-Он справится, — тихо произнесла ведьма.
-Он должен это сделать, — столь же тихо вторил ей Каранток.
Каждая минута, казалось, разрослась до нескольких часов. Развалившееся в кресле тело подалось вперед, со всей силы вцепившись в подлокотники. Тряхнуло косматой головой — среди седых волос заблестели присосавшиеся пиявками эфирные нити.
-...первичное слияние успешно завершено, контроль передан Навигатору...
-...ожидаем установки курса...
-...немедленно подготовьте легкий комплект для последующих подключений...
-...зарегистрированы всплески в Цепях с шестой по тридцать седьмую, ожидаем ввода и фиксации ключа...
Пересохшие губы Кауко зашевелились, задрожали. Медленно, с большим трудом и болью раскрывая глаза, маг зашептал, затянул какой-то одному ему ведомый мотивчик — и каждое слово в том звучало отчетливее прежнего:
Дочь Луны, Куутар благая
Ты услышь моленье верных
Внемли песне нашей скорбной
Далеко в чужом краю мы
Далече леса родные.
Выстли серебром дорогу
Пусть твой свет нам путь укажет
Чтобы на сердцах на наших
Не сомкнулись когти Хийси
Смерть не зазвала в трясину
Не забросила на камни
Чтоб печали не поддались
Не шагнули в дом Туони...
-...ключ принят! Мы...
Корабль тряхнуло с такой силой, что далеко не всем удалось устоять на ногах — о том свидетельствовали долетевшие из некоторых углов крики. Узоры, сплошь покрывавшие пол, стены и потолок ходовой рубки, вспыхнули бледным огнем и покинули свои привычные места, заскользив, заплясав по всему помещению, образуя сотни совершенно безумных комбинаций за какой-то жалкий десяток секунд. Холод будто бы пошел на убыль — да и дышать почему-то вдруг стало заметно легче...
Августина, Леопольд и Каранток молча переглянулись. Но раньше чем кто-то из них успел произнести хоть слово, из кресла впереди донесся хриплый смех.
-А недурная будет лодочка, — коснувшись подрагивающими пальцами мокрого от пота лба, пробормотал Кауко. — Ну и куда вам ее?
Забитая в магнитофон кассета, наконец, издохла, не выдержав творимого над собою насилия. Обольщаться, впрочем, вовсе не стоило: словно бы почувствовав, что в салоне становится слишком тихо — если, конечно, не брать в расчет полные возбуждения голоса пассажиров, что вовсю делили места у окон — кто-то из пилотов пустил по громкой связи уже то, что крутилось в кабине, заливая внутренности машины веселой мелодией:
So long, Mom,
I'm off to drop the bomb,
So don`t wait up for me.
But while you swelter
Down there in your shelter,
You can see me
On your TV...
-Филин, а Филин?
-Чего еще?
-Ты ведь тоже...это видишь, да?
Асколь не ответил — просто потому, что ему самому сейчас отчаянно не хватало кого-то, кто мог бы помочь ему проснуться. А сделать это, несомненно, было необходимо, поскольку сон становился совсем уж безумным — честно говоря, он предпочел бы ледяную пустыню из своего давнего кошмара в Неаполе этому...этому...
Нет, слов для этого человечество точно еще не успело сочинить.
While we're attacking frontally,
Watch Brinkally and Huntally,
Describing contrapuntally
The cities we have lost...
Вертолетная стая спускалась с серых небес, прорываясь сквозь хлопья мокрого снега. Нырнув вниз, часть машин сразу устремилась на посадку, другие же — в том числе и та, что несла сейчас "Догму" и бетлемитов — решили отчего-то заложить лишний круг, облетая покоившуюся среди ледяных вод громаду.
Наверное, их пилоты не были еще готовы признать, что там, внизу, отнюдь не воплощенный каким-то безумцем мираж.
No need for you to miss a minute
Of the agonizing holocaust...
"Левиафан" был огромен — казалось, кораблю не хватало самой малости, чтобы человеческий разум вовсе отказался воспринимать структуру подобных размеров. Исполинская туша из пайкерита и стали медленно ползла вперед, омывая в заливе свои высокие борта, сплошь изрезанные многометровыми комбинациями рун, вокруг которых были в изобилии разбросаны геометрические фигуры — ломаные, ветвящиеся, вьющиеся змеями линии сплетали их в единую систему. Асколь, конечно, не мог определить на глаз, выполнил ли Барокшмидт свои угрозы о более чем километровой длине исполина — но и того, что палач имел возможность наблюдать, было достаточно, чтобы с горечью увериться в реальности происходящего.
Его воображение, в отличие от такового создателя "Левиафана", все-таки было еще не столь больным, чтобы потчевать хозяина подобными снами.
Little Johnny Jones he was a U.S. pilot,
And no shrinking violet was he.
He was mighty proud when
World War Three was declared,
He wasn't scared,
No siree!
Полетная палуба ледовой громадины призывно мерцала огнями. Уродливый нарост на теле колосса — командный мостик в окружении совершенно несусветного вида антенн и неясного предназначения башенок, испускавших гнилостно-желтый свет — теперь можно было разглядеть чуть лучше: по накинутым, казалось, без всякой системы мосткам муравьями семенили человеческие фигурки, суетясь возле причудливых орудий, сползая и стремительно взбираясь вверх по многочисленным лестницам.
-Я не верю, — нервно пробормотал Хлыст. — Они все-таки позволили ему построить эту хреновину.
-А нас все-таки заставили на ней плыть, — вздохнула Шепот. — Эрик, ты как вообще? Эрик?
Факел не ответил — лишь отстранился от оконца и, вздрогнув всем телом, опустился на скамью.
-Кажется, ему нехорошо, — взволнованно прошептала Амальгама. — Эрик, если я могу чем-то...
-Что-то я... — Факел на миг замолчал, будто бы прислушиваясь к чему-то — в следующую же секунду на лицо его наползла вымученная улыбка. — Тот зуб. Он, кажется, прошел.
-Довольно впечатляющее зрелище, — Ренье, и сейчас умудрившийся остаться островком спокойствия в море безумия, уступил место у иллюминатора Сильвестре и подошедшей к палачам Деляну. — Как думаешь, Филин...
And this is what he said on
His way to Armageddon...
-Я думаю, нам еще повезло, — вздохнул Кат.
-В каком это смысле?
-Большую часть времени мы будем внутри этого, — усмехнулся палач. — Не придется подолгу глазеть на ублюдка.
-Могила уже гонит сюда обещанные корабли сопровождения, — включилась в разговор Андра-Мария. — На них хоть глаза отдохнут.
-Отдохнут, ага, — пробасил кто-то из рыцарей. — Да глядя на это страшилище, их вырвать к хренам хочется...
Вертолет завершал круг — несколько других машин, уже успевших сесть, сейчас увозил в брюхо гиганта массивный подъемник.
-Что-то у меня нет желания на нем куда-то плыть, — один из бетлемитов поднял затравленный взгляд на своего офицера.
-А куда ты теперь-то денешься? — в голос расхохотался Юхас.
So long, Mom,
I'm off to drop the bomb,
So don't wait up for me...
-Заходим на посадку! — рев пилота прокатился по салону. — Мальчики и девочки, займите свои места, достаньте ручки и пишите завещания. Кто уже озаботился таковым, может начинать молиться — лишним точно не будет...
But though I may roam,
I`ll come back to my home,
Although it may be
A pile of debris...
Вертолет снижался. Проигнорировав слова, долетевшие из кабины, Кат остался стоять, вцепившись рукой в край крохотного оконца, сквозь которое было видно сейчас столь многое.
Ледяной ветер трепал волосы и обжигал лицо, швырял в него мокрые комки снега, что в считанные секунды таяли и тощими струйками сползали за воротник. Жизнерадостный голос певца продолжал терзать уши, но головная боль словно была снята чьей-то милосердной рукой. Отрешенно глядя на палубу, что становилась все ближе и ближе, на спешащих к садящейся машине людей в теплой одежде, палач не мог заставить себя отвести взгляд — даже желание сморгнуть налипшие на веки снежинки далеко не сразу перетекало в действие.
Вызов брошен и принят. Приговор вынесен — оставалось лишь его исполнить. Если бы во власти его было сейчас остановить время, неизвестно, сколь долго Кат позволил бы жить этому мгновению, сколь долго бы оставался здесь, на точке невозврата, такой, казалось бы, ничтожной и смешной...
Как, наверное, и вся его жизнь в глазах того, кого ему должно сразить, чтобы просто-напросто устоять на краю.
Как, наверное, и слова, что он ночь за ночью вырезал на том фальшивом Ключе.
Remember, mommy,
I'm off to get a commie,
So send me a salami,
And try to smile somehow...
Отпрянув от окна, Асколь вытянул клинок, в каком-то чудном оцепенении впившись взглядом в неаккуратно выведенные буквы, в слова, которые ночь за ночью врезал не только в металл, но и, похоже, в себя самого.
-Roserne voxe i Dale...
-Филин? Ты что-то сказал? — кажется, это был голос Ренье.
Встрепенувшись, сбросив с себя эту странную оторопь, палач поспешил скрыть клинок в своих одеждах.
-Нет. Тебе показалось.
Машина коснулась палубы.
Асколь не мог найти тому ни единого объяснения, но отчего-то ему сейчас стало бесконечно легче на душе.
-"Догма", выходим, — пробормотал палач, привычными движениями ощупывая карманы на предмет сигарет. — И постарайтесь мне за борт без приказа не валиться...
Время нельзя было ни остановить, ни умолить замедлить свой ход.
Оставалось лишь встретить то, что оно припасло впереди.
I'll look for you when the war is over,
An hour and a half from now!
Интерлюдия 16. По старому плану
Ленинград, 1 ноября.
Припаркованные у дверей "Амаранта" машины уже порядком присыпало снегом: мягкие хлопья его, спускавшиеся с пепельно-серых небес в количествах совершенно неприличных, имели, казалось, все шансы погрести под собой весь этот небольшой, стихийно образовавшийся автопарк — если владельцы его составляющих продлят свою встречу еще хотя бы на пару-тройку часов.
Тяжелые, пропитанные пылью бархатные шторы на латунных кольцах стекали вниз по мутным, безжизненным окнам, надежно храня таившийся за ними зал от первых лучей дневного света и лишних взглядов, что мог невзначай подарить какой-нибудь ранний прохожий. Все ту же пыль выдыхали, стоило только чьей-либо ноге их коснуться, ковры, не выбивавшиеся годами, она же горела на тусклых, вычурных лампах — а облака табачного дыма, которым едва ли было куда бежать, служили последним штрихом к неприглядной картине всеобщего удушья.
Большая часть кресел пока что пустовала: собравшихся сейчас в зале можно было без труда перечесть по пальцам одной руки — добавив к ним еще одного гостя, пришлось бы, впрочем, уже пускать в дело и вторую.
Глава "Атропы" занимал одно из мест за укрытым багряной тканью столом — развалившись на старом, скрипучем стуле, с которого, словно кожура, давно уже слез весь лак, полковник Щепкин изводил мрачным взглядом стоявшую пред ним пустую чашку. Сидевшего аккурат напротив Снегового добавили сюда, казалось, ради пущего контраста — его тощая, сгорбленная фигура на фоне массивного полковника приобретала сходство даже не с жердью, а с измочаленной каминной спичкой в венце безнадежно седых волос. В углу, положив ногу в дорогой туфле на другую, сидел человек чудовищно небритый и взлохмаченный — время от времени он отпивал кофе из чашки и, обводя присутствующих ленивым взглядом, чему-то усмехался. У окна расположился лысоватый и низкорослый человечек с совершенно непримечательным лицом — Василий Назарович Ночка мог легко показаться случайным гостем на этой встрече повелителей жизней...кому угодно, кроме тех, кто крепко знал — судьба любого офицера разведки Клуба находится именно в его сухоньких руках. Пятое кресло оккупировал толстогубый, с землистым лицом, человек весьма и весьма солидной комплекции: сверкая буквально сочащейся жиром шевелюрой, он рылся в разложенных на столе бумагах, словно актер, позабывший в самый отчаянный момент нужные слова.
-...следовало прикончить ее давным-давно, — раздраженно прошипел Снеговой, скомкав и отшвырнув прочь небольшой лист бумаги. — Который раз читаю и который раз не могу поверить. Неужели когда она выводила эти каракули, то правда считала, что сможет к нам вернуться? Нет, как по мне, это просто идиотская шутка...
Полковник раскрыл было рот, но, как уже несколько раз до сего момента, замер, пережидая очередную вспышку головной боли. Та прибыла на порог около часа назад — и распаковав в его черепе чемоданы, доверху забитые пыточными инструментами, активно принялась за дело.
-Вполне в ее духе, — выдохнул он наконец, устало потерев лоб. — С ее точки зрения, мы первыми...
-Кого из присутствующих волнует точка зрения этой старой суки? — презрительно фыркнул Снеговой. — Какая щедрость, вы только посмотрите. Я вас закладываю с потрохами, но вы не обижайтесь — ведь я вам письмом сообщаю, что именно вашим врагам скажу! Будете знать, откуда ждать удара, шансы у вас будут равные... — ведущий специалист по гибридным особям скрипнул зубами. — Ведьму следовало закопать сразу после войны, я вам говорю...
-Да ты, Аркадий, только о ней и говоришь последнее время. Все косточки давно уже перемыл, а все равно не унялся...
Утробный голос, прокатившийся по помещению, принадлежал Борису Лисянскому — оторвавшись от занимавших его до того момента бумаг, этот изрядно располневший к своему шестому десятку человек, вот уже двадцать два года курировавший направление психиков, устало вздохнул и вновь забасил:
-И знаешь еще что — мне это порядком уже надоедать стало. Ты хоть помнишь, чего ради мы сегодня встали до рассвета и сюда прикатили? Напомнить, может? Так я напомню, мне ж не трудно. А собрались мы раньше срока, чтобы обсудить все наедине, без магов. Дружной компанией, ага. Настолько дружной, что даже некоторых наших...товарищей не позвали — в чьей лояльности давно уже сомнения имеются...
-Я все прекрасно помню, — процедил Снеговой. — И тем не менее...
-И тем не менее, ты битый час воешь про Базилевскую, как бабка базарная. А могли бы уже давно дело обсуждать. Ну что ты так смотришь? Что я неверного сказал?
-А ведь он прав, — сам удивляясь, что нашел, в чем может согласиться с Лисянским, произнес глава "Атропы". — Что с тобой стряслось? Еще года четыре назад ты таким не был. А лет шесть тому...помнишь свое последнее дело у японцев? Блестящая работа же — и это я тебе говорю, а ты знаешь, как часто мы лбами сшибались.
-Что теперь былое вспоминать, — заворчал Снеговой. — Почти все, чего я достиг, вместе с "Огнивом" и похоронили. А если бы не ведьма...
