-И правда, достойная интереса тема. Так почему же?
-Возьмем самое обыкновенное яйцо и проделаем в нем небольшую дырочку. А после — не спеша высосем через нее все, что находится внутри. Ответьте теперь вы мне, такое яйцо может принести кому-то пользу? Или быть для кого-то опасным?
-При всем уважении, хочется заметить, что...
-Их величайшее творение стало их же величайшей ошибкой. Куклы, особенно сломанные, не могут, знаете ли, зачать потомство. А если бы такое, с позволения сказать, чудо, и произошло, дитя бы оказалось мертворожденным. Что и имело место в случае с их последним творением. Принцесса — яйцо, почти до последней капли высосанное Змеем Истока, столь же пустая, сколь и он сам, растерявший себя в бессмысленной череде смертей и рождений. Я могу надеть на куклу хорошее платье, могу расчесать ей волосы...но она останется куклой, пусть даже и красивой. Куклой, что бродит по свету, словно лунатик, повесив пред собой иллюзию цели. Поверьте моим словам — когда случай выбьет ее из того подобия равновесия, которое эта сломанная кукла пытается хранить уже столько веков, она мигом позабудет все, ради чего существовала и бросится в объятья первого встречного, как последняя деревенская простушка. Вот тогда-то я и посмеюсь вволю над теми, кто хранил ее образ в обрывках души своей...
Молчание грозило затянуться. Йорис, кажется, задумался о чем-то своем — Герхард же целиком отдался вопросу, что терзал его уже давно. Осталось ли в мире хоть что-то, что еще ценило это создание, хоть что-то, достойное его уважения?
-Воля, отче. То, что помогает человеку сохранить себя...остаться собой. То, чего когда-то не хватило мне, — с усталостью, на которую просто не способно было ни одно живое существо, произнес ван дер Мер. — А умение читать мысли легко заменяет умение читать по глазам. И я вижу в них куда больше, чем вы сказали. Вы явились ко мне не только с вопросом и даром. У вас есть и просьба. Говорите, я позволяю.
-Вы прочли о том, с кем мы будем вскоре вести войну? О том, кто ими верховодит?
Молчание.
-Об их союзниках?
Только тишина в ответ.
-Нам не совладать с Печальным просто так. Даже не ослабить до той степени, когда можно будет попытаться его вновь запечатать, — Герхард поерзал в кресле. — А рассчитывать на то, что он дважды испугается одного и того же мы попросту не можем. Нам нужно оружие. Особое оружие. То самое...
Господи, ты дал мне дожить до этой секунды — охрани и сейчас.
-...которым мы пытались сразить вас в Аргентине.
Тварь молчала — и сущей пыткой было то, что нельзя было поймать даже полунамек на ее текущие размышления. Быть может, Прародитель сейчас прикидывал плюсы и минусы их соглашения? А может, решал, какой казни его удостоит?
-Иными словами, вы хотите вернуть меч святого Петра.
Теперь уже палачу настало время молчать.
-Неужто никому не достанет смелости вооружиться той подделкой десятого века, которую вы оставили пылиться в Польше?
-Я, конечно, мог бы попробовать, да, боюсь, ноги уже не те для подобных забав...
-Меч остался в Вене. В той суматохе Мацерин умудрился его забыть.
-И вы не приказали...за все это время...
-К чему мне то? В моих руках, равно как и в руках кого-либо из моих птенцов, он не полезнее обычного куска железа, — бледные пальцы ван дер Мера вовсю игрались с ленточками на горле. — Забирайте, коли он вам так нужен. Он, кажется, в одном из храмов — Мацерин разумно предположил, что спрятав дерево в лесу, можно усложнить задачу по его поиску с помощью чар. Кажется, в Рупрехтскирхе...или нет, постойте...вам стоит поискать и в Обетной церкви...нет, боюсь, я уже не смогу сказать точно...
Герхард едва зубами не скрипнул — тварь, пусть и не подавая вида, явно вовсю издевалась над ним на все возможные лады.
-Значит, в храме... — наконец, выдохнул старый палач.
-Могу лишь пожелать вам удачи с поисками. Я уверен, что он в Вене. Можете еще проверить в замке Хофбург...
-Непременно, — кивнул Герхард. — Должен вас поблагодарить, я не думал, что...
-...я дам вам хотя бы подсказку? Но здесь все очень просто — эти слова мне не стоят решительно ничего, а вот вам придется заплатить своим временем и своими силами, если, конечно, вы желаете достигнуть цели. К тому же вы принесли мне действительно занятную историю, отче...
-Ее хватит, чтобы отпустить нас с миром? — рискнул прервать очередное грозящее стать мучительно долгим молчание Герхард.
-Я полагаю, что да, — кивнула тварь.
-И все равно...я не понимаю...
-Зачем я раскрыл вам это?
-Верно. Вы ведь понимаете, что вернув это оружие, Бюро когда-нибудь вновь соблазнится мыслью использовать его против вас.
-Я рассчитываю на это, — почти прошептал Йорис. — В прошлый раз вас ведь подвел не меч, но руки, что его держали.
Палач ничего не ответил — в очередной раз чувствуя, что у него попросту нет нужных слов. Когда он видел Тварь из колонны в последний раз, то сказал себе, что вряд ли сможет когда-нибудь заглянуть ей в глаза, не испытывая и тени страха. Пока что интуиция его не подводила. Все так же молча он отщелкнул потайное отделение в своем протезе, выложив на стол еще один конверт.
-Здесь то, о чем я вам говорил. Поступайте с этой информацией как сочтете нужным.
-Непременно, — поднявшись из-за стола, ван дер Мер, вновь весь как-то сгорбившись, заковылял в сторону ближайшей стеклянной стены. — Вам и вашим друзьям лучше уйти сейчас, отче. Вам лучше покинуть нас как можно быстрее.
-Город?
-Страну. Я не могу дать вам никаких гарантий того, что Мацерин не попытается извести вас, и пусть я бы и мог остановить его одним словом...
Продолжения вовсе не требовалось — Герхард прекрасно понимал, что твари в ее бесконечной апатии будет попросту лень делать даже такую малость. Особенно — когда он уже отдал ей все, что только мог.
-Благодарю за предупреждение, — поднимаясь на ноги, прохрипел палач.
-Вам лучше ему внять. Я... — Прародитель какое-то время молча глядел на раскинувшийся внизу город. — Я вновь начинаю терять...забывать...это случается не очень часто, но чаще, чем бы мне хотелось. Я могу сейчас заснуть, и, открыв глаза, вовсе не помнить о том, почему решил вас пощадить...
Решив потратить силы на нечто куда более полезное, чем прощальные слова, старый палач лишь кивнул, самым быстрым шагом из всех, на которые был еще способен, двинувшись к дверям.
-Тоска и безумие, увы, две самые естественные вещи в моем неестественном состоянии... — бросил ему вслед Йорис, вновь заходясь в приступе жуткого, каркающего смеха.
Только в кабине лифта, что с черепашьей скоростью ползла вниз, Герхард почувствовал, как же ломит в висках, как же стучит сейчас его сердце. В голову настойчиво лезли мысли одна другой страшней — и первое место занимали даже не те, что были посвящены их весьма вероятной близкой гибели.
Действительно ли он сейчас обратился за помощью ко злу меньшему, чем то, чьей зыбкой тени он так испугался? Действительно ли он сможет не жалеть об этом после?
Если Двенадцатый и близкие ему по силе твари действительно найдут в тех далеких горах таящийся ужас из бесконечно далеких времен, кто может поручиться, что тот не уничтожит их всех и, решив более не скрываться, не выйдет на волю? Вероятность этого ужасала, но ничуть не меньше, чем иная. Что если Прародитель, известный тем, что хранит у себя далеко не одну грозную реликвию Предков, воззвав к сородичам и объявив очередную охоту, одержит верх? Что, если сегодня он подсказал Твари из колонны, как стать еще сильней?
На ум пришла старая цитата из Маркса, которой когда-то, еще в Вене, наградил его Татарьев.
В политике ради известной цели можно заключить союз даже с самим чертом — нужно только быть уверенным, что ты проведешь черта, а не черт тебя (9).
Лондон.
Ранним утром, еще дома, он снова видел сон — второй за последние три года, с жалким промежутком в полмесяца. Весь какой-то зыбкий и неровный, тот походил на изрезанную каким-то безумцем кинопленку, которую после склеили на скорую руку и забили в проектор, не особо заботясь о чувствах зрителя. Возможности проснуться, как и в прошлый раз, не представлялось — пусть даже почти каждая секунда, проведенная на этой бешеной карусели смутных образов, потаенных страхов и обрывков воспоминаний, была, казалось, совершенно нестерпима. Словно кто-то спеленал его дьявольски прочной сетью и волочил по острым камням, срывая с тела кожу, тащил от одного давно отошедшего в историю кошмарного обрывка действительности до другого — и их череде не было видно ни края, ни конца.
Солнце над цепью гор. Красноватое, лишенное теней, зарево. Едва слышное дыхание ветра в тихой, безмолвной долине. Молочно-белый туман над змеей вьющейся меж невысоких холмов рекой...
Он медленно подходит к креслу, что выставлено на террасу. Заглядывает в лицо сидящему там существу, всего за одну ночь навсегда ставшую чем-то меньшим, чем человек. Эти пустые глаза, больше подходящие кукле, эту бессмысленную улыбку, что не спадает с бледных губ уже третий день, он не может забыть и поныне.
Голова забившегося в кресло ребенка медленно покачивается, словно в такт какой-то неслышной мелодии.
-Ролант?
Он зовет его — как и всегда, когда приходит этот сон. Как и всегда, он раз за разом твердит его имя, но все тщетно — ни тени отклика, ни щепотки понимания. Только блаженная улыбка бесконечно полого теперь создания, из которого разом выдавили все, что когда-то было его сутью.
Твой брат не справился, Каранток.
Он все еще помнит, как вынес его на руках из того места. Все еще помнит, как тот кричал, пока не сорвал голос начисто, не обратил его в жалобный, полузадушенный хрип. Помнит залитые странным светом безумные глаза, выпростанные вперед руки, словно пытавшиеся нащупать спасительную опору. Лицевые мышцы беспрестанно сокращались, тело с ног до головы неистово билось, будто бы заключенная в нем душа отчаянно желала уйти на волю. Желала сбежать от чего-то, на что человеческому существу было слишком страшно смотреть...
Теперь, похоже, ей это, наконец, удалось.
Твой брат не справился. Мы умертвим его завтра на закате. Приготовься. Ты пойдешь следующим.
Годы, прошедшие с того вечера, так и не сумели ничего излечить — каждый раз, когда ему вновь доводилось встречать Роланта, с губ срывались одни и те же слова. Всегда одни и те же.
Былых решений, впрочем, нельзя было переиграть — и неважно, сколько бы кошмаров он прожил, за них каясь. Неважно, сколь сильно он желал, чтобы тогда, в тот давным-давно сгинувший в прошлое миг, в который им был задан вопрос, у него хватило смелости вызваться первым. Неважно, сколь сильно он желал, чтобы эта частичка его души омертвела, наконец, как многие другие до нее — она все еще сопротивлялась, нагло игнорируя груз прожитых лет.
Приходи к нему сны чаще, чем раз в несколько лет, он бы, несомненно, уже давно совладал с этой задачей, уже давно бы окостенело и навечно застыло все, что еще выводило его порою из равновесия. А так — он не мог того не признать — каждый удар, наносимый из прошлого, сполна оттачивала, наливала силой внезапность. И лишь потому сейчас, когда с момента пробуждения минуло больше, чем полдня, до края наполненного делами, он все еще чувствовал, что не до конца вытряс из себя всю эту шелуху. Все еще чувствовал, что не до конца проснулся.
Пробираясь скудно освещенными коридорами — час назад все крыло лишилось электричества, и довольствоваться обитателям Башни оставалось лишь теми крохами, что небрежно кидало им сквозь мутные, запыленные стекла, уже готовое вот-вот закатиться солнце — лорд-надзиратель Каранток Блеквелл старался как можно надежнее отгородиться от совершенно непозволительных в данный момент времени мыслей. Пытался он также и не налететь ни на кого впотьмах — это бы, несомненно, стало последним штрихом к почти уже завершенной картине его колоссального раздражения, выпустить которое, увы, было пока попросту некуда. Два мага, встретившись с ним на лестнице, поспешили уступить дорогу — пробормотав нечто отдаленно похожее на приветственные слова, Каранток быстрым шагом направился вверх, преодолевая по две ступеньки за раз.
У дверей собственного кабинета лорда-надзирателя уже ждали: Грегори Маршалл, развалившись на дубовой скамье, лениво потягивал недорогую сигаретку. Завидев будто бы выпрыгнувшую из-за ступеней огромную черную шляпу, а следом, с разницей в несколько мгновений — и все остальное, запечатывающий охотник вскочил на ноги, умудрившись упустить тлеющий окурок на ковер. Сопровождаемый мрачным взглядом лорда-надзирателя, Грегори затушил тот сапогом — и чуть улыбнулся:
-Добрый вечер, сэр. А вы, однако, задержались. Я надеюсь, все в порядке?
-Большой совет — дело не из легких, — пожал плечами Каранток, проходя к дверям и отпирая, один за другим, замки — как видимые глазу, так и сотканные из крайне неприятных чар. — Уверен, вы знаете одну шуточку, популярную среди нижних чинов...
Маршалл, довольно быстро понявший, на что намекает его непосредственное начальство, только усмехнулся, отметив, что Каранток, по крайней мере, не успел еще уморить в себе чувство самоиронии. Два башенных лорда, как поговаривали, способны были насмерть перегрызться даже по такому ничтожному вопросу, как что и в каком порядке подавать на обед — когда же в один разнесчастный зал набивали всю верхушку Ассоциации, атмосфера там — Грегори нисколько не сомневался — накалялась настолько, что преисподняя, поставь ее кто рядом для сравнения, без помех сошла бы за курорт.
-Всего два голоса "против", плюс к тому трое воздержались, — бросил лорд-надзиратель, проходя в кабинет, швыряя шляпу ровнехонько на штырь вешалки и быстро прикрывая дверь за вошедшим следом охотником. — Иначе говоря, за войну выступили почти единогласно. Это сошло бы за осколок чуда, если бы не та бойня, которую нам преподнесли русские. Пролитая кровь обладает удивительным свойством объединять...садитесь, Маршалл, садитесь. Нам с вами есть о чем побеседовать.
-Рискну предположить, что речь пойдет о последних...неудачах, — осторожно произнес маг, опускаясь в предложенное ему кресло.
-Скорее, о позорном провале, — разместившись за столом, раздраженно бросил Каранток. — Если, конечно, вы стерпите то, что я называю вещи своими именами.
-При всем уважении, сэр, прошло только пять дней...
-Не "только", а "уже", Маршалл, — вздохнул, явно с трудом сдерживаясь, лорд-надзиратель. — Впрочем, я стремлюсь придерживаться реалистичных точек зрения. Если за пять полновесных суток мое ведомство в полном составе не справилось с задачей, тому есть только два объяснения. Первое, не особо меня радующее, заключается в том, что кое-кто разучился работать, засиделся на своих местах. И, как неизбежное следствие, очень скоро с них полетит...
-Парни из Могилы ведь тоже ничего не добились, — успел заметить Грегори, вовсю используя образовавшуюся паузу. — Почти единственная наша надежда была, как вы, наверное, помните, на те образцы крови, но все что удалось сыскать их тварям — оставленную на берегу одежду, которую ею измазали по полной программе. Он, все-таки, не дурак...
