Георг понял, что справился с уроком Учителя, но новое знание вносило в его разум горечь, понимание несвободы в выборе поступков: или ты для Бога, или ты против него. Грустно было осознавать себя крохотным винтиком, а не царем природы, но грусть эта не была острой, лишь слегка томящей, как об утраченной молодости.
Глаза слипались, неодолимый сон навалился на Проквуста и он отдался ему с радостью, кипящие чувства и мысли должны были остыть, чтобы не свести окончательно его с ума. Он уснул, зная, что получит нагоняй от Учителя, но ожидание этой встречи радовало, баюкало.
* * *
*
Мягкое прикосновение красивой женской ручки остановило Георга, спешащего по своим сонным делам. Он обернулся. Перед взором мелькнуло чудесное, такое знакомое, но еще ни разу не виданное наяву прелестное личико. Какие глаза! Они манили, зазывали, но при этом таяли, таяли.... А плечо все трясли и трясли...
— Что это ты, негодник, опять спать завалился?! — услышал сквозь ватную тишину сна Георг. Он с трудом разлепил веки.
Перед ним стоял разгневанный наставник и, постукивая от возмущения посохом, тряс его за плечо. Судя по его глазам, он с удовольствием устроил бы ученику побудку в виде посоха по спине, но, видимо, пожалел или испугался сделать заикой.
— Дорогой Учитель! Как я рад вас видеть! — Проквуст сладко потянулся и поспешно встал, на лицо его наползла идиотская улыбка, он ощущал ее, но согнать пока не мог.
Кирилл осекся, слишком необычной была реакция ученика, вместо оправданий — безмятежная улыбка! Белоус сел и положил к ногам довольно таки увесистый заплечный мешок.
— Так, — он подался вперед и оперся на посох, — давай, Георг, рассказывай, что тут поделывал и как докатился до жизни такой, — Старик кивнул на большой пень, на котором минуту назад сладко почивал Проквуст.
— Я в доме прибрался, — начал Георг, — потом дрова рубил.
— Долго?
— Часа полтора.
— Так, хорошо. Дальше.
— Дальше я думал.
— Что ж, выходит ты с уроком справился?
— Да, Учитель, я готов к ответу на вопрос.
— Да-а?! — Белоус был явно озадачен. — И что же ты надумал о добре и зле?
Георг ждал этого вопроса и был давно к нему готов. Он сел, и глядя прямо в глаза Белоуса, ровным голосом произнес подготовленную заранее фразу:
— Добро может быть злом, зло может быть добром.
Кирилл молча выслушал и задумчиво затеребил ус.
— Почему?
— Потому что добро всегда корыстно.
— Да-а?! — который раз уже за этот вечер задумчиво протянул Кирилл. — Ты хочешь сказать, что добро зависит от того, кому предназначено и от кого исходит?
— Да, Учитель.
— То есть добра без источника и приемника не существует?
— Нет. Добро, также как и зло, проявляется только в наших поступках, мыслях.
— Ну, допустим. А может ли добро быть просто добром, без оборотной стороны медали, без своей злой тени?
— Я думаю, нет, — Георг отвечал спокойно и уверенно
— Тогда представь, ты идешь по лесу, подходишь к чистому ручью, а рядом с ним лежит обессиленный человек. Он погибает от жажды, но у него не хватает сил припасть к спасительной струе. Ты берешь кружку, зачерпываешь воду и подаешь ему. И тут же ему становится лучше, он оживает, благодарит тебя, и вы навсегда расходитесь. Цена твоего поступка, жизнь, а стоимость усилий, пустяк. Есть ли тут зло?
Проквуст задумался. Такая ситуация теоретически могла бы быть. Может быть, здесь и вправду добро только доброе? В чем же здесь подвох? Георг был уверен, что он есть.
— Учитель, а если бы я прошел мимо, не став помогать ему, ведь это было бы злом?
— Согласен.
— Тогда я помог, потому что не мог поступить иначе, потому что в противном случае, меня бы загрызла собственная совесть. А, следовательно, все-таки и в этом случае я сделал бы добрый поступок из-за корыстных побуждений, пусть даже и не осознавая этого, думая, что бескорыстен. К тому же, идя дальше по своему пути и вспоминая этот поступок, я бы, наверное, испытывал удовлетворение и довольство собой?
— Наверное, — задумчиво согласился Белоус. — Хорошо, принимаю этот ответ. Пошли дальше. Мы все о людях говорим, будем считать, что разобрались. А что ты скажешь о животных? Может, например, крыса на свалке быть доброй или злой?
Проквуст задумался. Действительно, может или нет? Он вспомнил этих жутких зубастых созданий, когда они по наущению вождя детей леса неслись ему навстречу, роняя пену и клацая клыками. Ну, никак не лепилось к ним понятие добра. И нельзя было объяснить эту ситуацию природным инстинктом или стремлением утолить голод. Крысы действовали в полном соответствии со злобными планами слепца, были его орудием. Злобным орудием. Но ведь они не осознавали этого! Для них такое подчинение тоже было злом, ведь они погибли? Но если для них эта ситуация была злой, то значит могли быть ситуации и добрые? Георг чувствовал, что начинает тонуть в этих логических дебрях. Он беспомощно взглянул на Белоуса. Тот терпеливо наблюдал за ним.
— Учитель, я точно не уверен, но думаю, что животные не могут быть злыми или добрыми, так же, как не может быть злым ветер или дождь.
Кирилл усмехнулся и постучал пальцами по столешнице.
— А если, например, некий волшебник направляет действия животных и природных стихий в определенное русло, доброе или злое, неважно, получается, они не несут сами за это никакой ответственности?
Проквуст удивленно уставился на Белоуса.
— Нет, Учитель, не несут.
— Почему же?
— Потому что не могут осознать меру добра или зла, она выше их понимания. Кроме того, они не располагают собственной волей.
— Животные не располагают собственной волей? — переспросил Кирилл. — Ты уверен в этом?
Проквуст озадачено почесал затылок. Да, похоже, здесь он переборщил, животные имеют волю поступков, пусть в мелочах, но имеют.
— Наверное, вы правы, Учитель. Но получается, что осознание добра и зла зависит от размера свободы воли их носителя и величины его разума?
— Возможно, Георг, возможно. Только ты стал противоречить сам себе.
— В чем?
— Ты же утверждал, что добро и зло перетекают друг в друга, в зависимости от точек зрения, с которых на них смотришь, так?
— Так, — голос Проквуста звучал неуверенно.
— Вот скажи, почему ты не можешь допустить, что крысы на свалке могут быть добрыми?
— Не знаю. Не могу, и все.
— А может быть, ты интуитивно ощущаешь меру добра и зла, которая выше тебя, но, тем не менее, разделяет вас непреодолимой чертой?
— Вы говорите о Боге, Учитель?
— О нем, Георг. Если ты веришь в Единого и относишь себя к нему, то должен допускать, что его мера добра может повернуться к тебе стороной зла.
— Как же так?! — возмутился Проквуст. — Разве Бог не милосерден, разве он не источник и хранитель добра?
— А спать на свалке, дышать отравленным воздухом, увертываться от пальцев дикаря, тянущихся к твоим глазам, это разве добро?
— Но ведь все закончилось хорошо!
— Ты имеешь в виду, что ты здесь в безопасности, сыт и здоров?
— Да.
— Но это следствие предыдущих событий, а сами эти события разве можно расценивать, как добрые?
— Нет, вряд ли, — Георг вспомнил путешествие через свалку, это каждодневное напряжение физических и душевных сил, изматывающее чувство опасности. Нет, назвать это добром нельзя. — Учитель, но с другой стороны, все эти испытания являются необходимыми, для того чтобы мы пришли сюда, для того чтобы что-то новое открыли для себя, поняли какие-то истины. Ведь так?
— Вот видишь, получается, что страдания являются неотъемлемой частью нашего существования. Представь себе, что все живут сытно, без болезней, без проблем, как бы тогда выглядел человек?
— Наверное, полным идиотом?
— Правильно. Но мы все-таки с тобой вышли за рамки добра конкретного носителя, не так ли?
— Да, Учитель.
Белоус встал.
— Я принимаю твой урок, Георг. Ты потрудился, вижу. Но скажи честно, один ли ты дошел до этих истин или кто-то помог?
Проквуст опешил, забормотал что-то нечленораздельное.
— Георг! — массивная фигура Белоуса возвышалась над притихшим учеником как скала возмездия, судейский скипетр. — Ты был в лесу, там, где лежит упавший ствол дерева?!
— Да, — еле слышно прошептал Проквуст.
— Я очень не доволен, что ты побывал на проклятой поляне. Подозреваю, что без Ксении здесь не обошлось. Ох, уж я этой девчонке накручу хвоста, за то, что подбивает новичков на смертельный риск!
— Да, я и без нее собирался туда! — перебил Учителя Георг.
Белоус опять сел и пристально всмотрелся в ученика.
— Ты говоришь правду? — глухо спросил Белоус.
— Да, конечно, я не смею врать вам, Учитель, — торопливо заговорил Георг. — Я бы обязательно все рассказал, просто не мог найти подходящего времени.
— Это пустяки, — Кирилл махнул на Проквуста рукой. — Важнее другое: тебя потянул Дух! Он тебя почувствовал!
— А кто это, Дух? — шепотом спросил Георг.
— Как кто? Дух. Он видится каждому в разном обличии. Во всяком случае, тем, кого отпускает живыми.
— Я видел....
— Молчи! — прикрикнул на ученика Кирилл. — То, что ты там видел, твое, я это знать не хочу, да и не должен.
Белоус поднял свой посох, прислоненный на время ужина к стене и, поставив древко между коленями, обхватил его ладонями. Наклонив голову, так, что его седые пряди спрятали лицо, он надолго задумался. Проквуст сидел напротив, затаив дыхание, он понимал, что что-то произошло важное, но хорошее или плохое? Наконец Белоус опять встал и перешагнул через лавку.
— Георг! — строго произнес он. — Я сейчас опять уйду. Ты ложись спать. Завтра утром не забудь повторить упражнения. И запомни, — Старик наклонился к ученику, и его глаза властно сверкнули из-под бровей, — от дома дальше пятидесяти метров не отходи, ни к озеру, ни к лесу. Понял?!
— Да, Учитель, — растерянно ответил Георг. Он никак не ожидал такой концовки сегодняшнего вечера.
— Завтра увидимся, — Белоус вышел, слегка хлопнув входной дверью.
Георг встал и машинально накинул на нее крючок. Думать уже не хотелось. Он чувствовал себя усталым и разбитым, поэтому, едва добравшись до места, тут же провалился в сон.
* * *
*
Белоус устало передвигал ноги, раздвигая ковер высохшей хвои. Глубокая ночь так окутала непроницаемым облачным пологом небо, что ни единой звездочки не было видно, но он свободно ориентировался в кромешной темноте. Это был его Рок: видеть в темноте и выводить из тьмы других. Правда, для этого он сначала указывал путь во тьму, а из нее, к великой его скорби, не каждый находил обратную дорогу. Старик вздохнул. О дороге к свету говорили другие учителя. Это всегда его угнетало. Чуть-чуть. Нет, он не жаловался на свою судьбу: за то, что практически всю ее источил о колесо времени здесь, вдали от братьев по вере, за то, что не мог по сану завести семьи, за то, что бывал в храме только раз в год. Да, что там, он даже в городе бывал редко, три четыре раза в год. Таков был его удел. Но зато он был избранным! Только он один направлял студентов к Духу, и его Монах неизменно удостаивал личной аудиенции....
Мысли Кирилла вернулись к Георгу. Он еще раз пытался понять свой поступок: стоило ли срываться в путь ночью, может, надо было поспать? Одобрит ли Страж? Или поведет к Персту?
Старик бодро перешагнул журчащий в темноте ручеек, но, сделав пару шагов, вернулся. Тяжело кряхтя, он встал на колени и, положив рядом посох, ладонями стал черпать воду и пить. Напившись, он встал, поворчав вслух по поводу своего возраста и скрипучих суставов, и двинулся дальше. Мысли связанные с его молодым учеником опять невольно поползли в голову.
Белоус давно смирился с тем, что не понимал всего того, что происходило вокруг Духа и Церкви Рока, он просто принимал эту жизнь такой, какой она была здесь в течение тысячелетий. Что делать, если некоторые положения их учения так и не открылись ему всей своей глубиной? Возможно, ему не хватало наставника или умного собеседника, ведь он все время жил здесь один. Студенты не в счет, с ними дальше Урока не уйдешь, а все уроки давал он сам! Поэтому с годами канули в прошлое его бесконечные медитации, изнуряющие размышления над книгой Рока, теперь он просто жил и выполнял свой долг, вкладывая в него всю душу и все сердце. Зато он твердо знал, что по-настоящему проявить свой Дар, понять его главную силу и принять свое предназначение, можно только после встречи с Духом, и что только он открывал к этому путь. Жаль, что закрыть путь перед присланным студентом, несмотря на все дурные предчувствия, он не имел права. Это был не его Рок и не его ответственность. Другие учителя определяли, есть ли в человеке дар или хотя бы его потенция, а он не имел возможности исправлять их даже явные ошибки.
Белоус остановился, оперся двумя руками на свой посох и печально вздохнул. Тяжело стало ходить в гору, возраст сказывался. Тем более второй раз за день такой длинный маршрут. Кирилл прикрыл веки и тут же перед его взором возник молодой кудрявый юноша в длиннополой рубахе, с резной дудочкой в руке. Красивый, но застывший в недвижимости эмоций, от его лица веяло могильным холодом. Несмотря на запрет, многие студенты рассказывали Кириллу о своей встрече с Духом. И каждый раз он был разным: то старым, то молодым, то мужчиной, то женщиной, но таким непроницаемым, как ему, он не являлся никому. В свой главный день Белоус видел буквально ожившую каменную статую. Больше всего его поразили глаза: бездонные и голубые, как воды горного озера. Кирилл как сейчас представил стоящего возле упавшего ствола высокого парня, сказавшего ему всего несколько фраз, не открывая рта: "Призвание твое: Последний Учитель и мой привратник, иди и смотри. Приводи ко мне видящих и слышащих. Слепых не пускай. И зови меня в своей душе Оком". И все. Слишком быстро. Даже обидно. Глупо, конечно. Как не страшно было тогда, но Белоус не отказался бы встретиться с Духом еще раз, даже если бы эта встреча оказалась последней. Он не боялся теперь смерти, пожил уже достаточно, зато теперь он точно знал, что спросить, если бы все повторилось! К сожалению, в жизни такая встреча бывает только единственный раз, и этот раз обернулся для него кратким мигом.
Кирилл опять вздохнул и зашагал по тропинке, жилище стражей было все ближе.
Однажды Монах, беседуя с Кириллом, назвал Духа глашатаем Рока. Да, это было, лет двадцать пять назад. Он еще тогда обсуждал с Монахом проблему откровений студентов перед ним о своих встречах с Духом. Кирилл чувствовал себя неловко, он не всегда успевал остановить восторженного человека, только что успешно прошедшего смертельное испытание. Монах на это улыбнулся и успокоил, сказав, что всегда Последние Учителя являлись невольными соучастниками этого проступка, а значит, этого хочет Рок. Как же он сказал точно? А, вот: "Ведь не может же глашатай Рока кричать в пустоте? Пусть же эхо его голоса отдается не в одном сердце". Да, все так и было. Именно тогда Кирилл понял, что Монах знает обо всех встречах с Духом!
