-Теперь ты знаешь наши истоки. Знаешь, с кем мы боремся и в чем наша цель, — полковник был серьезен, как никогда. — И теперь я должен тебя спросить. Ты с нами?
-Я...
-Я обязан дать тебе пару минут на размышление. Не торопись. Если ты скажешь "нет", твоя память будет удалена и ты окажешься там же, где мы тебя и подобрали. Все то время, все те силы, что ты потратил, чтобы прорваться к нам...все это будет напрасно. На твоих глазах вновь будут шоры и вряд ли их кто-то уже снимет. Если же ты согласен, ты наш с потрохами. До самого конца. Без жалости и без передышки. Время пошло.
Голос отказывался ему подчиняться. Прошла минута, а за ней и другая — он оглядывался назад, и, оглянувшись, не увидел ничего, кроме серого, блеклого ничто. Он знал свой ответ с самого начала. Вернее, думал, что знал...
Сказать же его оказалось куда как труднее.
-Я согласен.
-Прекрасно, — лицо полковника ничуть не изменилось. — Теперь...
-Могу я задать вопрос?
-Конечно.
-Что именно меня ждет?
-Ты знаешь, в чем предназначение Площадки Два. Ты пройдешь определенную подготовку — достаточную для человека, пройдешь определенные тесты и экзамены...если ты справишься...что ж, обычно это не говорится до того, как мы будем полностью уверены в нашем кандидате, но сейчас я сделаю исключение. Ты был отобран в программу контролеров. Если справишься, тебя ждет отряд. Особый отряд, мой отряд, который никому, кроме меня, не подчиняется. Ты будешь их направлять. Ты будешь следить за ними, ты будешь помогать им в случае нужды, и ты же будешь их ликвидировать, если на то поступит приказ. Ты будешь номером нулевым в "Черных стрелах".
Просыпаться всегда было нелегко. Попробуй проснуться нормально, когда на сон остается в лучшем случае четыре, а обычно — три часа. И тем не менее, он уже полгода вскакивал под отвратительный звон будильника и, сидя какое-то время на прикрученной к полу железной кровати с измятой, пропотевшей подушкой, тер холодными руками заросшее недельной щетиной лицо. Потом, справившись с собой, тащился умываться — холодная вода помогала кое-как сбросить сон, пусть даже и только на время. Быстро одевшись, быстрым шагом шел к маленькому столику, загнанному в дальний угол его стылой каморки, вспоминал, какое же сегодня, черт его дери, число, после чего, сверившись с распорядком на текущий день, плелся к первому пункту, в нем значившемуся. К концу года обещали пятнадцать выходных — да только сразу было понятно, что о них придется забыть: даже если к зиме он все сдаст, работу, если не хочется вылететь с позором из программы подготовки контролеров, нельзя прекращать ни на секунду. Любой свободный день — это шанс узнать что-то еще, пусть даже головы у всех членов их маленькой группки, из которой отберут к весне только одного, уже и так пухнут, едва ли не лопаясь от впихиваемой туда безжалостными инструкторами информации.
Остановившись около единственного узенького оконца, что было в его новом жилище, Алеев выглянул наружу, невольно залюбовавшись первым снегом. Снег здесь был правильный, чистый — а не то серое несуразное нечто, что заваливало дороги в родном его городке...
Справа от окна была небольшая ручечка — в первый день на базе ему пояснили, что она опускает броневой лист: в тот же день он и попробовал, после чего пришлось около недели жить в темноте, ожидая, пока у дежурного по зданию найдется время вызвать кого-то разблокировать заклинивший механизм. За окном была присыпанная снегом мрачная холодная картина — пусть даже отсюда было видно лишь малую часть огромной Площадки Два, этого вполне хватало, чтобы составить нужное впечатление, особенно тем, кого еще не всюду пускали. Окна их жилого блока были прикрыты либо прочными решетками, либо уже знакомыми листами, двери центрального входа и покатая крыша — покрыты острыми шипами почти в локоть длиной. Дверь входа запасного, с огромной вмятиной, была немым свидетельством прошлогоднего прорыва: сбежавшие из лабораторий твари отчаянно пытались поживиться обитателями седьмого блока, на счастье последних, группа зачистки подоспела вовремя. Найти под свежим снегом землю нечего было и думать — бетон, везде бетон, километры серого бетона — местами треснутого и вспученного. В бетон то тут, то там уходили жилы проводов от странных, похожих на железные мачты или антенны, приборов, натыканных, кажется, в совершеннейшем беспорядке. Больше было только укрепленных огневых точек и неприметных лючков в бетоне, из которых в случае нужды поднялись бы на поверхность небольшие башенки с узкими бойницами: разветвленная сеть подземных туннелей, раскинувшаяся под Площадкой Два, достраивалась с каждым годом, разрастаясь все больше. Со стороны могло показаться, что опоясывающая комплекс линия обороны дырявая, словно решето, но то было лишь видимостью, причем активно поддерживаемой. Узнать, как все было устроено на самом деле — на собственной шкуре — мог бы любой, кто бы смог прорваться к Площадке Два, что само по себе было задачей не из легких: раскиданные по острову меньшие базы заброшенными отнюдь не были, и даже если бы кому-то удалось бы, скажем, совершить высадку, избежав внимания островной ПВО и многочисленных патрулей, оставалась еще Деревня. Про этот объект предпочитали говорить шепотом или же не говорить вообще, Алеев знал, что на картах он отмечался обычно лишь почти незаметной черной точечкой — вот только за этим неприметным прыщиком скрывалось такое, что кровь стыла в жилах. У него уже был допуск. Он уже знал, кого поселили хозяева "Атропы" в давно брошенных местными жителями домах. Знал, что патрули обходили этот объект — на первый взгляд просто заброшенный поселок городского типа — даже не за километр, а за все три, особенно ночью. Знал, что туда время от времени доставляли добываемых по тюрьмам и лагерям приговоренных к смерти — обратно машины шли изрядно полегчавшими. Эта оборона была надежнее всех кораблей, истребителей и зенитных батарей, вот только она требовала своего, особого топлива — причем регулярно. По словам полковника, их там было всего одиннадцать — еще один вампир обитал где-то на самой Площадке Два, держась поближе к штабным — и опасаться их не стоило: оказавшись на острове, Мертвые Апостолы (то было официальное название для этих существ, к которому Алеев все еще никак не мог привыкнуть) угодили в расставленную "Атропой" ловушку — со всех сторон была вода, и выбраться отсюда без помощи Клуба нечего было и думать. Впрочем, говорят, ставшую главной (пусть и невольной) их обороной от нападения с земли нежить это слабо волновало: получив возможность заниматься своими собственными исследованиями и не беспокоиться о пропитании, Апостолы почти не причиняли Площадке Два особых хлопот — что же до неизбежных кровавых инцидентов, то таковые имели место лишь в первые годы после прибытия вампиров на остров. Он проезжал через оккупированное кровососами поселение в первый свой день на острове — и если бы только знал, кто смотрел на него тогда из окон, то несомненно, умер бы от ужаса еще там. Впрочем, от рассказанной много позже истории было нисколько не легче...
Взору того, кто преодолевал Деревню, кто миновал все многочисленные КПП, патрули и меньшие базы, являлась сама Площадка Два — царство стали и бетона, настоящая современная крепость. Серые громады ангаров, лишенные окон низенькие коробочки жилых и складских боков, пузатые топливные цистерны, снующие туда-сюда крытые брезентом грузовики и внешняя охрана, всегда (редкие исключения делались лишь летом) экипированная по полной программе — прочные защитные костюмы с тяжелыми перчатками, противогазы в подсумках, всегда заряженное, проверенное и готовое к бою оружие. На безопасности никто не экономил, особенно когда дело касалось "белого сектора" — часть базы, где размещался лабораторный комплекс и жилые блоки нелюдей, охранялась лишь "глушителями" — впрочем, даже этого, по словам высшего офицерского состава, было недостаточно: в случае по-настоящему масштабного прорыва оттуда базу не спасло бы почти ничего. Жить и работать на пороховой бочке было делом не из приятных, и каждый раз, когда Алеев проходил мимо высоких ворот, за которыми начинался белый сектор, он не мог избавиться от поднимающегося внутри страха. А ведь весной ему, если все получится, выпишут допуск и туда...весной он увидит, что же там, за воротами...
Закончив любоваться засыпанной снегом базой, Алеев схватил с тумбочки старые часы — чуть не забыл, подумать только — и, быстренько нацепив их на руку, поплелся к выходу из своей каморки. Еще один тяжелый день на Площадке Два. Еще одна проверка на прочность.
Группа — намного меньше той, в которой он был еще до Клуба — тает с такой же легкостью, как тот снег. Работы много, и головы от нее трещат всерьез. Времени у "Атропы" на них мало — новый контролер нужен срочно — вот и гоняют через ад, что по какому-то недоразумению ускоренной подготовкой зовется. До кругов в глазах, до пятен черных. Три часа на сон и снова в холодные залы, где их держат сутками. У кого-то прямо там случаются обмороки. Этих забирают и комнаты их пустеют в тот же день. Куда увозят — никто не спрашивает, но все знают. Они исчезают навсегда. Они имели шанс, но не справились и они больше никогда его не получат, больше никогда не поднимутся так высоко, больше никогда не сдерут возвращенные на глаза шоры. Коррекция усталой памяти и на выход — или, что еще позорнее — назад в стройные ряды 133-ей. Что лучше — вечно помнить, что ты был тут и не справился или же не помнить вовсе ничего? Сложный вопрос, и нет у него на него ответа. Царят среди кандидатов провокации и интриги, цветет пышным цветом недоверие на грани паранойи. Нет тут товарищей, забудь это слово — есть только конкуренты. Все хотят быть нулевой "стрелой", все хотят быть избранными, жаль лишь, что место только одно. Усталые люди — с каждой неделей все меньше и меньше их — готовы грызть друг другу глотки за сей нулевой номер, и те, кто остались, знают, что они и близко и далеко: малейший провал перечеркнет все.
Вопросы — десятки, сотни, им кажется, конечно, что миллионы. Экзаменаторы беспощадны, две ошибки из ста отправляют вниз. Как же больно, наверное, падать с такой высоты...
На какое расстояние можно приближаться к живому мертвецу, чтобы не нарваться на комплексный медосмотр? Назовите основные семьи, удерживающие власть в Часовой Башне. Хорошо, теперь по блокам. Теперь отделы. Чем занимаются в пятом? А какой был основан последним? Какие реформы были проведены в Магическом Фонде в пятидесятых? Да-да, тот, что на Ближнем Востоке. Быстрее, это несложно. Официальный список удостоенных звания архимага. Быстрее. Дайте развернутое определение механизму отклонения праны. Можно ли отклонить уже сформированное заклятье? Почему нет? Какой тип боеприпасов ваши люди будут использовать при столкновении с ветвью полукровок категории три? Самая стабильная в данный момент из тауматургических систем? Какие меры Ленинградский Клуб предпринял для ее ослабления? Что в западных системах означает элементная принадлежность к воде? Можете назвать подэлементы? Магическая формула — разговор с миром или больше с самим собой? Почему ведовство прекратили преподавать в...
Пять дней в неделю в их скрипящие от натуги мозги вбивают новые знания. Еще два дня — проверяют, что там осталось после. Очередное утро, снова яркий свет в глаза, холод и вой будильника. Очередные кошмары. Сны заполнены кровью. Сны заполнены танковыми клиньями, давящими орды живых трупов, звеньями истребителей, идущими на безнадежный бой с огромным драконом, который уже разнес три, нет, пять городов. Во сне маги со скучающими лицами режут их на куски, во сне они развешивают то, что остается от их бесполезных тел под потолком на острых крючьях — кое-какие фрагменты пойдут на детали для кукол, а ошметками можно покормить вон ту тварь, что мирно спит в углу, то восьмиглазое нечто, переливающиеся всеми цветами радуги, а в какой-то момент становящееся вовсе прозрачным. Интересно, это фамильяр какого класса? Черт, он не помнит, он же не помнит! Нужно вспомнить, иначе он вылетит, одна ошибка сегодня уже была, он...
Он просыпается с криком, просыпается в холодном поту, и долго еще сидит, дыша быстро и в то же время тяжело. Перед глазами стоят стройные ряды цифр и многосложные схемы, карты успешных и провальных операций не желают вылезать из головы после того, как они целый месяц гоняли по этим картам и макетам воображаемые дивизии, выбирая, кого послать на смерть, кем заткнуть брешь, чтобы задержать наступающего на город Прародителя...
Сегодняшний сон никак не желает выходить из головы. Никак не желает исчезать весь этот тошнотворный бред, где он...
-О, вас-то я и ищу.
Обернувшись на голос, Алеев увидел прислонившегося к стене человека — потертое пальтишко на железных пуговицах, бледное лицо, растрепанные волосы, забитые под несуразный берет...
Где-то он его уже точно видел, но где?
-Валерьян Воронцов, я из "Авроры", — шагнув вперед, человек протянул руку — однако, не сняв перчатки. — Можете не торопиться, сегодня у вас ничего не будет.
-Простите...
-Не будет, не будет. Чрезвычайная ситуация, все дела, — человек в берете улыбнулся. — Большинство офицеров понадобится в штабе, а не на занятиях.
-Что случилось? — нервно спросил Алеев. — Нас не извещали.
-Конечно, не извещали, — кивнул Валерьян. — Я заехал сюда забрать кое-какие образцы, которые поймали месяц назад, так пока их грузят, полковник таки нашел мне занятие. Сказал найти вас и передать вот это.
Алеев недоверчиво принял новенькую, хрустящую книжечку. Осторожно раскрыл. Сморгнув пару раз, чтобы убедиться, что это все ему точно не снится, он уставился на свое собственное имя, выбитое в...
-Это же...
-Пропуск в белый сектор, так точно. Его получили сегодня только трое, включая вас, — Валерьян поправил свою шляпу, грозившую съехать ему на лицо. — Остался последний экзамен, который будет длиться до весны. Он-то и определит, кто из вас получит контролера.
-Последний... — стряхнув сонную одурь окончательно, Алеев посмотрел в нахальные глаза гостя. — Я уже начинаю догадываться, в чем он заключается. Мы будем учиться работать со "стрелами"?
-Именно. Дрессировщику надо же привыкнуть к своему зверью. Верно и обратное.
Последние слова заставили Алеева помрачнеть. Месяцы, проведенные на Площадке Два, конечно, многому уже успели его научить, но в некоторых местах пересилить себя было куда сложнее, чем он думал. Например, когда дело касалось нелюдей. Сотни фотографий, десятки учебных кинолент, бессчетное количество прочитанной учебной документации — все это определенно должно было помочь перестать видеть в противнике человека, даром что человеком никто из них, как правило, не являлся — иногда уже от рождения. Должно было, вот только не получалось, а если и получалось, то не со всеми. Проще всего оказалось с вампирами: изучение жуткого механизма их эволюции позволило понять, что в конце такового от существа, бывшего некогда человеком, ничего человеческого оставаться уже попросту не может. Сотни лет существования в виде тупого безобразного падальщика, движимого лишь животными инстинктами, и необходимость вновь и вновь убивать, едва только удавалось вернуть себе разум, просто чтобы не обратиться прахом в считанные дни. Полноценный Апостол, прошедший все стадии развития и сбросивший контроль своего родителя, заплатил за это сотнями, если не тысячами загубленных жизней и уж точно не заслуживал никакого сочувствия. Те, кого они уничтожали на первых стадиях, были лишь бешеными животными, те же, кто уже возвращал себе разум и волю, делали сознательный выбор — паразитировать на чужой смерти — и, что было вполне логично, с этим выбором автоматически лишались всех человеческих прав. Сложнее было, когда они знакомились с полукровками: многим нелегко давалась мысль о вопиющей неправильности этих тварей, которых попросту не должно было существовать. Мысль эту учителя подкрепляли различными серьезными исследованиями, которые наглядно доказывали: спасения для гибрида не существовало, все они рано или поздно обращались к своей чудовищной природе, принося лишь смерть и разрушение. Пусть фатальная ошибка была сделана не этими существами, а их предками, это мало что меняло — она должна была быть исправлена ради общего блага — ради блага самих полукровок, которых они избавляли от ждущего в будущем безумия. Знакомство с главным врагом человечества — магами — как ни странно, протекало для кандидатов куда как легче, ведь здесь тоже имел место сознательный выбор: они не считали себя людьми и не считались с их нормами поведения, они нередко ставили себя выше — это делало их противником понятным и конкретным, осязаемым до дрожи. Впрочем, многие из выстраивавшихся в первое время теорий с треском рушились, когда приходило новое знание — знание того, что Клуб также вынужден сотрудничать с магами, что они есть в его рядах, что они совсем рядом — куда ближе, чем им бы хотелось думать...что они есть даже в Директорате. Это не просто попахивало, это невыносимо воняло двойными стандартами, и многие дни кандидатов проходили в бесконечных спорах, в которых им объяснялось место и роль магов в организации, равно как и то, что находиться здесь они могли лишь по одной причине — главенствующая роль человека ими не оспаривалась и не будет оспариваться никогда под страхом уничтожения. По крайней мере, их в этом убеждали...
