-Чтобы истребить все правящие семьи Лондона, никакого Клуба не хватит!
-Верно, палач. Но Кай способен сделать это. Он искалечит их души и пережжет ту ложную надежду, что так больно жалит самую его суть, пережжет их Цепи...
-Операция "Красная смерть"... — вспомнив письмо, выдохнул палач. — Маги Клуба раскрыли слишком многое и слишком многим, и, чтобы не утратить само свое искусство, им нужно уравновесить то, что было сделано. А для того должно стать меньше людей, в это искусство посвященных. Или меньше самих магов. Разумеется, они протолкнули руководству Клуба последний вариант, назначив врагом своего основного конкурента — Ассоциацию, и, если наши данные верны, десятилетиями готовились к этой войне. Расчет понятен — убрав из игры европейские магические сообщества, они усилят себя в обоих смыслах и скинут то ярмо, которое на них накинула людская половина организации во времена ее основания. Последняя того, конечно, не может не понимать, и наверняка уже наточила какой-то свой нож, который пока еще спрятан за спиной...
-А победит в итоге Кай, который играет обеими сторонами. Он сорвет все печати и выпустит в мир то, что от него скрывали. Человечество заглянет в зеркало, заглянет в бездну, а бездна посмотрит на него в ответ. Наши души растворятся там все до единой, мир отхаркнет, наконец, ту заразу, ту ошибку, что известна как человечество, все страдания и боль закончатся. Наступит вечный покой.
-Как со всем этим связан планетарный терминал? — чувствуя, что усидеть на месте больше не получится, Асколь вскочил на ноги, принявшись прохаживаться по комнате.
-Я не знаю, палач.
-Не знаешь? — почти вскричал тот.
-Мне известно многое, палач, мне известно больше, чем доброй половине живущих ныне магов. Но я не всеведущ, а за то, что знаю, заплатил весьма дорогую цену. Как ты думаешь, отчего я так торопился достигнуть Истока, бросая в топку своих желаний и амбиций своих же потомков? Время уходит, палач. Мое, твое, человечества. Земли. Кай...мне не дано знать, какие еще ходы он измыслил, но я думаю, у него вполне может получиться задуманное...
-Думаешь, значит...
-Слишком много времени было упущено. Я склонен согласиться с тем, кто написал тебе письмо, палач — единственным нашим шансом остается последовательное разрушение всех до одного планов Кая. Всех. То, что вы сорвали в России, этот несостоявшийся проект по стерилизации — думаю, даже не четверть его замыслов. Все планы, все проекты, все, даже самые ничтожные затеи, которых он касался, должны быть сорваны, и даже тогда мы не сможем быть до конца уверены, что что-то не упустили. И освобождение терминала — то, что вы должны осуществить в первую очередь. Нет, я скажу иначе. Это должен сделать ты.
-Тот повторяющийся сигнал, что я вижу, вряд ли предназначался мне.
-Но получил его ты. И ты не смеешь от него отворачиваться.
Скверно сгибавшиеся ноги донесли его до окна. Остановившись там и отдернув шторы, Асколь уставился на залитую утренним светом улицу Рима.
-Видишь этих людей, Матиас? Там, внизу? — сухо произнес он, упершись руками в подоконник. — Вот где я должен быть, вот о чем я думаю каждый раз, когда снова чудом избегаю очередной гадкой смерти. Посмотри — они могут жить, не зная о магах, об Апостолах, о нас. Не зная про обратную силу и прочие...противовесы. Они могут быть счастливы. Имеют на то право. Они. А мы — никогда.
-Если ты столь недоволен своей судьбой, палач, так заверши ее, — зло ответил ему маг. — Это сделать несложно, ты же знаешь. Открой это окно и шагни к людям, одним из которых тебе никогда не стать. Дай Каю победить. Дай принести покой, желание которого в тебе сильно настолько, что случись тебе с ним сойтись, ты примешь от него смерть с благодарностью! — сорвавшись на крик, продолжил обитатель зеркала. — Но ведь ты не стремишься к этому, не так ли, палач? Во всяком случае, еще не до конца? Если бы ты действительно не желал продолжать, ты бы не стоял сейчас здесь, предо мной. Ты бы сдался еще раньше, в одной из тех битв, куда тебя бросала судьба. Ты продолжаешь, палач. Ты несешь в себе Цепи, несешь в себе надежду...
-Умолкни, Матиас.
-...слепую надежду, какой она и должна быть. Ответь же мне, зачем?
Он вспомнил слова, сказанные не так давно Коррину. И заговорил, глухо и страшно, едва разжимая зубы.
-Там, откуда я, Матиас, очень хорошо учат убивать. Делать это так, как сделала бы машина. Но убить себя машина не может — для этого нужно кое-что, чего у нее недостает. И никогда не будет, — отвернувшись от окна, он подошел к зеркалу. — Я не могу добровольно принять смерть, не могу пожелать этого с той отчетливостью, которая нужда для последнего шага. Мне никуда не деться от своего имени, это сущая правда. И я могу делать лишь то, к чему оно обязывает. Делать так хорошо, как был тому научен. Но права ненавидеть это у меня отнять так и не смогли. И никогда не отнимут.
Зеркало молчало.
-Быть может, дело в том, что я просто не умею ничего другого. Быть может, в том, что иногда — пусть даже иногда — я вижу тех, кто действительно стоит нашей защиты. Быть может, дело в чем-то еще. Я не знаю, будет ли этого достаточно. Не знаю, действительно ли я так важен, как кажется тебе. Знаю одно — страдать из-за меня не должен никто. Он молит о помощи не того, но отвернуться, не сойдя при этом с ума, я просто не смогу. Он получит свободу, о которой просит уже столько лет. Если же по пути попадется этот ваш Кай... — лицо палача прорезала усталая улыбка. — У меня все равно уже был к нему очень долгий разговор.
-Если к делу не подойти серьезно, палач, пострадаешь не ты один, — зазвенел Матиас из своего зеркала. — Ты хоть понимаешь, что...
-Серьезный подход довел мир до того, что мы теперь расхлебываем, — направляясь к дверям, устало бросил Кат. — И мне все больше начинает казаться, что верный ответ немного иной...малость безумный.
-Палач...
-Не волнуйся, Матиас, — остановившись у порога, произнес Асколь. — Я все еще знаю, зачем живу, пусть это мне и не очень-то по душе. Я все еще знаю, как делать свою работу. И я все еще знаю, какие нежные чувства ко мне питают вышестоящие.
-О чем ты?
-Если верить твоим словам, в Лондон придет сама смерть. Думаю, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кого Дом Резни пошлет встречать ее с цветами?
13. Красная смерть
The external world is dying
Death is raging in the shade
No time to think about the terror
Let`s celebrate the masquerade...
(Stormwitch — Masque Of The Red Death)
Ширнесс, 14 октября 1987 г.
Сон ускользал от него уже второе утро кряду.
Искать причины тому можно было очень и очень долго, и их число бы только увеличивалось параллельно протяженности размышлений. Возможно, дело было в том, что корабль нес их сейчас к столичным землям Ассоциации магов. Возможно, корень его бессонницы следовало высматривать в чудовищной силе замкнутом поле, которым был плотно окутан этот самый корабль, чтобы у него был хоть один шанс благополучно добраться до цели. Возможно, причиной тревоги являлся автор того поля — Двадцать Второй лично сопровождал группу "Атропы", по счастью, не испытывая никакого желания общаться с кем-то из его подопечных и все плаванье сидевший в своей каюте.
Возможно — только возможно — заснуть ему все это время не давала мысль о том, по чьему именно приказу они здесь, чей замысел воплощают в жизнь — и сколь мало о нем знают. О том, что он есть. Чего он хочет.
Нет, определенно, лучше было думать о Двадцать Втором. Поведение Порфирия, по крайней мере, лейтенанту Алееву удавалось пусть и с ужасом, с отвращением, но все же объяснять. Например то, что он сделал, когда они только готовились отбыть со Второй Площадки на свою, возможно, последнюю в жизни миссию.
Прародитель, освобожденный когда-то Клубом из заточения, состоял, казалось, из одних противоречий — часть деталей его облика придавала ему безобидности, другая же пугала до чертиков. Ссохшийся старик с белой бородой до колен был ростом чуть выше двух метров — ног его не было видно из-за толстого плаща червленой шерсти, но лейтенанту почему-то казалось, что тварь передвигается на двух ходулях толщиной с фонарный столб — по крайней мере, на такие мысли наводили звуки его шагов. Голова Печального сохранила лишь венец начисто утративших цвет волос — да еще те клочья, что спускались с затылка, за воротник. Глаза — две дыры в грязно-малиновое болото, затерявшиеся, запавшие глубоко-глубоко в мраморно-белую морду, вытянутую, словно у зверя. Плотный воротник почти всегда закрывал шею Прародителя, но когда тот поднимался на корабль, он распахнулся от сильного ветра — стоявший тогда у борта Алеев увидел, пусть и ненадолго, что ниже этой самой шеи Порфирий представлял собой лишь скелет, на который натянули слой ветхой, в мерзких пятнах, серой кожи. Там, где полагалось быть сердцу, был вогнан жутких размеров неграненый рубин — вокруг этого места кожа имела цвет и вовсе угольно-черный.
До операции "Красная смерть" тогда было еще далеко — но свою первую потерю отборная группа Второй Площадки понесла, еще не успев даже отойти от берега. Андрей Теряев, штурмовик "Атропы", только что закончивший помогать с погрузкой последних двух контейнеров с оружием, решил было вновь сбежать на берег — до отплытия была еще пара часов, так что он вполне разумно решил, что успеет покурить на дорожку.
По поводу того, что случилось дальше, мнения расходились. Кто-то говорил, что он умудрился задеть Порфирия плечом, кто-то — что он, проходя мимо, отпустил негромко какую-то колкость.
Алееву казалось, что он просто-напросто не пожелал уступить кровососу дорогу.
Казалось, ничего и вовсе не случилось — спокойно разминувшись с бойцом, Порфирий продолжил степенно подниматься на борт. Вот только Теряев так и замер на трапе, как вкопанный. В этой неподвижности тело провело еще несколько мучительно долгих секунд, после чего нервные связи, наконец, дали сбой и тело, повинуясь законам тяготения, осыпалось с трапа в воду, изрубленное на куски.
Они старались об этом не говорить. Просто не было смысла.
Ворочаясь уже который час на своей неудобной койке, Алеев то утыкался носом в холодную стенку, то ложился на спину, уперев взгляд в низкий потолок. Старые, еще детских лет, кошмары, почему-то вернулись сейчас вновь — укутанная тьмой каюта казалась ему гробом, в котором его заживо закрыли, и, пока он чуть-чуть подремал, уже опустили под землю. От таких мыслей перехватывало дыхание — каждый раз, каждый год.
За левой стеной спала Сетка. Точно спала — иначе бы точно постучалась в его голову сквозь все эти слои металла и поинтересовалась, не нужно ли ему помочь уснуть самому. За правой стеной — каюта Лина. Он, конечно, не слышал шагов Анны в коридоре, но знал, что Юрий там не один — но об этом тоже не было особого резона думать, что бы там сейчас не происходило. В конце концов, они давно уже взрослые люди.
В конце концов, они — они все — возможно, плывут сейчас навстречу смерти.
Сон никак не приходил, и оставалось только прокручивать в голове засевшие там куски инструктажа.
Пунктом назначения был портовый город в северной части графства Кент, построенный на месте форта, охранявшего когда-то вход в Темзу. Еще в восемнадцатом веке там уже были верфь и сухой док, а напротив города располагалась якорная стоянка флота Нор. Устье реки использовалось для отстоя недостроенных или выведенных в резерв кораблей, три года назад же верфь была официально закрыта. Затеряться среди всей той рухляди, которая еще гнила там, ожидая, когда же ее, наконец, отвезут на слом, было довольно простой задачей — даром что превращать город в плацдарм своего наступления на Ассоциацию "Атропа" начала еще два десятка лет назад.
Город был давно и прочно наводнен агентурой Второй Площадки. Эти люди не были служащими регулярных частей — большинство из них готовили действовать мелкими группами или вовсе в одиночку. Будь это обычной войной, их бы готовили бить в нужный момент по энергетике, водоснабжению, да тем же мостам и туннелям — мало ли важных объектов вражеской инфраструктуры. Но эта война обычной не была вовсе — и каждый из этих людей готовился встретиться с врагом, о существовании которого обыватель и вовсе не знал. Год за годом растекаясь по стране — отсюда и из других мест — пуская корни, уходя на самое дно, эти люди ждали — ждали приказа. Их терпению мог позавидовать сам дьявол. Они ждали, время от времени получая новые порции информации — что-то устаревало, что-то, напротив, обретало важность — о своих врагах. О тех, о чьем существовании простой человек даже не помышлял — и кого давно пора было стряхнуть с тела человечества, не дав высосать еще больше крови.
У всех из них были свои цели, и никто не знал о чужих — даже попавшись магу живым, ни один из сотрудников "Атропы" не смог бы ничего ему рассказать. Все они должны были нанести магическому сообществу в его логовище максимальный урон — во всех городах, на всех "духовных землях", куда дотянулись лапы Второй Площадки — даже если все имеющие ценность для Ассоциации и ее костяка объекты будут взяты под надежный контроль, это тоже играло на руку "Атропе" — враг вынужден был отвлекать свои основные силы от выполнения их прямых обязанностей. Стайки советских "туристов" выходили из своих отелей и гостиниц, отбивались от экскурсионных групп, неожиданно исчезали в одном городе, чтобы столь же неожиданно появиться в другом — там, где их ждал заготовленный давным-давно тайник с информацией о целях группы или же конкретного "атроповского" убийцы. Логова магических родов, учебные заведения и исследовательские центры Ассоциации вплоть до самого захудалого филиала — удары должны были посыпаться по всем выявленным в ходе многолетней работы точкам. Все для того, чтобы ослабить противника в том месте, куда будет нанесен основной удар. Все для того, чтобы отвлечь его внимание от города, в котором "Черные стрелы" и группа сопровождения из головорезов Второй Площадки будет ждать команды от первого секретаря — команды активировать экспериментальные установки.
Телом медленно, но верно завладевал мелкий противный озноб. Они не могли больше тянуть с ударом, более того — противник сам недавно развязал им руки: бойня в Польше была лишь цветочками по сравнению с тем, что один агент Церкви устроил на станции "Огниво" — пусть и не без помощи предателя из руководства. Тот же человек, что уже попался на камеры в Ольштыне, та же паскудная морда, которую он запомнил, наверное, навечно. Эвакуация станции и последующая за ней операция по возвращению ее же под контроль обошлась более чем дорого. Кто-то сокрушался по поводу гибели опытных бойцов, кто-то рвал на голове волосы, лишившись десятков ценнейших специалистов — ему же просто было жаль хороших людей. Кого-то он знал лично — перевестись на "Огниво", где количество несчастных случаев стремилось к минимуму, считалось счастьем, и многие вполне искренне радовались, когда им выпадал такой шанс. Скольких же из них Клуб не досчитался теперь — из-за одного паршивого предателя, из-за одной машины для убийств, которая, наверное, и секунды лишней не думала, прежде чем спустить на "Огниво" все то, что оно изучало, стремясь найти способ удержать в узде, а то и вовсе победить навсегда...
