляд на Клео. — Ты достойно выполнил свое задание.
— Спасибо, Монах. Прости мою дерзость, но что будет с Адамсом?
— Отвечу тебе, потому что вижу, ты подружился с ним. Завтра четыре воина спустят его в райскую долину и оставят там.
— Это жестоко, — взволновался Клео, — он наверняка погибнет!
— Возможно, — грустно ответил Хранитель, — но я надеюсь на лучшее. В твоем друге есть великий Дар, только он задавлен нечистым помыслом ордена. Он или смоет его и возродит свое древо судьбы или погибнет. Надейся и молись, Клео, а теперь, иди, ты знаешь свое следующее задание.
Собиратель молча отвесил поклон.
— Бог тебе в помощь, брат.
Монах посмотрел ему вслед, потом перевел взгляд на Храмовника у двери.
— Юзеф, пришел ли Перст?
— Да, Пресветлый. Он ждет тебя в твоем кабинете.
* * *
*
— Здравствуй, Наперсник!
— И ты здравствуй, Пресветлый!
Два человека, выдержали паузу, сошлись и сдержанно обнялись. Монах указал гостю рукой на большое деревянное кресло перед письменным столом. Кабинет Хранителя Белой горы был уютен и невелик, он был похож на любой из кабинетов, если не смотреть вверх. Потолок в помещении был так высок, что терялся в полумраке настольной лампы. Вдоль стен туда же ввысь уходили стеллажи книжных шкафов. За стеклянными дверцами покоились тысячи книг.
— Капил, чаю попьем?
— С удовольствием, Пресветлый.
— Да, брось ты церемонии, друг мой, — негромко отозвался Монах из угла, где разливал горячий травяной напиток из термоса. — Ты что, за три года имя мое забыл?
— Нет, Михаил, твое не забыл, а вот от своего отвык.
— Капил, ты это всерьез?
— Конечно.
— Это нехорошо, ты слишком глубоко погрузился в воды времени.
— Я и сам чувствую, но что-то происходит внутри кольца. Стражи обеспокоены, воины им докладывают, что прорывы детей леса участились.
— Я все это знаю.
— Прости, Михаил, но я не могу игнорировать проблемы моих подопечных.
— Учись сочетать равнодушие с участием, поверь, что многие вопросы они прекрасно могут решить и сами. Помни, что должность Наперсника может стать для тебя и пожизненной, как для твоего предшественника.
— Да будет воля Рока.
— Ты это брось! — рассердился Монах. — Ты мне здесь нужен!
— Повинуюсь, Пресветлый.
— Не увиливай, Капил, ты можешь меня обмануть, можешь спрятаться за бумажными стенами званий и титулов, но ты не обманешь свой Рок! Павел стал стар, его Дар тяжелеет быстрее, чем тело и твоя помощь может понадобиться очень скоро.
— Ты хочешь сказать, что призовешь меня и поставишь рядом с собой?
— Капил, ты же друг мой, разве ты уже не стоишь ко мне ближе всех?
— Да, Михаил, я рядом душою, но я скучаю по тебе.
— Мы же часто общаемся с тобой при медитациях, — удивился Монах, — разве этого мало?
Перст отозвался не сразу.
— Нет, этого вполне достаточно. Прости меня за то, что я сказал об этом.
— Что значит, прости? — Монах откинулся в кресле и пристально посмотрел на Капила. — Ох, смотри, Наперсник! — Михаил погрозил ему пальцем. — Что-то ты мне сегодня не нравишься.
— Я изменился?
— Именно. Вот что, Наперсник, пошли. Пришло время тебя испытать.
Хранитель горы подошел к двери и выжидательно посмотрел на своего друга. Даже в скудном свете одной лампочки стало заметно, что тот побледнел.
— Капил, ты ведешь себя, как студент перед походом к Духу.
— Ничего не могу поделать, Пресветлый, волнуюсь.
— Плохо, друг мой, очень плохо. Шагай за мной.
Здесь Перст никогда не был, хотя провел в горе немало лет. Они шли по совершенно темным коридорам, в которых многолетний слой пыли ощущался под ногами как ковер. Потом они долго поднимались по узкой лестнице. Капил не очень хорошо видел в темноте, поэтому не сразу понял, что путь вывел их в какое-то громадное помещение, просто шорохи стали гулкими и раскатистыми. Подъем прекратился, щелкнул выключатель, и под потолком зажглись несколько лампочек. Они находились в большом, круглом помещении, наполненном непонятными механизмами и устройствами. Оборудование покрывал толстый слой пыли.
— Что это? — вырвалось у Перста.
— Это древняя обсерватория, Капил.
— Не понимаю, Михаил.
— Здесь люди наблюдали за солнцем. Вот, видишь, — Монах подошел к длинному изогнутому полукругом столу, — здесь стоят приборы, дисплеи, компьютеры, они автоматически следили за солнцем и предупреждали о магнитных бурях.
— Откуда ты это знаешь, Михаил?
— Читал, — Монах повернул какой-то рубильник, что-то загудело. — Работает! — Довольно прокомментировал он. — Смотри, Капил, вон там, в углу стоит стеклянная колба.
— Ничего себе, колба! — прошептал про себя Перст, задирая голову: стеклянное сооружение было высотой под десять метров и диаметром метра полтора.
— Иди, Капил, не бойся. Прямо к колбе иди. Видишь, — объяснял Монах Наперснику, попутно что-то делая за древним пультом управления, — там есть окошко?
— Да, Михаил, вижу.
— Значит так, сейчас сверху польется поток света, ты должен медленно, повторяю, очень медленно, просовывать в отверстие руки. Прямо в гущу света. И встань так, чтобы я все хорошо видел.
Монах пощелкал чем-то, и откуда-то раздалось монотонное гудение. Через несколько секунд внутри колбы сверху вниз упала яркая искорка. След ее не растаял, а остался гореть тонкой огненной нитью. Гудение нарастало, а вместе с ним рос пучок света, он ширился, наливался силой и мощью, превращаясь в колоссальный столб света.
— Капил! — крикнул громко Монах. — Давай, пора.
Перст словно завороженный смотрел в это ослепительное сияние, оно пугало и притягивало одновременно. Дотронуться до него казалось безумием, перед глазами Капила мелькнула картина, как обугливаются его пальцы, как невыносимая боль бежит по нервам, но он не смел ослушаться приказа Монаха. Он зажмурился и протянул руки к свету. Ничего не случилось. Капил открыл глаза, удивительно, но свет был холоден и на ощупь, словно вода! Перст засмеялся и раздвинул пальцы, световые струи лились через его ладони, приятно лаская кожу, он даже представить себе, не мог, что это может быть так приятно. Капил пошевелил руками, стал слегка водить ими из стороны в сторону, и столб света реагировал на это, как будто был привязан к ладоням!
Перст оглянулся. На него из-за пульта смотрело спокойное лицо друга в черных очках. Капилу это показалось таким забавным, что он громко засмеялся. Его радость свободно лилась из горла. Он кричал, не понимая, что он кричит, он что-то пел, не различая слов, он был так счастлив в эти мгновения! Внезапно свет пропал, по глазам ударила темнота, на тело навалилась усталость, кожу рук невыносимо саднило. Ноги Перста подкосились, и он непременно бы упал, если бы его не подхватили дружеские руки.
— Садись сюда, Капил и терпи, скоро все пройдет.
— Пресветлый! — слабым, охрипшим голосом спросил Перст. — Что все это значит?
— Это значит, что Дух не ошибся, исполняя волю Рока! Отдыхай, можешь даже немного поспать, я подожду, поговорим потом, — Монах провел ладонью по глазам Наперсника и они послушно закрылись.
Капил опять сидел в кабинете Монаха и внимательно рассматривал свои руки. Они покрылись золотистым загаром, прежде черная поросль сделалась прозрачной, почти незаметной. Перед ним стоял бокал с давно остывшим чаем.
— Михаил, так что же все это значит?
— Это значит, что ты больше не мой Наперсник и имя Перст, теперь не твое.
— Очень неожиданно, но я повинуюсь твоей воле.
— Не моей, Капил, а воле Рока. То, что ты проделал, может сделать еще только Павел, и больше никто в Горной стране, да, и на всей планете тоже. Это истинное твое предназначение, Капил.
— Не понимаю, Михаил, мое предназначение, держать руки в солнечном свете?
— Какой же ты наивный еще, Капил, — добродушно усмехнулся Монах. — Видишь ли, помещение наверху, не столько обсерватория, сколько лаборатория, в которой когда-то темнолицые изучали солнечную плазму, пытались найти альтернативные источники энергии. Это было еще до Большого взрыва.
— Ну, и что?
— А то! Капил, дорогой мой друг, температура в колбе достигает тысяч градусов! А ты спокойно всовывал в нее руки, да еще хохотал при этом как ненормальный.
— Не может быть!
— Может. Этот сконцентрированный солнечный поток света спалил бы любого в черную головешку. Вот так!
Над столом повисло молчание.
— Михаил, я не знал, что обладаю таким Даром. И Дух мне ничего не говорил об этом.
— Дух сообщил мне, что возможно, этот Дар находится внутри тебя.
— То есть, ты точно не знал, только предполагал?
— Я был почти уверен.
— А если бы этот огонь спалил мои руки?
— Ты считаешь, что я рисковал тобой?
— Именно.
— Таков мой удел, Капил, рисковать даже самым дорогим. Если бы я объяснил тебе все с самого начала, ты бы никогда не подошел бы к свету. Необходимо было, чтобы твой Дар вышел наружу из глубин твоей души сам и сразу.
Они опять замолчали. Капил машинально взял в руки бокал, покрутил его в руках, потом поставил обратно.
— Михаил, ты сказал, что я больше не Наперсник твой, это связано с открывшимся Даром?
— Да, Капил.
— И поэтому ты оставляешь меня в горе.
— Да.
— И я не должен ее покидать?
— Теперь никогда, Капил. Твой Дар слишком редок, слишком ценен, чтобы можно было подвергать его опасности.
Бывший Наперстник грустно опустил голову.
— Грустишь о свободе?
— Если честно, то да.
— Это пройдет.
— Я верю, безгранично верю тебе и Року. И меня утешает возможность постоянно быть рядом с тобой, это стоит свободы. Что я должен делать, Монах?
— Учиться. Скажи, что ты знаешь о Павле?
— Павел твой Управитель, — пожал плечами Капил. — Общепризнанно, что он твой заместитель, второй человек в Церкви.
Монах выслушал ответ, склонив голову набок, потом удивленно тряхнул головой и улыбнулся.
— Почему ты улыбаешься? — в свою очередь удивился Капил. — Разве я сказал что-то не так?
— Так, все так. Я просто восхищаюсь Павлом: не человек, а кремень. Полторы сотни лет на должности Управителя, и не одного прокола, не одного слуха, не одной сплетни, молодец! Видишь ли, Капил, — Монах усмехнулся, — Управитель управляет не столько моими делами, сколько солнечным светом.
Аскет пораженно застыл, в его голове все вдруг стало на место. С незапамятных времен по воле Монаха в солнечном зале с высоких сводов падал поток ослепительного света. Он окутывал человека, проникал в самые потаенные уголки души, высвечивал пороки и злые замыслы. Рассказывали, что некоторые люди, особенно те, на совести которых было тайное смертоубийство, не выдерживали солнечного огня, начинали корчиться, кричать, теряли сознание и даже гибли. Как же наивен был он и все остальные братья, предполагая, что этот свет есть естественное порождение Белой горы! Теперь все стало ясно: человек порождает это чудо!
— Ты прав, Капил, — подтвердил его мысли Монах. — В горловину Белой горы вставлен громадный кристалл, скорее всего искусственный.. Он особым образом концентрирует свет, даже может на некоторое время аккумулировать его, но только Дар таких самородков, как Павел, а теперь и ты, Капил, могли изъять из этой энергии испепеляющий огонь, и превратить ее в волшебный луч! Ты представляешь себе, какая ответственность ложится на твои плечи, Капил?!
— Монах! — голос Капила задрожал. — Я боюсь! Боюсь не справиться.
— Справишься, друг мой, я знаю. Слава Богу, Павел еще в силе, хотя и не в прежней. Я сегодня в этом убедился.
— Ты о Бегущем?
— Да. Не смог Павел задавить эту черную гадину внутри него. Жалко, человек ведь хороший, можно сказать наш.
— Может быть, ты ошибаешься, Михаил?
— В чем?
— Может дело не в Павле, а в той напасти, которую втиснул в Бенни Адамса орден?
— Может быть, — Монах задумался. — Нет, Капил, видимо и в Павле дело, ведь твой Дар проявился! Значит, пришло время передачи огня. Ну, чего ты опять, побледнел, Павел ведь не умер! Он остается рядом, он будет тебя учить, посвятит тебя во все свои секреты. Я в тебя верю.
Капил волновался. С одной стороны ему льстило, что он оказался одним из самых избранных Роком братьев Церкви, но это ощущение тонуло в вале нежданных забот и страхов, он вдруг опять почувствовал себя юным, несмышленым студентом.
— Так, — строго сказал Монах, — тему объявляю до вечера закрытой. Давай лучше отвлечемся. Я хочу услышать твое мнение о Бегущих.
* * *
*
— С кого начать, Михаил?
