-Чем...чем кончалась та сказка?
-Вечером весь город был расцвечен огнями иллюминации, гремели пушечные выстрелы, солдаты брали ружья на караул. Вот была свадьба так свадьба! Принцесса с тенью вышли к народу на балкон, и народ еще раз прокричал им "ура"...
Дверь — массивная серая громада — задрожала. Дрожала она все сильнее и сильнее.
-Ничего этого ученый не слышал — с ним уже покончили.
По двери поползло, расширяясь, темное пятно. По стенам, все дальше и дальше, расходилась сложная, переливающаяся, кажется, всеми существующими цветами паутинка.
Нет. Какие-то цвета определенно не принадлежали этому миру.
-Я бы хотел поговорить...
-У вас осталось мало времени.
-Не с тобой, словоблуд. Ты лишь ошметок силы, ее часть. Ты эмиссар, а мне нужен хозяин. Я хочу взглянуть на саму силу. Сейчас.
-Что вы надеетесь там найти?
-Я хочу знать, почему.
-Потому что никто не хочет продолжать.
Дверь жалостливо заскрипела, выгибаясь внутрь, словно бумага. Что-то, существовавшее сейчас, в нарушение всех мировых законов, по ту сторону, что-то бесформенное и незримое, проедало реальность, в которой очутилось, шаг за шагом.
-И все-таки я буду верить. До конца, до корня, как ты говоришь.
-Это ваш выбор. Полагаю, здесь мы прощаемся.
-Вопросы.
-Что?
-Ты знаешь, не так ли? Четыре вечных вопроса. Окажешь мне последнюю почесть? Как-никак, это все-таки наша с тобой битва...
-Что ищешь ты, Александр?
-Лишь бытие.
Паутина из чуждых цветов накатывается на пол.
-Что ищешь ты, Кай?
-Лишь тлен.
Пол блестит, словно лед на солнце.
-Где ищешь ты, Александр?
-Лишь в небытии.
Нет, он и правда становится льдом — угольно-черным, мертвенно блестящим.
-Где ищешь ты, Кай?
-Лишь в человеке.
В свои последние минуты он почти смеется, чувствуя, как поразительно жалки были его отчаянные попытки. Так хочется задержаться еще на минутку, так хочется рассмотреть мир, наползающий сейчас на их — быть может, хотя бы у того мира есть еще надежда и смысл...
-Чего желаешь ты, Александр?
-Лишь неопределенности.
Его предвидение всю жизнь было сродни осознанию, что падаешь с десятого этажа, а ноги уже давным-давно сломаны.
-Чего желаешь ты, Кай?
-Лишь очищения.
Где-то здесь определенно должна быть ирония. Где-то совсем рядом, где-то...
-Кто ты, Александр?
-Я — граница.
Дверь — а следом и стена — исчезают. Он, наконец, видит то, чем успел стать весь блок станции за какие-то жалкие десять минут, в которые он не выжигал наросты иной реальности на своей.
Он отворачивается от постепенно гаснущего экрана. Поднимает неведомо когда возникший в руке меч — больше обретшее форму проклятье, чем оружие из стали. Он шагает во тьму, задавая последний из вечных вопросов.
-Кто ты, Кай?
-Я — потеря.
1987 год.
Всю дорогу в лицо ему, словно упрашивая повернуть назад, дул холодный ветер. Всю дорогу — особенно последний час езды на дребезжащем, трясущемся, почище чем старая стиральная машина, трамвае — он никак не мог прогнать из головы голоса "стрел".
-Не ходи, — прямо сказала Притворщик, не думая над ответом даже пары секунд. — Порви этот мусор к чертям собачьим и не ходи, если мозги еще не все растряс.
-Я слышала истории, — Сетка даже воспользовалась голосом — что было очень на нее не похоже. — Слышала во многих. И часто. Иногда один или другой человек получал такое приглашение. Вам не нужно на него отвечать, потому что вы уже понимаете, что с ними случалось.
-В документе не сказано, что вы должны быть одни, — как всегда, четко и по делу говорит Лин. — Это значит, что я могу...
-Я вот чего думаю, командир, — посмеиваясь, говорит Неудачник. — Он тебя чуть было в землицу не зарыл, вприкуску с ведьмой и остальными. А теперь, как самолетики не сработали — кофеи гонять зовет. Ты сходи, конечно, сходи...и в морду ему пропиши да покрепче. О, и фото мне на память сделай, а? Всегда хотел поглядеть, как это чучело выглядит...
Ничуть не легче было слышать и слова полковника — но он, по крайней мере, смог дать ему пару советов.
-Были уже такие истории, права Сетка, — мрачно говорит глава "Атропы" — как же он сдал за эти дни. — Имен сейчас не вспомню, но иногда...иногда Директорат, точнее сам Кай — вызывает кого-то. На проверку — так они это именуют. И знаешь, почти не помню тех, кто ее бы прошел.
-Товарищ п...
-Я знать даже не хочу, что такого про тебя нарыли. А если бы и хотел — то вряд ли бы узнать сейчас успел. Я знаю одно — у нас сейчас бардак такой, что без "стрел" совсем зашьемся. Могу, конечно, подыскать вам что-нибудь...подальше, но тут риск есть, что до октября не управитесь. А в октябре мне все на местах нужны. Так что говори — идешь или...
-Я пойду, — ответил ему он еще тверже, чем тогда "стрелам". — Я должен...
-Должен что?
-Кое в чем разобраться. Для себя, — чуть помолчав, ответил он, почти не кривя при этом душой. — Думаю, иначе не скажешь.
-Ну что же, — Щепкин глубоко вздохнул. — Я знал, что ты скажешь, поэтому слушай. Это, как я сказал, проверкой зовется. Одному черту известно, что там проверяют, и что после таких проверок в мозгах у тебя будет. Так что будь осторожнее. Кай не раз нас всех от пропасти оттягивал, но лучше поберегись лишний раз. Почувствуешь, что тебя кто-то из Директората обработать намерен — уходи, если только можешь. Если не вырваться будет — знай, день я жду, потом поиски начинаем. Просто так тебя там никто не бросит...
Старый трамвай, что привез его в центр города, уже давно укатил дальше — но раненая нога после всей этой встряски совсем не желала успокаиваться. Дохромав — как мог ровно — до дверей кофейни, он остановился, чувствуя, что взяться за ручку будет, наверное, первым из списка подвигов на сегодняшний день. Что-то в нем отчаянно протестовало. Что-то тянуло его назад вместе с ветром, так и уговаривая перейти улицу, свернуть за угол и, попив чаю в какой-то невзрачной на вид забегаловке, отправиться прямым ходом на вокзал: подальше от Ленинграда, старинных кофеен, Директората и его первого секретаря. В тот момент, когда это чувство уже готово было взять верх, он толкнул дверь и вошел.
В зале было темно и тихо — а еще там было невероятно пыльно: создавалось впечатление, что все время, что здесь не проводились заседания Директората, кофейня стояла закрытой по какой-либо выдуманной причине. Так это было на деле или нет, он знать не мог, но для первого впечатления этого зала с убранной на столы мебелью вполне хватало. Для плохого первого впечатления.
Пройдясь по залу до самого конца, он не обнаружил ничего, кроме открытой двери — за ней начинал петлять какой-то тусклый коридор.
Хорошо же встречает Директорат...или это он так показывает, как мы ему нужны?
-Вы уже добрались, лейтенант, — тусклый голос, раздавшийся за спиной, заставил его резко обернуться. — Почти вовремя.
Он застыл на месте — удивление сковало его тяжелыми цепями. Это выцветшее ветхое пальтишко он уже когда-то видел. И это бесстрастное светлое лицо. Этот тяжелый, наполненный какой-то непознаваемой мукой взгляд, который невозможно было вынести. Где же...где же...
Ага. Вот оно.
-Кажется, я вас разок видел на Второй, — произнес он. — Вы должны проводить меня к первому секретарю?
-Боюсь, что первый секретарь это я, — все так же тускло ответил человек, руки, однако, не подав и вообще не сдвинувшись с места даже на шажок. — Кай.
В этот раз удивление избрало иную тактику — приложило его, словно многотонный груз, свалившийся аккурат на голову. Шуткой, даже глупой, это быть не могло — по одному только лицу человека было видно, что это слово в его словаре совершенно точно отсутствует. Человек смотрел на него, как смотрят на чересчур яркий источник света — с болью как от него самого, так и от невозможности отвернуться. Человек, казалось, не постарел и на день с тех пор, как они столкнулись когда-то в коридорах "Атропы", и этому могло быть только одно, далеко не самое приятное объяснение. Главная надежда человеческой части Директората человеком отнюдь не являлся. Прокручивая бешеной каруселью все спрятавшиеся в голове в былые годы байки и сплетни о первом секретаре, он почти неосознанно принялся перебирать варианты. Не полукровка и не психик, о принадлежности его к роду магов и говорить нечего. Что еще осталось? Апостол? Еще один Прародитель? Нет, исключено. Члены их "высшего общества" обычно друг дружку на дух не переносят, стал бы он проводить многосложные операции по освобождению того же Двадцать Второго...
Варианты кончались. Кто же перед ним, кто? Кто на него пялится, словно на гранату, готовую вот-вот рвануть?
-Как...как мне к вам обращаться? — спросил он, наконец, чтобы спросить хоть что-нибудь, а не стоять дальше истуканом.
-Кай, — вновь раздался лишенный жизни голос. — Прошу следовать за мной, лейтенант. Кабинет на втором этаже.
Путешествие по пыльным, плохо освещенным коридорам выдалось не из приятных. Стоило лишь на пару шагов забежать вперед и он почти что физически ощущал этот взгляд — мертвенно-холодный, взгляд человека, чьим единственным желанием, казалось, было разобрать его до костей и аккуратно сложить все это в печь.
-Вы живете где-то здесь? — попытался он начать разговор — не столько потому, что ему не хотелось идти молча, сколько для того, чтобы отогнать прочь это до боли неприятное чувство, которое он сам толком не мог объяснить.
-Жил. Раньше, — последовал ответ. — В сороковых. В настоящий момент я нахожусь там, где нужен больше всего. Что же до этого места...оно служит местом встреч уже, примерно, чуть больше века.
В сороковых.
Он сказал это.
Не отпирайся. Он все-таки это сказал.
-Ремонтом, видимо, занимались последний раз тогда же, — бросил он очередной пробный камень. — Не самое приятное местечко.
-Владельцем до сих пор является один достаточно древний магический род, — сняв ленточку-ограждение, что блокировала проход к лестнице, Кай принялся подниматься наверх. — Они уже не могут похвастаться силой, но их все еще уважают и часто приходят к ним за советами. Их оставшийся представитель не менее часто выступает в качестве посредника между частями Директората, когда возникают определенные спорные вопросы...
-И часто это происходит?
-Я думаю, вы провели на своем месте достаточно, чтобы самостоятельно ответить на подобный вопрос. Маги не ладят даже друг с другом, когда же дело касается людей, не посвященных во все особенности их...жизненного уклада — более того, которые вовсе не собираются в этом всем разбираться — конфликты неизбежны. Как и всегда, впрочем, когда дело касается людей. Мы пришли, — остановившись у небольшой двери, Кай потянул ручку на себя. — Проходите, лейтенант.
Кабинет был пуст. Пуст не в смысле отсутствия какой-либо мебели — там имелся небольшой стол и два кресла по обе его стороны, там были шторы все того же кроваво-красного цвета. На столе стояла включенной яркая лампа, а рядом лежало несколько папок с бумагами, но...
Кабинет казался стерильным. Любое человеческое существо — даже то, которое носило внутри Цепи — так или иначе оставляло свой след там, где жило или работало: что-то, иногда совершенно незначительное, но все же существовавшее. Какая-нибудь мелочь, за которую радостно цеплялся взгляд, подавая знак разуму — это место обитаемо. Даже брошенного второпях карандаша было иногда достаточно. Даже чернильной кляксы, раздавленного паука на стене, обуви в углу, да хоть бы и проведенной пальцем полоски в пыли. В кабинете ничего такого не было — и ему, казалось, недоставало лишь стекла, витрины — а первый секретарь был бы идеальной восковой куклой, которую можно было за эту витрину усадить. В конце концов, он выглядел ничуть не живее своей комнаты — где было настолько неуютно, насколько человек вообще мог осознать.
-Садитесь, — почти устало произнес первый секретарь, сам довольно быстро занимая место за столом. — Итак...вы знаете — или, быть может, догадываетесь — ради чего я вас сюда пригласил?
С ответом пришлось помедлить — не без опаски опустившись в кресло напротив, Алеев направил взгляд в стол: это было явно лучше, чем смотреть на своего собеседника.
-Скорректировать память после дела с ведьмой? — он постарался говорить спокойно и непринужденно. — Полковник говорил, что...
-Дело ведьмы решено, — оборвал его Кай. — Плохо или хорошо, но завершено. И у Директората уже нет ни одного лишнего часа, который можно было бы на него потратить.
-Тогда, боюсь, я не знаю, для чего здесь, — протянул лейтенант. — Но ведь вы мне...
-Хорошие слова, — в очередной раз прервал его речь первый секретарь. — Зачем вы здесь? Зачем мы все здесь? Вы когда-нибудь об этом задумывались?
-Я немного не...
-Ради чего вы делаете то, что делаете? Ради чего вы живете?
Он взглянул в лицо первого секретаря. И почти сразу же почувствовал, что делать этого не стоило: казалось, оно не изменилось ни на йоту, но вместе с тем в его чертах становилось все меньше и меньше реального — особенно когда оно двигалось. Он почувствовал глубокое отвращение, граничащее с тошнотой. Но от него ждали ответа. И он почувствовал, что обязан его дать.
-Несколько лет назад я бы не смог ответить, — собравшись с мыслями и словами, проговорил лейтенант, вновь предпочтя лицу собеседника гладкую поверхность стола. — Я...я просто плыл, куда несло. У меня был дом, как и у всех...как и у большинства, но он не был местом, в которое можно было бы вернуться. В которое хотелось бы возвращаться. У меня было мое дело. Я делал то, что умею, и...не знаю. Тогда я думал просто прожить жизнь до конца.
-Вы говорите в прошедшем времени. Надо полагать, произошли определенные перемены, не так ли? — вкрадчиво произнес Кай.
-Да уж, произошли, — кивнул он на свою раненую ногу и усмехнувшись — и в очередной раз заметив, что никакого отклика не последовало. — Я...я могу говорить все, что считаю нужным, так?
-Разумеется.
-Тогда... — он снова ненадолго затих. — Что ж...признаюсь, в первый год я думал, что свихнусь. Не знаю, у всех ли так...у многих, кажется, акклиматизация эта шла куда проще...но вот со мной тогда творилось что-то невообразимое. Однако, мне помогли...помогли удержаться.
-Полковник?
-"Стрелы".
-Весьма...неожиданный ответ. Разве большая часть ваших проблем не должна была быть связана именно с вашими...подопечными?
-Нервы они потрепали порядком, тут верно, — кивнул лейтенант. — Вот только без них...без них я бы, наверное, так и катился дальше по накатанной, без цели и смысла.
-Вот оно что. И ваша...цель — она совпадает с той, что заявляет Директорат?
Это не было похоже ни на ловушку, ни на проверку. Простой вопрос — простой и прямой, как ручка от швабры. Ему оставалось лишь ответить так же прямо.
-Вы разрешили говорить свободно, так ведь? — он взглянул — лишь на короткое время — в лицо первого секретаря. — Я искал цели, какого-то смысла — думаю, можно сказать и так. Я искал...может быть, не вполне осознанно, но все-таки искал — и ответов. На все, что происходит вокруг, и почему оно делает именно так, а не иначе. Оказавшись здесь, я получил кое-какие из них...и нашел смысл. Так, за компанию, — он неуверенно рассмеялся. — Я знаю что делаю и зачем. Мы, конечно, никак не ангелы. И со многим мне до сих пор тяжело мириться...вряд ли имеет смысл врать члену Директората, не так ли? Вы ведь наверняка знаете обо мне едва ли не больше, чем я сам...
