Эта опухоль расползлась по миру уже очень, очень давно, и Ленинградский Клуб, сколько существовал, сражался с ее метастазами. "Аврора" была его длинной рукой, хватавшей все мало-мальски ценное для организации, и не было для нее лучшей добычи, чем очередное чудовище. Площадка Один изучала, исследовала, собирала знания и копила опыт, не останавливаясь ни перед чем, учила вышибать клин клином, ставя чудовищ на службу человеку, и обеспечивала Клуб всем необходимым для продолжения его войны против корчащегося в агонии мира — от нового оружия и бойцов до прикрытия на всех уровнях власти. Площадка Два была именно тем каленым железом, которым Клуб жег без устали все очаги заразы — "Атропа" также была его рукой, но уже крепко сжатой в кулак и всегда готовой к удару. А он, Юрий Лин, был Первым из "Черных стрел" — группы, неподотчетной никому, кроме главы "Атропы", острием ее копья. Худшие из худших, родившиеся чудовищами и оставленные жить, чтобы искупить вину и заслужить свое место среди людей — вот кем они были. Неприкасаемые во всех смыслах — их вполне заслуженно боялись и ненавидели, но не могли чинить им помех, едва они попадали в личный отряд Полковника — с этого момента пред ними были открыты почти все двери, кроме одной — той, что вела к свободе...
Лин слышал, что до него номером Первым был какой-то кровосос, на вид совсем ребенок — выкупили в Японии у одной загибающейся конторы. Несмотря на свои весьма впечатляющие способности, он оказался тварью ужасно трусливой — и года не продержался, прежде чем был отправлен в "Аврору" на вивисекцию. Повторять его судьбу никто не хотел.
В комнате было чертовски холодно — вместо батарей какие-то негодяи вварили здесь бесполезный лом, а кое-где даже паркет вынести успели. Кровать, где сидел Лин была старой и скрипучей, с высокой железной спинкой — всю прошлую ночь он тут проворочался, сомкнув глаза лишь к утру. В его палате по крайней мере была подушка, а тут, по крайней мере, не было мягких стен, надежно блокирующих любые звуки из соседних комнат и коридора с часовыми...
Думать сейчас не выходило ни о чем — принятые утром лекарства окутали мозг туманом как раз к вечеру, и, пусть они и отрезали его от обычных навязчивых мыслей, вместо спокойствия принесли экспериментальные "колеса" лишь чудовищную слабость. Завтра утром на дело, завтра утром их ждет работа. Пока солнце не встало...
Шершавая деревянная дверь с облупившейся краской резко открылась, хлопнув о стену — Лин рефлекторно дернулся к тумбочке с пистолетом, но на пороге никого не было. А раз никого — значит это Притворщик.
-Нервишки шалят, Юра? — ехидно спросила пустота, снова хлопая дверью и зашаркав — нарочно, чтобы он слышал, где она — по коряво уложенным, ободранным паркетинам.
Лин ничего не ответил, лишь поплотнее укутался в свои шарфы, сопровождая затравленным взглядом постепенно материализующуюся посреди комнаты высокую фигуру.
Появлялась она неровно, кусками — костюм, очевидно, снова барахлил: вначале на пол ступила одна нога, затем из воздуха выплыла кисть руки, и лишь потом в снопах крохотных искорок родилась темно-зеленая маска с черными прожилками-проводками и узкими щелочками для глаз и рта. Полминуты спустя номер Второй, Анна Крестова, была в комнате уже полностью "во плоти". И в крайне дурном настроении.
Лин, несмотря на все тренировки и курсы специальных препаратов, не обладал особо внушительным внешним видом — без маски и шинели, без тяжелой обуви, что делала его выше, без оружия, в конце концов — он выглядел со стороны довольно жалко, жалко и странно, учитывая вечно скрываемое лицо. Волосы его были вьющиеся и непослушные, крайне быстро растущие — и потому стригли его обычно под ноль, остервенело и грубо, ибо эта процедура, повторявшаяся каждые несколько месяцев, успела надоесть всем хуже горькой редьки. Номер Второй была не только старше его на три года — она была и выше ростом, что не могло не задевать Лина в первые годы их совместной работы: Притворщик была до того стройной, проворной и гибкой, что рядом с ней он ощущал себя во всех отношениях бесполезным тюфяком.
-...от сука... — нечленораздельно прошипела она, сдирая с вспотевшего лица маску. — Снова контакты разошлись.
Снова наградив напарницу молчанием, Лин взглянул ей в лицо. Коротко стриженные волосы светло-серого — очередная жертва прописанных "Авророй" препаратов — цвета, чистая бледная кожа, злые и усталые серые глаза, чуть припухлые губы...Лин видел несколько ее старых фотографий, в детстве она была очень похожа на мальчика, сейчас же этому мешали, в основном, те детали, которые ее обтягивающий темный костюм скрыть не мог, а наоборот, лишь подчеркивал. Весь прошитый сложнейшей системой проводочков, металлических ниточек, с мудреными клапанами, трубочками и застежечками, созданный специально для нее маскировочный комплект был настоящим произведением искусства — ученые "Авроры" свой хлеб ели не зря. Впрочем, без своей хозяйки он оставался ровно тем, чем и выглядел — мешковатым серым нечто, в котором разве что по стадиону утром бегать, когда никто не смотрит, да и то неудобно, наверное. Когда же комплект соединялся с ней, сливался с нервной системой владельца, когда та задействовала свой собственный дар, а по трубочкам в вены текли отключающие боль и повышающие агрессивность препараты...горе было тем, кто оказывался рядом.
Впрочем, сейчас Притворщик пребывала в тихом бешенстве и без всяких лекарственных добавок. Кинув на кровать к Лину несколько черных коробочек — то были видеокассеты — Анна, шумно выдохнув, присела спиной к напарнику, в чьем разуме в настоящий момент навязчивые мысли вновь брали приступом последние бастионы здравомыслия.
...посмотри на меня, посмотри на меня, посмотри на меня. Так близко, надо, надо, надо...нет, нет. Дотронься схвати за шею и сюда а потом нет нет нет почему сейчас хочется уже видеть нарочно нарочно нарочно все нарочно просто очередная провокация но как же она красива сейчас и все равно она страшно страшно я ничего не могу...
-Еле успела, — протянула Вторая, растирая затекшие ноги, совершенно не заботясь о том, как выглядело это для забившегося в свой угол Лина и на какие мысли наводило. — Опять все разошлось, думала, сдохну.
Хочется хотя бы дотронуться. Может до плеча может до руки может она же все равно все равно с ней наверняка делали столько плохих вещей санитары нет нет я не должен думать так я никогда не должен...
Заведя руку за спину, Анна усталым движением отщелкнула несколько трубочек — чуть посвистев и пошипев, они безвольно повисли вдоль ее спины. Провозившись еще с полминуты с очередным заевшим креплением, она снова устало выдохнула.
-Расстегни?
Никакой совести никакой вообще.
Протянув руку, Лин быстро справился с оставшимися защелками. От Второй пахло потом и дождем, а еще, кажется, бензином — видеосалон, который она только что ограбила, находился рядом с заправкой.
Я не хочу это говорить посмотри на меня смотри на меня не хочу об этом думать
смотри на меня съешь меня убей меня дотронься до меня шесть раз левой рукой иначе я умру...
Сегодня он определенно не будет спать спокойно. Определенно.
-Спасибо, — буркнула Вторая, вставая — костюм начал сползать с нее на пол, и Лин поплотнее натянул шарф на глаза — сердце колотилось, как бешеное. — Хренова парилка. Побегаешь час — скидываешь килограмма три. Им надо было на поток поставить.
Лин молчал — сейчас главное было успокоить, унять все эти жуткие, плохие мысли, вызванные стрессом — но продолжавшая говорить Вторая — теперь она, сидя на полу, возилась с креплениями на ногах — не давала ему выйти из этого нервного ритма.
-Тебя завернут в эту хрень, как кусок мяса в пакет, пережмут во всех местах, ни дохнуть, ни крикнуть, навесят датчиков...им бы в задницы эти датчики затолкать...
Ученые "Авроры" пришли бы в ужас, услышав, как Вторая отзывается об их творении, и заработали бы инфаркт, увидев, как неаккуратно она его снимает, с какой яростью выдергивает из рук и ног тонкие иголочки контактов, как небрежно бросает все прямо на грязный пол. Погладив свежие ранки на ногах — поверх вытатуированных черных точек, показывающих, куда нужно было вводить иглы, была видна кровь — Анна раздраженно сплюнула на пол.
-Я ополоснуться, пока саму не вывернуло. Поставь там что-нибудь...
Не закончив своей фразы, Вторая зашлепала босыми ногами по полу в сторону ванной комнаты. Справившись, наконец, с собой — одним из методов борьбы с навязчивыми мыслями было предложить самому себе отложить тот ритуал, который требовал разум, на несколько минут — а там уже оно и само забудется — Лин, все еще чувствуя нервную дрожь, позволил себе опустить шарф и увидеть скрывшуюся в дверном проеме голую спину Второй, исчерченную черными схемами, всю в следах от уколов.
На самом деле, бояться было совершенно нечего, в конце концов, она всегда была такой, да и жили они все вместе уже давно, можно было бы привыкнуть. Можно было, но он так и не смог, пусть даже она была "стрелой", как и он сам. В бою он доверял ей без колебаний, но вот коротать время между операциями было для Юрия самым тяжелым занятием из всех, что он знал. На операции все было просто и понятно: иди куда скажут, стреляй, куда скажут, спасай, убивай, захватывай...командование позаботится о том, чтобы ты знал, что делать, а лекарства — чтобы ничего не помешало этим делом заниматься. Однако, когда дело касалось так называемого свободного времени, Лин попросту зависал в пустоте: как именно тратить это самое время, он попросту не понимал. Хуже было лишь то, что когда мозг его получал передышку, то тут же ею пользовался, чтобы вновь помучить хозяина навязчивыми мыслями одна другой страшнее, а уж когда рядом была Вторая — датчики стресса, если бы он их носил, как и она, наверное, все бы попросту сходили с ума.
Он знал, что был ужасным человеком — если его вообще можно было назвать таким словом (а Полковник и прочие всегда утверждали строго обратное), но, похоже, даже для таких существ, как он, было естественно ощущать...что-то, оказываясь в непосредственной близости от такой, как Вторая. Удивительно, но иногда это ему даже нравилось, пусть он и не мог толком объяснить, что это вообще такое: он любил смотреть на ее тренировки, а иногда и за тем, как она спит, пусть этому не было никаких логических причин. Очевидно, то было тоже одним из симптомов его болезни, ведь, как он узнал у одного из докторов в "Авроре", такие чувства также можно классифицировать как навязчивые состояния. Возможно, так и было, он не мог знать...но они почему-то были чуть приятнее обычных чудовищных, глупых или ужасающих своей "неправильностью" мыслей.
Притворщик вернулась спустя двадцать минут — все это время Лин задумчиво крутил в руках украденные ей кассеты, пытаясь справиться с очередным приступом (текущая навязчивая мысль уверяла Лина, что если он не покрутит каждую кассету в руках девять раз, то через три минуты захлебнется собственной кровью), так и не встав с кровати. Чего дергаться, телевизор все равно в той комнате, что оккупировала Вторая, значит, она уйдет и не будет ему мешать...мешать заниматься все тем же тоскливым ничем.
Лин ошибся. Притворщик — в потертых брюках и накинутой на плечи рубашке, застегнутой очень частично — не взяла кассеты и не ушла, а рухнула рядом с ним, заставив отодвинуться еще дальше к стене. Через минуту она уже растянулась на кровати, закинув босые ноги на стенку, да смотрела в потолок — настроение ее, судя по лицу, немного улучшилось после того, как "стрела" смогла принять душ.
-Что молчишь? — она легонько ткнула его в бок. — Опять стряслось чего?
-Нет, — впервые с момента ее прибытия открыл рот Лин. — Все в порядке.
-Ты и "все в порядке" паршиво сочетаются, — Притворщик прикрыла усталые глаза. — Что, все еще колотит?
-Н-немного, — пробормотал Юрий. — Мало данных в этот раз. Сложно работать...
-Расслабься. С того, что я слышала, работа будет чертовски простой. Вошли, взяли что нужно, всех замочили и по домам, — вновь открыв глаза, Вторая повернулась к Лину. — Ну чего ты опять дергаешься?
-Не знаю, — Лин смотрел в пол. — Я...
Я сейчас наброшусь на тебя и буду стрелять я не наброшусь и не буду стрелять я наброшусь и буду стрелять я не наброшусь и не буду стрелять...
Одним из самых раздражающих типов внутреннего диалога был именно этот, когда разум снова и снова подкидывал пугающую, абсолютно неприемлемую мысль, заставляя снова и снова отвечать на нее в отрицательном ключе. Шесть раз, три раза по шесть повторить эту цепочку "стрелять — не стрелять" и она отойдет, растворится, исчезнет, заменится какой-то другой, такой же абсурдной и пугающей, начисто лишенной смысла и не способной принести реальный вред, но тем не менее заставляющей выполнять ритуал. В такие моменты ему казалось, что мозг готов вскипеть в черепе.
-Может, кино посмотрим уже? Тебе надо отвлечься.
Лин не ответил. Она и сама знала, что он очень редко соглашался на такие вещи, ибо знал, что способен испортить любой просмотр. Когда дело доходило до книг, то его болезнь заставляла подолгу застревать на одной странице, снова и снова перечитывая текст, а когда он оказывался среди тех, кто смотрел телевизор...иногда ему хотелось просто взять пульт и начать переключать каналы — три по шесть и все спокойно — или же, например, убавлять и прибавлять громкость...как это раздражало окружающих, он прекрасно понимал, и потому предпочитал никогда не мешать ничьему досугу.
-А что ты принесла?
Он не хотел говорить, что даже не прочел аннотации на коробках, что все, что он делал — крутил их в руках.
-А, хватала, что было. Эта пакость же сбойнула, — Вторая кивнула на валявшийся на полу костюм. — Если бы вовремя не смылась, проявилась бы посреди улицы. Та еще потеха. Так, что тут у нас... "Зловещие мертвецы", "Механическая пила из Техаса", "Фантазм"...
-Фантазм? Это что-то о магах?
-С чего ты взял?
-Не знаю. Видел слово в каких-то документах, — Лин покрутил коробочку в руках, рассматривая изображенную там серебристую сферу со сверлами и лезвиями. — Правда не знаю, что значит...
-Может, наши уже пустили ту программу по информированию населения? — пожала плечами Вторая. — Ну что, это? Тут еще "Птицы" какие-то есть...
-Не люблю черно-белое, — Лин вгляделся в кадры на обложке. — Напоминает наши учебные материалы.
-Значит это, — легко согласилась Вторая. — Сетку позовем?
-А стоит? — при упоминании о третьем обитателе квартирки Лина чуть передернуло. — Она же спит, наверное...да и видит плохо, если только...
-Не боись, "надевать" тебя она не будет. Пусть своими глазками смотрит. Ну или послушает хоть...
-Привести ее?
-Ага, — Вторая лениво зевнула. — Если не засну тут, пока ты там копаешься, может даже посмотрим чего...
Медленно распрямившись, Юрий буквально свалился с кровати и, оправив шарфы, последовал вон из комнаты. Уж лучше отдать ей свою кровать, чем сидеть рядом и терзаться лишними мыслями. Уж лучше поговорить с Третьей, чем торчать со Второй. Самым чудовищным из них всех, конечно же, был Четвертый, но он редко покидал остров — слишком опасен, слишком непредсказуем, слишком сложен в обращении. Уже одно то, что их собрали вместе, означало, что либо ситуация серьезнее, чем им сказали, либо начальство по какой-то причине хочет перед кем-то покрасоваться. И то и другое не сулило ровным счетом ничего хорошего...
